* * *

Съев полную миску пасты и огурчиков, я прошла к нашему новому, но невероятно дорогому дивану. Мама Шейна купила его для нас в качестве подарка на новоселье, несмотря на то, что Шейн жил в этой квартире уже много лет. Но я не собиралась жаловаться. Теперь у нас был огромный мягкий диван светло-голубого цвета с более темными подушками. Он замечательно смотрелся с нашим новым кофейным столиком цвета грецкого ореха. Ничто из этого не было в стиле Шейна, но он был так счастлив от нашего совместного проживания, что был готов согласиться на все, что я хотела. Мне было даже немного неудобно, что я использую это в своих интересах. Ну, совсем чуть-чуть.

Помыв посуду и убравшись, Шейн присоединился ко мне, и мы заняли нашу обычную позу — я лежу на диване, мои ноги покоятся на его бедрах, а он массирует мои отекшие ноги.

— Знаешь, — начал он, — я читал, что секс может ускорить роды.

Приоткрыв один глаз, я посмотрела на него.

— Это мужчина написал?

Я похожа на чертова кита, а когда стою, не могу видеть свои ноги. Я не хотела секса. Ни с Шейном, ни с кем бы то ни было. Если бы Райан Гослинг вошел бы в эту дверь прямо сейчас, я бы сказала и ему приходить в другой раз.

Шейн засмеялся и продолжил массажировать мои ноги.

— Просто предложил, — сказал он, прежде чем взять пульт и включить игру. Я была слишком уставшей, чтобы предложить смотреть что-то другое.

Я не заметила, как заснула, но, вероятно, так и было, потому что тихие ободряющие звуки разбудили меня. Это и какое-то расстройство желудка. Я открыла глаза и увидела Брайана, сидящего в кресле рядом со мной с пивом в руке.

— Привет, — сказал он, заметив, что я зашевелилась и села.

— Где Шейн? — спросила я слабо.

— В другой комнате, разговаривает по телефону, — сказал он и снова вернул внимание к телевизору. Полностью выпрямившись, я сделала глубокий вдох и скривилась, когда почувствовала давление в животе. Я положила руку на живот, пытаясь «поговорить» с ребенком и успокоить его. Но ребенок не слушался.

Затем я издала легкий стон, и Брайан взглянул на меня, делая глоток своего пива.

— Ты в порядке? — спросил он, приподняв брови.

— Да, — кивнула я. — Желудочный спазм. Пройдет.

Он кивнул, но выглядел неуверенно.

Я воспользовалась подлокотником, чтобы встать, но как только я это сделала, меня пронзила новая боль внизу живота.

— Ого, — сказала я, используя плечо Брайана, чтобы не упасть. Это еще раз привлекло его внимание, и он повернул голову в мою сторону. Но не поднял глаза, а уставился на то, что было перед ним.

— Ты только что написала в штаны? — спросил он, слегка скривившись.

Я посмотрела вниз, но не увидела ничего за своим огромным животом.

— Что? Нет! Я имею в виду, я так не думаю, — сказала я, поворачивая голову под разными углами, стараясь увидеть то, что видел Брайан.

Затем я почувствовала это.

Еще одна волна жидкости потекла из моего тела, и мои леггинсы промокли до колен. И это я смогла увидеть.

— О, Господи.

— Что? — сказал Брайан, наконец-то посмотрев на меня. — О, Господи. Что?

Слова выходили медленно, как будто я не могла поверить в то, что происходило.

— Я. Думаю. У меня отошли…

Но у меня не было шанса закончить предложение, потому что крик Брайана заглушил все:

— Ш-е-е-ейн!


* * *

Роды были такими, как все говорят, и такими, про которые не упоминал никто. Почти год я растила это маленькое существо внутри себя. Потратила месяцы на подготовку к родам. Мое тело готовилось, подстраивалось. Я проходила через это в течение нескольких месяцев. Дата родов была еще через неделю, но я уже была готова к этому. Я устала от беременности. Я устала ждать. Я устала.

До тех пор, пока не отошли воды.

Наконец-то подошло время к тому, что я больше не буду беременной. Мое желание сбывалось, а я хотела все вернуть назад.

