— Помнишь, ты как-то предположила, что у меня родители развелись, когда я был мелким? Так все и было.

— Я не должна была так говорить, — ей стало стыдно за использование профессиональных знаний в нехороших целях. Она ведь понимала, что права, и все равно попыталась сделать больно, невольно отвечая на его агрессию.

— Нет, правильно, что сказала. Я сделал гадость тебе, ты адекватно ответила, — Ярослав хмыкнул, вспоминая свою реакцию на её предположение. — И потом, не уколола бы меня, кто знает, может, и целовать бы тебя не полез. Застеснялся бы.

Несмотря на серьезность темы, Агнессы прыснула от смеха:

— Не наговаривай, ты стеснительностью не страдаешь, — она чуть глубже опустилась в воду, смывая пену с волос и, повинуясь безмолвной просьбе, подняла ногу, чтобы Ярославу было удобнее намыливать её, все ещё расцвеченную разноцветными синяками кожу. — Если верно понимаю, ты остался с матерью? — девушка не хотела его подталкивать, настаивая на продолжении, но проснувшееся желание понять собственного мужа не утихало. — Сколько тебе было лет?

— Двенадцать. Ромке — семнадцать. Он уже окончил школу и остался в Москве, как раз поступил в университет. А меня Валери забрала во Францию. Она там родилась, а замуж вышла за русского, хотя в те времена это и не приветствовалось, — он замолчал, вспоминая каким шоком было для пацана узнать, что семьи у них больше нет, да и не то, что видеться, даже разговаривать с отцом мать запретила.

— Ну, я немного младше, да и Польша — не Франция, но примерно представляю. Я же тоже не чистокровная русская, отец — поляк, — она немного повернулась, чтобы лучше видеть мужа и уже без усилий сдержала гримасу от кольнувшей боли, когда ребра выразили недовольство такими ерзаниями.

— Валери любила отца, но ненавидела Россию. Мы так и не узнали, почему родители развелись, — Ярик слегка тряхнул головой, чтобы отогнать особо яркие воспоминания. — Так я оказался в Париже, совершенно не зная языка и не имея рядом никого знакомого, кроме матери. Проблему языкового барьера она решила просто — запретила разговаривать на любом языке, кроме французского. И отдала в местную школу.

Агнесса почувствовала копящееся раздражение на его мать. Неужели она не понимала, что ребенку и так очень тяжело?! Развод родителей, фактическое "выпадание" из привычной жизни, расставание со всеми друзьями. Да ещё и новое, совершенно чуждое окружение, в котором чувствуешь себя пустым местом, лишенный возможности понимать и выражать себя. Неша не сомневалась, Ярослав быстро выучил язык, под маской веселого раздолбая скрывается гораздо более умный и глубокий человек, чем он сам желает показать.

— Сколько месяцев тебе понадобилось, чтобы начать нормально общаться? — она не собиралась унижать его проявлением жалости. Воспоминания от этого легче не станут…

— Четыре, потом уже шпарил практически без акцента, — Невзоров хмыкнул, вспомнив что-то из той далекой поры.

— Быстро. У тебя хорошие лингвистические способности. А чем занималась твоя мать?

— Устраивала свою жизнь. Через полгода Валери вышла замуж и отдала меня в школу-пансионат, после этого я видел её пару раз в месяц, когда она забирала домой на выходные.

Нешка сжала зубы, чтобы не выругаться. Стоило только представить, что кто-то предложит ей сделать нечто подобное с Мишкой, как девушка понимала — не сдержалась бы и высказала этому человеку все, что о нем думает. Как можно променять ребенка на мужа?! Это же все твое, с головы до ног, от сопливого носа до сбитых коленок, личное счастье, ради которого пойдешь на что угодно…

— Вы часто общаетесь?

— К счастью — нет, — он наклонился к жене, пытаясь угадать хоть какую-то эмоцию, но она выглядела совершенно спокойной. — Может, ты меня и осудишь, но я не чувствую себя её сыном. И мне за это не стыдно. Я уважаю Валери за то, что она не бросила меня, только, может, так было бы даже лучше.

— Я понимаю тебя, — она привстала, не совсем представляя, как его поддержать, не начиная копаться в его эмоциях. Именно здесь её помощь не нужна — он не считает себя виноватым в чем-то, но и мать не обвиняет, просто констатирует факт. А самой Агнессе очень хотелось выразить все, что она по этому поводу испытывала. Потому девушка не придумала ничего, кроме как, положив ладонь на его затылок, слегка потянуть на себя, безмолвно прося наклониться. Когда он оказался совсем близко, Нешка прижалась к губам, так выражая сочувствие и понимание. Поцелуй получился нежным и с каким-то едва ощутимым привкусом горечи.

