— Неш, завязывай меня пугать, — Романовская сразу поняла, с чем связаны такие скорбные звуки. — Пока ничего страшного не случилось. Ну, наверное, — уточнила она, встретившись с укоризненным взглядом Агнеши. — Вот и посмотришь — если не сбежит после трех недель общения с детьми в качества отца-одиночки, значит, не так уж и безнадежен. Прощения просил? — без перехода утонила Ева.

— Да, — она попыталась лечь удобнее, но, как и при любой травме, вся полнота прелести ссадин и ушибов проявлялась через сутки-двое, потому Нешка замерла на вдохе от прострелившей грудную клетку от острой боли и решила пока не ерзать.

— А ты? — Романовская наблюдала за подругой с любопытством кошки, увидевшей на шторе мотылька — и интересно, и лапкой тронуть хочется, и за драные гардины от хозяев прилетит…

— Знаешь, он имел право злиться, я ведь не предупреждала, что ухожу, но… — тут Агнесса замолчала, потому что эту часть истории Еве не рассказывала.

— Но? — вкрадчиво подсказала адвокатша, не сводя гипнотизирующего взгляда с пострадавшей. — Если он на тебя руку поднял, я его засужу, и плевать, что это лучший друг мужа.

— Нет, ничего такого не было, успокойся. Просто… Не знаю, я привыкла быть одна, мне так комфортно, а теперь… Есть то, куда я не пускаю никого. Личное пространство. Ну, ты знаешь.

— Знаю, — Ева кивнула. У неё тоже были мысли и секреты, в которые не посвящала никого. Не потому что стыдилась или боялась, просто такая вот глубоко спрятанная шкатулочка, ключ от которой есть только у тебя.

— А Ярослав уже слишком близко ко всему подобрался. Я этого не хочу, хотя мне с ним и комфортно. Н-да, плохой из меня психолог, если даже в себе не могу разобраться, — закончила Агнешка с невеселым смешком.

— Н-да. Знакомо.

— Пожалуйста, давай сменим тему? Вы сегодня уезжаете?

— Да, вечером. Но если нужно — останусь, все равно гаврики мне экзамен уже сдали, а с коллегами можно и по сети поговорить.

— Нет. Не нужно, ты и так много для меня сделала, — Нешка улыбнулась, погладив Еву по щеке. — Езжай домой. Со мной все будет хорошо, ты же знаешь, и не после такого выживала.

— Неш, это не мое дело, но Ярослав спрашивал, что я думаю о твоей причастности к смерти Муромова, — Романовская немного понизила голос. Все-таки о таких вещах лучше не кричать.

— Да? И что ты думаешь? — Агнесса была уверена в лояльности подруги, но давний страх, что от неё отвернутся только из-за неудачного "выбора" мужа, все-таки шевельнулся где-то глубоко внутри.

— Ну, если ты причастна, то я пообещала нарисовать медаль, — хмыкнула Ева. — Я это говорю не потому, что хочу услышать ответ. Просто кто-то же ему это сказал.

— Я не боюсь слухов, да и эта история уже никому не интересна. Но за предупреждение — спасибо.

— Было бы за что. А можно задам интимный вопрос? — Романовская наклонилась чуть ниже. Дождавшись осторожного кивка Нешки, продолжила. — У тебя на голове большой операционный рубец?

— Что и говорить, вопрос неожиданный…

— Я это к тому, что перед выходом из больницы нужно твою красоту восстановить по максимуму. Понимаю, что ты можешь любого сначала мозгами забить, а потом в комплексы вогнать, но нужно твоему разуму подобрать соответствующую упаковку.

— Ева, ты — это нечто, — несмотря на непрекращающуюся головную боль, ощущение измотанности, травмы и массу навалившихся проблем, Агнесса искренне рассмеялась.

— Спасибо, дорогая, за комплимент. Но разве не ты всегда демонстрировала, что, чем поганее на душе, тем безмятежнее улыбка? Так что, как только снимут повязку, позвонишь по этому номеру, — она положила на тумбочку визитку, — и скажешь, что от меня. Сашенька — не мастер, а чудо, так что будешь блистать ещё краше, чем была до этого.

— А Сашенька это он или она? — Нешка повертела кусочек картона с изображением какой-то хитрой загогулины, в которой не сразу признала свернувшегося китайского дракона.

— Сама не знаю. Вроде, парень, но тогда крайне гламурный и своеобразный. Но лично не проверяла, могу и ошибиться, — Ева поднялась, расправила несуществующие складочки на темно-малиновом платье и, осторожно обняв подругу, шепнула. — Неш, если все-таки захочешь развестись, только скажи, неужели ты думаешь, что я не оставила лазейки в контракте?