Внезапно я оказалась не готова к тому, что больше не буду беременной. Я не могла отпустить это. Мне нужно было больше времени. Больше времени, чтобы закончить читать те книги. Больше времени, чтобы запомнить режим кормления. Больше времени, чтобы подготовиться к тому, чтобы не быть беременной. Очень странно, но я была расстроена из-за этого. Не говоря уже о чертовской боли, которая поджидала меня. Кто, черт возьми, может хотеть этого?

Но Шейн взял на себя ответственность. В этот раз он взял все под свой контроль. Он мягко и спокойно повторил все, о чем писалось в книгах по подготовке к родам. Он говорил мне, что я была самой сильной женщиной, которую он встречал. Что мы оба готовы к этому, и он будет рядом со мной на каждом шагу.

Я посмотрела прямо в его глаза, когда он сказал это, и так спокойно, как могла, сказала ему идти и трахнуть самого себя, потому что он не имел никакого понятия о том, через что мне предстоит пройти.

И я была права. Он понятия не имел. Но и я не имела.

Через все крики, слезы, мольбы об обезболивающем, через несчетные часы настоящей пытки, через то, как я тужилась, через пот, через всю работу, мы смогли все преодолеть. Как пара.

По крайней мере, Шейн сказал, что все закончено.

Но я знала лучше. Я все смогла. Это я часами тужилась, чтобы вытолкать ребенка наружу. Сильная пара? Ни черта. Это я супергерой.

Но когда я увидела его, держащего нашего малыша, завернутого в розовое одеяльце, я не стала озвучивать свои мысли. Потому что без него я бы не была здесь сейчас и не смотрела бы на свою дочь.

Нашу дочь. И из-за этого я решила дать ему немного поблажки.

— Это не мальчик, — сказала я, борясь с тем, чтобы оставаться с открытыми глазами.

— Да, — сказал Шейн, отказываясь отвести от нее взгляд. — Она определенно не мальчик. Я дважды проверил сам.

— Ты разочарован? — спросила я с любопытством. И волнением.

Он тут же отвел взгляд от нее и посмотрел на меня, а затем опять вернул внимание к нашей дочке.

— Я ни за что ее не променяю.

Шейн был бесповоротно влюблен в этот трехкилограммовый комочек. Маленькая девочка полностью похитила его сердце, отодвигая меня на задний план.

Меня это только заставило улыбнуться.

— Нужно придумать ей имя, — сказала я, стараясь изо всех сил выпрямиться, но все еще не чувствуя ног.

— Какие мысли? — спросил он, посмотрев на меня.

— Ты первый.

Он посмотрел на нее и сказал:

— Амелия.

— Звучит как Наталия, — сказала я ему, определенно я не была уставшей настолько, чтобы скрыть резкость в голосе.

Он начал закатывать глаза, но потом подумал.

— Хиллари.

— Как Клинтон?

— Ладно, зануда, — сказал он, смеясь. — Давай твои предложения услышим.

— Хлоя.

— Как Кардашьян? — спародировал он мой прежний тон.

— Отлично… Как насчет Алексис?

Он покачал головой и пробежался пальцами по ее крошечному сморщенному личику.

— Ее будут обзывать Секси Лекси.

Я откинула голову на подушку, пытаясь придумать имя, на которое мы оба согласились бы. И оно пришло.

— Как насчет Шарлиз. В честь твоей мамы.

Шейн посмотрел на меня, удивленный моим предложением.

— Правда? — спросил он.

— Да, — кивнула я. — Твоя мама так удивительно ко мне относилась все это время. Я думаю, это отличный способ поблагодарить ее. И мне нравится это имя.

Шейн улыбнулся.

— Мне тоже нравится, — сказал он и посмотрел на нашу девочку. — Привет, Шарлиз, — мягко сказал он ей. И на этом, мило зевнув, она проснулась. А затем этот мягкий звук превратился в самый пронзительный визг, который я когда-либо слышала.

— Голодная, я думаю, — сказал Шейн, передавая ее мне, чтобы покормить. Медсестра уже приходила, чтобы показать, как ее лучше кормить. К счастью, сейчас все было гораздо понятнее.

Я смотрела, как Шейн направился к столу, где лежали какие-то бумаги, и начал писать.

— Имя… Шарлиз. Фамилия… — он посмотрел на меня. — Напишем через дефис?

Я покачала головой.

— Нет, просто Карлайл.

— Ты не хочешь, чтобы я записал Кессел? — удивился он.