— Неш… — он с усилием сглотнул, пытаясь отодвинуться, но не смог перестать гладить скользкие от пены плечи, трогать тонкие ключицы и шею. — Ты не представляешь, как я тебя хочу, поэтому не надо провоцировать, ладно? — пальцы перешли на её затылок, ероша мокрые короткие волоски. — Давай сначала мы все решим, а ты поправишься?

— Надо же, какая выдержка, — хмыкнула девушка, испытывающая сейчас даже не совсем страсть, хотя и не без того, а, скорее, щемящую нежность. Но и утверждать, что его ласки на неё не подействовали, тоже было бы абсолютным враньем.

— Не издевайся, — Ярослав потерся носом о её щеку, жадно вдыхая запах Агнешки. Крепко поцеловав напоследок влажные покрасневшие губы, он вернулся на свое место, продолжая поглаживать шею жены. — Теперь твоя очередь.

Эти слова колючим сквозняком прошли по распаренной коже, вызывая нервные мурашки и резко отрезвляя. Но Яр прав, раз уж они решили быть честными, она тоже должна рассказать.

— Ты спрашивал, почему я ничего не рассказала тогда, — девушка на секунду задержала дыхание, подбирая правильные слова. — Потому что мне было все равно. Там, у тех, к кому я могла попасть, не ждало ничего нового. Только бы закончилось все намного быстрее, — она попыталась смягчить это улыбкой, но по лицу мужа поняла, что ничего у неё не получилось. Конечно же, он уже додумал все, что она не договорила. Но не это заставило её зажмуриться, не злость на Муромова, а боль в глазах Ярослава. Пока не прошел порыв рассказать это, Агнешка, не открывая глаз, продолжила. — Мне тогда было все равно, что будет дальше, только бы все прекратилось. И то, на что согласился Артур, ничуть не хуже, хотя и не лучше…

— Ты знала, что он тебя любил? — Невзоров сам не узнал в этом сиплом скрипе свой голос.

— Нет, не любил. Он был влюблен в ту Агнессу, которую видели все. Покорная, забитая, послушная, слова поперек не скажет… Идеальная жена. А потом он увидел настоящую меня, и все прошло.

Ярослав разрывался между двумя желаниями — вытащить её из воды, усадить к себе на колени и дать понять, что ему она нужна любой — злящейся, расстроенной, любящей матерью, вежливой язвой… А вторым порывом, не менее сильным, чем первый, было вернуться к Мирзоеву и просто удавить эту тварь. Это Нешке, которая тогда была совсем девчонкой, можно было забить мозги таким поклонением, а Невзоров понимал, что Артур — садист даже похуже, чем Муромов. Тот просто бил, а этот наслаждался не самим процессом, а результатом. Если бы любил, нашел бы способ вытащить её из этого. Сам бы подох, но любимую женщину спасти был обязан.

— Яр… — он не сразу понял, что она поглаживает его по плечам, буквально окаменевшим от силы, с которой пальцы впились в край ванны. — Не нужно. Я этим уже переболела, просто забудь. И не хочу, чтобы это становилось между нами, — Агнешка, конечно, понимала, что он сейчас далеко не в лучшем расположении духа, но не представляла, каких усилий ему стоило не размазать Мирзоева по асфальту. — Дай мне руку.

Невзоров с усилием разжал сцепленные зубы и только после этого поднял голову. А встретившись с неё взглядами, понял — все она сознает. И тогда, и теперь. Она у него вообще на редкость умная девочка, только иногда это было так некстати…

— Протяни ладонь, — повторила Агнесса, видя, что он, похоже, даже не услышал её слова, занятый своими невеселыми мыслями.

Мужчина безмолвно выполнил её просьбу, и она вложила ему в руку что-то теплое, но что именно, Яр не видел, потому что жена не убирала чуть подрагивающие пальцы, накрывающие ладонь. Но, судя по учащенному дыханию и серьезному взгляду, это было что-то очень важное. Неша хотела что-то сказать, но в последний момент передумала и медленно отвела свою руку. Правда, недалеко, положив запястье на бортик.

А Ярослав, хоть ещё и окончательно не успокоился после её рассказа, на секунду прикрыл глаза, чувствуя такое облегчение, что и словами не передать. И он обязательно постарается сделать все, чтобы она никогда не пожалела об этом решении. Как назло, при умении в обычной ситуации заболтать кого угодно до полусмерти, сейчас мужчина не знал, что сказать. Потому просто прошептал:

— Спасибо… — и надел обручальное кольцо на подставленный пальчик. — Можно поцеловать невесту?