После чего подмигнула ей, послала воздушный поцелуй и растворилась за дверью.


Поскольку особых развлечений в течение следующей недели Агнессе не позволялось, девушка успела подумать о многом из кого, что раньше гнала из мыслей.

Так получилось, что распоряжаться своей жизнью она смогла только после смерти первого мужа. До этого был опекун, которого не особо волновали желания племянницы, потом Александр, превративший её во что-то среднее между вывеской, демонстрируемой друзьям и знакомым, и девочкой для битья. Нет, он не сразу начал издеваться над ней — первый год не трогал вообще, потом начал отвешивать пощечины за то, что считал "провинностями" — улыбнулась не тому, кому нужно, слишком весело смеялась, ну, а дальше, видимо, вошел во вкус… И все равно, несмотря на все, что ей пришлось пережить, девушка была ему благодарна. За Марину. Все-таки, не будь Муромова, у неё не появилась бы её чудесная девочка, молчаливая, но умеющая взглядом выразить гораздо больше, чем кто-то — словами.

"К черту все это", — сама на себя разозлилась Агнешка. Нельзя жить прошлым, у неё и в настоящем столько неразрешенных проблем и вопросом, что впору ещё раз взвыть в полный голос.

Она уже поняла, что не сможет развестись с Ярославом. Все эти дни он утром и вечером привозил к ней детей, и Ирмская прекрасно видела, что и Марина, и Мишка невольно льнут к нему. А ведь дети — не взрослые, они хорошо чувствуют людей, особенно такие, как её сын — их можно обмануть один раз, а потом все, уже будут постоянно насторожены. Неша сама пару раз слышала, как он называл Яра отцом, иногда замечая это и смущаясь, а иногда и вовсе делая это машинально. Да и Марина очевидно благоволила Невзорову, к тому же тот её явно разбаловал — девочка не слезала у него с рук, даже когда мама делала ей замечание по этому поводу. Дочка тогда практически не обратила на это внимания, а вот Ярослав сразу поставил ребенка на пол, добавив, что мать нужно слушаться.

Агнесса больше не вздрагивала в его присутствии, но от этого было ничуть не легче им обоим. Дети довольно наблюдательны, и сразу заметили бы, если у родителей натянутые отношения, потому приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы вести себя естественно. Особенно трудно было, когда Марина потребовала, чтобы мама целовала на прощание не только их с Мишкой, но и папу Ярослава. Трудно, потому что она сразу вспоминала не те моменты, когда он вынуждал её стонать и извиваться под его ласками в постели, а как эти самые руки разрывали на ней одежду в гараже.

И Яр это заметил. Нешка не знала — как, но по глазам видела, что он понял, о чем она в тот момент думала. Но ничего тогда не сказал, только сжал зубы покрепче и, едва касаясь, тронул губами её щеку.

Невзоров во многом был для неё прост и понятен, но оставались определенные моменты, которые ставили в тупик. Например, когда во время одного из посещений, ему позвонила его мать. Школьных знаний французского хватило, чтобы понять, о чем он говорит, и Агнесса почему-то почувствовала обиду за своего мужа. Похоже, для родительницы он существовал только в те моменты, когда ей было это нужно, и отодвигался на второй план во все остальное время. Девушка не понимала, как это вообще возможно, вот так обращаться с собственной плотью и кровью, но это объясняло некоторые странности поведения мужа. И тот его срыв в том числе — Ярослав слишком привык к такому обращению со стороны родителей, вот и психанул, решив, что и для жены, пусть и временной, он тоже пустое место…

К счастью, травмы оказались не настолько серьезными, как могло бы показаться тому, кто видел её машину, потому Агнессу перевели из реанимации в одноместную палату уже через два дня после операции. Видимо, натренированный предыдущими увечьями организм за шесть лет бездействия накопил потенциал для быстрого излечения. Но врачи упорно стояли на том, что отпускать её домой рано, даже с учетом самого лучшего присмотра и найма супер-сиделки. Это клятвенно обещал Ярослав, на которого за короткое время вылилось столько детской любви, что искал, с кем бы поделиться этим добром. Мужчина был совершенно не готов к роли няньки, пусть и для не совсем уже маленьких детей, и теперь даже больше походил на пациента нейрохирургии, чем сама Агнешка — побледневший, темные круги под глазами, заострившиеся скулы и явные признаки недосыпа. Что мешает ему нормально спать, девушка не совсем понимала, все-таки Марина и Миша уже в том возрасте, когда бдение у кроватки не требуются. Но, нужно признать, дети его не только любили, но и уважали. Стоило Ярославу сделать замечание, как они прислушивались к его словам.

