— Скажите, а Витя действительно опасен? Я до сих пор не могу поверить, что он угрожал жизни Владика! Неужели он способен на такое?

— Учитывая то, чем занимался ваш муж, думаю, что вполне. Но если мы сможем его вовремя задержать, этого не случиться. Однако вы должны понять, что без вашей помощи нам это будет сделать гораздо сложнее. Поэтому соберитесь и постарайтесь сообразить, куда мог поехать ваш супруг.

— Я правда не знаю, — Лида глубоко и тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Малыш тоже успокоился и занялся изучением пряди волос, выбившихся из пучка матери.

— Лида, у вас есть запасные ключи от машины вашего мужа?

— Да, кажется они лежат в секретере. Я сейчас посмотрю.

Она вышла из комнаты и через минуту вернулась, неся дорогой позолоченный брелок с фирменной эмблемой. Макс забрал ключи, и спустившись вниз, открыл багажник. В большом непромокаемом мешке он обнаружил плащ, болотные сапоги и большой охотничий нож, на котором были видны следы бурой засохшей крови. Теперь стал понятен безукоризненный внешний вид Филиппова: на костюмчик — плащик и все в ажуре!

Когда Макс вернулся в квартиру, он застал Лидию на кухне. Она молча сидела у стола, глядя невидящими глазами в окно, за которым снова на мрачном низком небе собирались серые снежные тучи. Малыш весело гулил в детском стульчике, перебирая мягкие кубики.

— Лида, как вы себя чувствуете? Может, стоит пригласить врача?

— Нет, спасибо, я в порядке. Я тут подумала, может быть вам пригодится Витина записная книжка. Она всегда лежала в его столе. Мне кажется, что он ее оставил дома, потому, что все телефоны у него были забиты в мобильный, а этим блокнотом он в последнее время почти не пользовался. Говорил, что если вдруг потеряет телефон, то по памяти не сможет восстановить все контакты, поэтому время от времени записывал туда нужные номера. Я сейчас принесу.

Лида с видимым трудом поднялась на ноги и прошла в соседнюю комнату. Со спины она напомнила Максу старушку. Такая же сгорбленная спина, опущенные плечи, шаркающая походка, небрежно сколотые на голове простенькой заколкой волосы.

В кармане затрезвонил мобильник. Звонил Березин.

— Леха, ну наконец-то! — обрадовался Королев, — Ты все время был вне зоны. Есть что-нибудь новенькое?

— Есть, — голос Алексея был каким-то замороженным, деревянным. «Стеклянный, оловянный, деревянный» — пронеслось у Макса в голове.

— Ну, как там Мальцева? Довезли?

— Наверное… Ее врачи забрали. Сказали, что на первый взгляд жить будет, но более точной информации они навскидку не дают, — Березин замолчал, в трубке послышалось характерное чирканье и Макс понял, что он прикуривает.

— Макс, тут наши ребята с Валентинычем в подвале поработали.

— Нашли что-нибудь?

— Нашли такое, что мы теперь всей бригадой ночей десять спать не сможем. Этот урод девчонок кромсал, как бифштексы. Душил, а потом снова резал… Нашли три расчлененных трупа. Опознать почти невозможно. Он их в подвале закапывал. Сука! — сквозь зубы выругался он.

— Изнасилование?

— Пока невозможно ничего сказать точно, но Валентиныч обещал поторопиться. Да и потом, сам понимаешь, времени прошло немало. Ну а у тебя там как? Из твоих скупых посланий я понял только то, что ты его проворонил. Так?

— Так, Леха. Зато я осмотрел машину — Филиппов оставил ее и смылся либо на автобусе, либо поймал частника. Нашел в багажнике мешок, а в мешке полный комплект одежды: плащ, сапоги и нож. На лезвии явные следы крови.

— На фига ты поперся осматривать машину без свидетелей? Ты что, первый день на этой работе?! Нас же теперь с бумажками затаскают!

— Да ладно тебе, у нас каждая секунда на счету. Поговорю с Валентинычем, он что-нибудь придумает. Будут тебе и ордер, и понятые, и кофе и какава с чаем!

— Очень смешно! — безрадостно хмыкнул Березин.

В комнату вошла Лидия. Увидев, что Королев разговаривает по телефону, она молча положила на журнальный столик маленький стильный блокнот в дорогом кожаном переплете и вышла в кухню. Он молча кивнул.

— Сейчас пытаюсь говорить с женой. Он ей угрожал, что убьет ребенка. Поначалу она, конечно, была в шоке, но по-моему уже немного пришла с себя. Вот, только что принесла мне записную книжку Филиппова. Сейчас буду изучать.