— Зачем? Озадачивать ее и всех вокруг? Мне не нужно писать мою фамилию на бумаге, чтобы доказать, что она наполовину моя. Я потратила часы, чтобы вытолкать ее из себя. Я знаю это. И она поймет это когда-нибудь, — сказала я.

Шейн засмеялся.

— Я тебя люблю.

— Хорошо. Потому что ты официально застрял со мной на следующие восемнадцать лет, — сказала я ему, смотря на Шарлиз.

Он наблюдал, как я кормила нашу дочку, и я знала, даже не смотря на него, в его глазах было абсолютное обожание.

— Я с тобой на гораздо более долгий срок, — сказал он.

Я посмотрела на Шейна, закусив губу.

И я тоже. Я знала без всяких сомнений, что я с ним на всю оставшуюся жизнь.

После того, как Шарлиз поела и опять заснула, Шейн напомнил мне о том, что нам осталось сделать, прежде чем мы позволим всей публике, которая сидела и ждала в коридоре, зайти. Он вытащил камеру из сумки.

— Семейная фотография на стену, — сказал он.

Я застонала, начала спорить, что ужасно выгляжу и слишком усталая, но он поцелуем заставил меня замолчать.

— Для меня ты выглядишь самой красивой, — сказал он, отстраняясь.

Я ненавидела Шейна за то, что у него всегда находились нужные слова.

Он дал мне минуту, чтобы убрать волосы и нанести немного блеска для губ. Если фотография будет висеть на стене много лет, и все это будут видеть — конечно он мог дать мне пару минут, чтобы немного освежиться.

Шейн установил камеру и включил таймер, затем быстро подбежал к кровати и сел рядом со мной. Одну руку он обернул вокруг меня, а второй поглаживал головку Шарлиз. Сработал таймер, включилась вспышка, но мы не обратили на это внимания. Только не тогда, когда у нас было что-то такое прекрасное, чтобы сфокусироваться на этом. 

Эпилог

Шейн

Два года спустя


В квартире было тихо. Слишком тихо. Непривычно тихо. Несколько лет назад тишина была моим любимым звуком. Я мог работать за компьютером, редактируя фотографии часами и не отвлекаясь. Я мог многого достичь за эти часы покоя, потеряться в работе. Я расцветал в эти часы.

Сейчас, когда я сидел перед компьютером и не слышал ни звука, мне было некомфортно. Я не мог сконцентрироваться. Мне не нравилось это. Тишина и покой уже не были для меня нормой.

Нормой были взрывы детского смеха, слова вперемешку, не законченные предложения, но я мог понять все, что мне было сказано. Как будто это был секретный язык, который понимали только мы с Ли. Крики, отдающиеся эхом в каждой комнате, вне зависимости от того, где кричали. Громыхающие кастрюли и сковородки, разбросанные игрушки, образовательные мультики по телевизору. Такой была моя жизнь.

Но сейчас ничего такого не происходило.

Если бы вы спросили меня, сколько бы я заплатил за такую тишину пару лет назад, я предложил бы все, что у меня есть. Я все еще содрогался от полночного крика.

Тот первый год был адом на земле. Я думал, мы с Ли видели все самое худшее друг в друге. Те несколько недель, которые мы провели врозь — это было ничто. Прибавьте к этому бессонные ночи, и вы увидите, на что действительно способны люди, какими невыносимыми они могут быть. И мы такими были, но я бы не променял это ни на что на свете.

Потому что на каждый ужасный момент, когда я затыкал уши и хотел ударить кого-нибудь, находилось несколько идеальных, красивых, смешных, достойных фотографии моментов, и я забывал обо всем остальном. Между злостью и враждой, я влюблялся в Ли все сильнее и сильнее с каждым днем. Я не думал, что это было возможно, влюбиться в Ли сильнее, чем когда она рожала Шарлиз, но это случилось. И с тех пор с каждым днем я влюблялся все сильнее и сильнее.

Я мог смотреть, как Ли делала самые обычные вещи, и это завораживало меня. Когда она купала Шарлиз или танцевала на кухне, держа дочь на руках. Когда Шарлиз прикладывала свою маленькую ручку к щеке Ли, а та притворялась, что съест ее. Возглас радости Шарлиз, который она приберегала только для своей мамочки Мое сердце выпрыгивало из груди каждый раз.