— Раньше ты как-то не спрашивал, — Нешка рассмеялась, сама не поняв, отчего немного сел голос. — Такая послушность начинает пуга…

Решив, что хватит ей над ним насмехаться, Ярик наклонился, накрывая её губы своими. Только в этом поцелуе было намного меньше нежности, зато жадного нетерпения — через край. Но девушка была не против такой немного грубоватой ласки, от которой становилось намного жарче, чем от горячей воды. Она ответила так же порывисто, но вести в этот раз ей не позволили, убирая тонкие пальцы, которые стискивали его шею, легко царапая кожу.

— Агнеш, не надо, — мужчина осторожно отодвинул её, хотя и не прекратил покрывать лицо жены медленными, едва ощутимыми поцелуями. А потом, на секунду задумавшись, опустил руки в воду, не обращая внимания на свою промокшую рубашку, и поднялся вместе с Агнессой. — А теперь — цыц, сама напросилась, — он вынес её из ванной, не став заморачиваться на тему одевания или вытирания. Пока они наедине, хватит и обручального кольца, чтобы совсем уж голой не была.

— Мы постель намочим, — это было даже не протестом, а, скорее, предупреждением.

— Вполне возможно, — он опустил её на простыню, но не стал накрывать одеялом, проводя ладонями по телу жены, старательно огибая ушибы. И все равно эти все ещё темные пятна невольно приковывали взгляд.

— Они скоро сойдут, — Агнешка точно знала, на что именно он смотрит, но не делала попыток прикрыться.

— Знаю, — Ярослав устроился рядом с ней и прижался губами к зеленоватым разводам чуть ниже груди. Потом поднялся на плечи, зализывая все травмы и собирая оставшиеся капельки воды.

— Ты же сам сказал, что нужно потерпеть, — девушка прикрыла глаза, впитывая каждую ласку, каждое касание его рта к чувствительным участкам тела. Даже не прекращавшаяся до сих пор нудная головная боль исчезла, оставляя звенящую пустоту на месте разумных мыслей и рациональных решений.

— Я и потерплю, — он накрыл её тело своим, опираясь на локти так, чтобы не придавить почти болезненно хрупкую фигурку. — А тебе не обязательно, — следующий поцелуй был настолько далек от целомудренного, что Агнеша хотела уже не согласиться с таким самопожертвованием, но легкое головокружение, появившееся из-за резкого рывка, когда она попыталась немного выползти из-под мужа, собираясь обхватить его ногами за пояс, намекнуло на правоту Ярослава. — Тшшш… Лежи спокойно.

Он спустился ниже, потершись лицом о грудь, отчего девушка резко вдохнула и выгнулась, сама не понимая, нравится ей это ощущение контакта чувствительных сосков с небритым подбородком мужа или нет. Но, когда Яр попытался отодвинуться, Нешка протестующе замычала, обнимая его за шею. Повинуясь, мужчина прихватил сосок зубами, легко прижимая, следя, чтобы не причинить ей боли.

— Не бойся, я не хрустальная. Сильнее… — девушке пришлось прокашляться, чтобы получилось что-то более внятное, нежели едва слышное сипение.

Прежде чем ответить, Ярослав старательно зализал место нежного укуса:

— Нет.

И продолжил спускаться по животу, целуя гладкую, слегка пахнущую цитрусами кожу. Ладони же тем временем плавно скользили вверх и вниз по бедрам, поглаживая и осторожно сжимая. Этот контраст с его обычной нетерпеливой страстностью был настолько острым, что Нешке хотелось поторопить мужа, но ничего, кроме вздохов и тихих стонов выдавить из себя не могла. А потом решила — если ему так хочется, пусть развлекается. Но вот ощущение холодной мокрой тряпки, в которую превратилась его рубашка, возюкающей по голым ногам, девушку категорически не устраивало. Потому она потянулась к пуговицам, собираясь стянуть хлопковую ткань с широких плеч, но Яр, похоже, понял, что именно ей не нравится и, перехватив её кисти, поцеловал запястья и завел их за голову жене, прижав к подушке.

— Держи их так, — судя по тому, как затрещала сдираемая с влажного тела рубашка, в гардеробе мужчины появилось вакантное место. Пока Агнесса не успела запротестовать против такого обездвиживания, Ярик накрыл её рот, раздвигая губы языком, не давая возможности что-то сказать. Он старался как можно осторожнее гладить её тело, но все равно сбивался на крепкие объятия, потому приходилось постоянно следить за собой. И не сказать, чтобы у него это получалось.