— Я через час-полтора подъеду. Если куда-нибудь двинешься — звони.

На пороге кухни появилась Лида.

— Хотите, я могу сварить кофе?

— Хочу, Лидия Сергеевна. Я думаю, что вам тоже не помешало бы выпить чаю и чего-нибудь съесть. Вы ведь еле на ногах стоите, а у вас ребенок.

— Да, вы, наверное, правы. Я сейчас.

Макс присел на кресло и раскрыл первую страницу.

* * *

Инна сидела за столом в своем кабинете и тупо смотрела в тетрадку, исписанную красивым, ровным детским почерком. Сочинения на свободную тему, — это то. что она любила и давала писать своим ученикам довольно часто. Она всегда с интересом читала эти первые пробы пера. Детская искренность, непосредственность и незакомплексованность заставляли порой задуматься над такими вещами, мимо которых взрослые люди порой проходят, не замечая их. Но сегодня она просто не могла заставить себя сосредоточиться. Мысли вертелись и путались. Уже почти три часа, уроки закончены, а от Алексея так и не было вестей. Примерно в одиннадцать она все же не выдержала и набрала его номер. С тех пор звонки ее стали регулярными, на каждой перемене, а один раз она даже нажала «Вызов» на уроке. Вызываемый ею абонент уже почти четыре часа находился вне доступа сети. Макс же все ее звонки сбрасывал.

«Что-то случилось!» — в панике думала она, в который раз перечитывая первую страницу сочинения и не понимая ни единого слова. Ладони то и дело покрывались противным липким потом, который приходилось вытирать платком.

Дверь кабинета открылась и в класс вплыла Раиса Андреевна Велешева. Высокие каблучки темно-синих лакированных туфель царственно постукивали по деревянному полу, оставляя на мастике едва заметные следы. Строгая прическа и аккуратно наложенный макияж. Ногти — мечта! Длинные, едва тронутые телесным лаком. Наверное, на фоне Олеси Витольдовны в ее дырявых заляпанных кофточках и растянутых чулках, она чувствует себя принцессой Уэльской, никак не меньше, — мимолетно подумалось Инне.

— Добрый день, Инна Викторовна, — завуч прошествовала мимо Инны и присела на стуле напротив нее. — Ну, и почему я вас так и не дождалась? Почему я сама должна ходить к вам?

Инна потерла воспаленные глаза, которые ко всему прочему начали еще и слезиться. «Вот черт, наверно тушь размазалась!» — с досадой подумала Инна и мельком взглянула в висевшее на противоположной стороне кабинета зеркало.

— Простите, Раиса Андреевна, а почему вы меня ждали? Сегодня же не было педсовета.

— Конечно, вам же наплевать на мои приказы! Впрочем, я не удивлена, ведь вы постоянно игнорируете и меня и мои просьбы, — холодно усмехнулась завуч, покачав головой.

— Какие приказы? Какие просьбы? Извините, но я вас просто не понимаю! — Инна изо всех сил пыталась вспомнить о чем таком важном ей надо было поговорить с Велешевой, но ничего не вспоминалось.

— Мне казалось, что я ясно и доходчиво пояснила позицию администрации нашей школы в нашем прошлом разговоре. Вы со своими методами воспитания и поведения, совершенно не вписываетесь в нашу команду. Поэтому, или вы пишите заявление сами, или я уволю вас по несоответствию. Поверьте, моих связей хватит, чтобы испортить вашу репутацию раз и навсегда. Но если вы сделаете это сами, то я смогу обеспечить вам неплохие рекомендации.

Инна немного помолчала, глядя на свою царственную собеседницу.

— Это шантаж? — спросила она наконец.

— Помилуй Боже! — воскликнула она с хорошо разыгранным изумлением. — Я просто пекусь о здоровой атмосфере в нашем дружном коллективе. Поймите, что вы вносите диссонанс в наш размеренный ритм. Я давала вам шанс пересмотреть свои принципы, и не раз! — она воздела холеный палец к потолку. — Но видимо вы не считаете необходимым измениться, и именно по этой причине нам надо расстаться.

Инна молча пододвинула к себе первый попавшийся чистый лист и размашистым почерком написала требуемую бумагу. Поставив подпись, она подняла глаза и увидела торжествующий взгляд Раисы Андреевны и ее победную улыбку. И тут Инна расхохоталась. На фоне того, что в последнее время происходило в ее жизни, увольнение стало казаться таким мелким, ничтожным и смешным, что она не выдержала.

Ей было безумно весело смотреть, как задыхается от возмущения Раиса Андреевна.