— Ай! — Ирмская настолько ушла в свои мысли, что забыла о враче, снимающем повязку с её головы.

— Чуть-чуть потерпите, — медик продолжил размумификацию жертвы. — Ну, вот, даже шрамика видно не будет, — нейрохирург залюбовался своей работой. — Операцию проводили эндоскопически, так что у вас только маленький след над ухом.

Девушке пришлось поверить ему на слово — в зеркало смотреться она пока не хотела, зная, что все тело сейчас покрыто желто-зелено-синими следами сходящих гематом.

— Спасибо, я уверена, что вы постарались, — она была благодарна врачам, которые перестали над ней трястись. Не очень-то приятно проснуться ночью и обнаружить рядом постороннюю белохалатную личность, проверяющую по мониторам твои жизненные показатели.

— Бинтовать уже не нужно, пусть заживает с доступом большего количества воздуха, — на прощание пожилой врач улыбнулся VIP-пациентке, из-за которой пришлось подергаться всему отделению. Все-таки не каждый день к ним поступает пострадавший, за выздоровлением которого так пристально наблюдает местный криминалитет. Ещё и её супруг постоянно требует отчетов о состоянии здоровья жены… — Да, к вам там посетители.

Агнешка тоже улыбнулась, уже зная, кто ждет за дверью. По времени пора бы уже прийти деткам с Ярославом. Единственное, на что она надеялась — что пришли без цветов. С тех пор, как стали разрешены посещения, её палата медленно, но верно становилась чем-то средним между цветочным магазином и лавкой ритуальных услуг. Во всяком случае, корзинки с растениями вызывали больше ассоциаций с похоронами, чем с больницей.

Но в этот раз девушка ошиблась дважды — веник ей все-таки приволокли, и проведать болящую пришел не Ярослав с детьми, а Артур.

— Привет, ты как? — Мирзоев положил в изножье кровати охапку крупный белых хризантем.

— Добрый день. Уже лучше. Не ожидала тебя увидеть, — честно призналась девушка, гадая о причинах его появления.

— Я бы не стал маячить, если бы не некоторые обстоятельства, — он прошелся по палате, осторожно, не трогая вертикальные жалюзи, выглянул в окно.

— Артур, можно один вопрос? Ты знал, что Ярослав был возле твоего дома? — она не торопилась брать его цветы. Почему-то в ожидании ответа у неё немного пересохло в горле.

— Да, — немного помолчав, признался он. — Знал.

— Зачем? — Неша не стала продолжать, но это и не было нужно — они слишком давно знали друг друга, да и прошли через многое вместе, так что не было необходимости заканчивать предложения.

— Ты сильно поменялась за этот месяц. Я тебя такой никогда не видел. Вот и решил, что лучше сразу узнать, как он поведет себя в такой ситуации.

— Артур, ты скотина. — Агнесса не смогла сдержать легкую брезгливую нотку в голосе. — Я же не лезу в твою жизнь. Оставь в покое и меня. Не нужно ни твоей защиты, ни покровительства. Просто не трогай меня и мою семью.

Мирзоев не стал подходить к её кровати, справедливо полагая, что получить букетом по лицу — ощущение не из самых приятных.

— Зато ты теперь точно знаешь, что он не поднимет на тебя руку.

— Я это и до того знала. Говори, что хотел сказать и уходи. С Ирмой я поработаю, она не виновата, что у неё муж — козел, — Агнешка чувствовала если не безнаказанность, то уверенность — он ничего ей не сделает за все оскорбления. Как ни странно, Артур умел признавать свои ошибки, хотя и крайне неохотно. — Но с тобой мы больше общаться не будем, извини.

— Справедливо, — кивнул Мирзоев. — Что ты помнишь о самой аварии? Эта машина выскочила именно перед тобой или просто обгоняла?

— Это имеет какое-то отношение к нашему разговору? Или просто неловкая попытка сменить тему? — почему-то именно сейчас Ирмская ощущала себя гораздо более избитой и уставшей, чем даже на следующее утро после аварии.

— Через несколько сотен метров, возле разрушенной ротонды, висит ментовская камера, ребята пробили номера. Машину угнали за два часа до аварии, а вечером её нашли брошенной на городской свалке. Бомжи, которые живут на мусорке, описали мужика, оставившего "пятерку". Среднего роста, блондин, одет неброско, на вид — лет двадцать восемь — тридцать.