— Уважаемая госпожа Велешева! — произнесла Инна, промокнув выступившие от хохота слезы. — Вы, конечно, здесь царь и бог. Ни для кого не секрет, что даже наша старенькая директриса ходит у вас по струнке, потому что досиживает в своем кресле последний год. Потом вы станете полноценной хозяйкой и владычицей. Об этом все знают. Но я все же напоследок скажу вам то, что думаю о вас и о вашей «команде». Вы просто немолодая, несчастная и очень глупая женщина. Вас никогда не любили ни дети, ни их родители. Впрочем, как и вы их. Потому что в противном случае вы никогда не стали бы держать у себя в школе таких педагогов, как Олеся Витольдовна. Вы не имеете представления о том, что у детей тоже есть достоинство, которое сильно страдает, когда по нему топчут ваши туфельки с десятисантиметровыми шпильками. Дети для вас просто ступеньки, по которым вы взбираетесь по карьерной лестнице. А ведь это живые ступеньки, которые тоже могут страдать, болеть, переживать и плакать от вашего равнодушия и черствости. Они, к сожалению, не могут вам сказать этого, потому что находятся в вашей власти. А вот я могу и мне от этого стало очень хорошо и легко. А теперь возьмите мое заявление и прощайте! Рекомендации ваши мне не нужны. Счастливо оставаться!

Инна встала из-за стола и, подхватив сумку, пошла к двери, физически ощущая ненависть и немую злобу которой сверлила ее бывшая патронесса.

Уже на улице она услышала долгожданный звонок. Но звонил не Алексей, а мама.

— Доченька! Как ты там? Ты вчера не позвонила вечером. У тебя все нормально?

— Мам! А меня только что с работы уволили. Теперь уже окончательно, — Инна вдруг почувствовала, что слезы, которых до разговора с мамой не было и в помине, начинают подступать к горлу. Она судорожно сглотнула и втянула носом морозный воздух.

— Ну наконец-то! Не расстраивайся, детка, мы же с тобой уже обсуждали эту тему.

— Мам, ну как ты не понимаешь! — в сердцах крикнула Инна не замечая удивленных взглядов случайных прохожих, — Я же их предала! Всех сразу!

— Кого предала? — не поняла Нина Николаевна.

— Ребят моих! Эти сволочи их теперь совсем заклюют.

— Ну конечно, а ты хотела, чтобы заклевали тебя? В конце концов, твои ребята должны понимать, что люди бывают разными, и они должны учиться жить и существовать не только с хорошими и добрыми, но и с плохими и злыми. Это называется жизнь, Иннуся. И потом, насколько я понимаю, у тебя не было другого выхода: тебя вынудили уйти. Или я не права?

— Права, мам, но все равно у меня чувство такое, будто я сбежала с тонущего корабля, как самая последняя крыса Шушара.

— Вот что, девочка моя, давай-ка приезжай к нам. Я сегодня проводила своих баварцев. Классные ребята, скажу я тебе. В следующий раз обещали привезти пару ящиков монастырского пива, — Нина Николаевна громко рассмеялась. — Так что они улетели, но обещали вернуться. И теперь до завтра я совершенно свободна. А тебе лучше сейчас не быть одной. Хочешь, я сейчас испеку твою любимую шарлотку с яблоками и смородиной?

Предложение было очень заманчивым — поплакать мамуле в плечо, пожалеть себя, поныть, повозражать ей, когда заранее знаешь, что она права и в конце концов, дать себя убедить. А потом долго и с аппетитом пить чай и уминать за обе щеки свежий пирог, смотреть телевизор и слушать язвительные замечания папы по поводу последних новостей.

— Нет, мамуль, у меня сейчас другие дела. Надо бы Дашку покормить и вообще… Мам, а тебе случайно Макс не звонил? — осторожно поинтересовалась Инна.

— Он не звонил, а вот я звонила. Его, к моему огромному сожалению, с работы еще не уволили. Едут куда-то с Березиным. Эти точно, пока всех жуликов не переловят, — не уймутся! — недовольно пробурчала в трубку Нина Николаевна.

«Значит, у них все хорошо! Слава Богу!» — пронеслось в голове у Инны.

— А почему ты спрашиваешь, дочь? У них что-то случилось?

— Нет, мамусь, просто у Макса ведь скоро День рождения. Вот и хотела у него узнать, что ему подарить, — выкрутилась Инна. — Ты не волнуйся, может быть я вечером заеду к вам с папой.

— Ну хорошо. И я тебя прошу, не сажай себя на комплекс вины. Никому от этого легче не станет. А твои ребята рано или поздно все поймут. Я тебя очень люблю, Шушара ты моя любимая!