Теперь на Ваську обращали внимания не больше, чем на фонарный столб. На разминке ставили в последний ряд, а какие-либо советы с тренерской стороны разом закончились. Васька старательно делала вид, что все в порядке, но в душе чувствовала обиду. Ведь без вины виноватая. И травму, между прочим, она из-за тренера получила. Ведь чувствовала, что устала, что на сегодня хватит. А все равно раз за разом репетировала соскок с бревна, не решаясь возразить наставнику и попроситься на отдых. Вот и доскакалась.

Когда тренер понял, что измором Ваську не возьмешь, он, не мудрствуя лукаво, просто подошел к ней после занятия и попросил больше не посещать его тренировки. Взгляд его при этом был направлен куда-то Ваське за спину, и ее так и подмывало оглянуться и посмотреть, что же так сильно привлекло внимание тренера. Облупившаяся штукатурка, что ли?

После этого Васька стала заниматься в секции шейпинга. Совершенно отказаться от спорта было выше ее сил. Да и отец, не стесняясь в выражениях, поддержал ее, сказав, что не дело из-за какого-то там ч удака на букву М ставить на себе крест. Впрочем, смена секций пошла ей только на пользу. За каких-то два года она резко прибавила что в росте, что в весе и из «пересушенного малька тараньки» превратилась в высокую стройную девушку, при взгляде на которую уже не возникала мысль о Бухенвальде.

Братья Ларцовы сильно переживали за Ваську, а когда узнали, как обошелся с ней тренер, порывались провести с ним воспитательную беседу. Ваське еле удалось отговорить их. В противном случае у братьев были бы большие проблемы с собственной спортивной карьерой, которая к тому моменту складывалась как нельзя лучше. Медалями и кубками была заставлена вся квартира, а впереди манил огнями большой спорт. И соответственно все то, что вкладывается обывателем в это понятие: приличные деньги и мировая слава.

Иногда Ваське казалось, что Ларцовы — это ее старшие братья. Они могли позволить себе отпустить достаточно грубоватые шутки в ее адрес, дергали за косички, обзывали малявкой. Но при всем при этом Васька всегда могла на них рассчитывать. Именно Сашка с Пашкой, узнав, что отпетый хулиган и гроза всей школы Богдан Бодимиров, которого все звали Бо-Бо, повадился выслеживать Ваську после уроков и говорить ей гнусности, научили ее, как постоять за себя. Когда Бо-Бо в очередной раз возник перед Васькой, она по-хорошему предупредила: лучше дай пройти, иначе… Бо-Бо расхохотался, Васька пожала плечами…

Она так и не узнала, что после того, как на глазах всей школы изваляла Бо-Бо мордой в грязи, он затаил жгучую обиду на «выпендривающуюся заразу» и уже собирался обратиться за помощью к дружкам, чтобы примерно наказать нахалку, но его опередили. Тем же вечером, распятый братьями по стене собственного дома, он услышал, что если еще хоть раз появится на Васькином горизонте, пусть пеняет на себя. Что такое девчачий хук справа, он уже осведомлен. Теперь он имеет все шансы познакомиться с тем же самым приемом в исполнении любого из братьев.

— А может, все-таки пойдешь? — почти заискивающе спросил Сашка. — А то у Пашки настроение ниже плинтуса, хоть ты попробуй его поднять. Я-то уже все мыслимые способы перепробовал — без толку.

— А что у Пашки случилось? Турнир продул?

— Типун тебе на язык, — в притворном ужасе замахал на нее руками Саша. — С девушкой он поругался, вот и хандрит.

— А что за девушка?

Санька сплюнул под ноги.

— Это только называется, что девушка. Я бы эту дрянь лично в лоскуты порвал. Не понимаю: нравится ей, что ли, над мужиками издеваться? Ну, так выбрала бы себе кого-нибудь другого, чего ж Пашке-то нервы треплет? Инка, Русалка, мать ее! Кроме волос до колен, и нет ничего!

— Ты имеешь в виду девчонку с биостанции?

— Ну а кому ж еще быть, как не ей? Половину города уже до инфаркта довела, теперь за вторую половину взялась.

— Ну, это ты зря говоришь, что в ней ничего такого нет. Что фигура, что лицо — просто картинка…

— Ага, из комикса-ужастика. Там тоже вампирш и прочую нечисть обалденно красивыми малюют.

— … и вообще, я слышала, что ее кто-то очень сильно обидел. Ну, я имею в виду из мужчин. То ли жениться отказался и на аборт отправил, и у нее теперь детей быть не может, то ли еще что-то. Раньше про нее много слухов ходило, только я совсем маленькая была, поэтому половину уже не помню. А где Пашка с ней познакомился?

— Конечно же, на ступеньках нашего горячо любимого дворца спорта. Она там плаванием, видишь ли, занимается. Ей-то что: наигралась и бросила, а Пашка теперь на всех зверем глядит. А у него, между прочим, чемпионат на носу.

Васька мысленно прикинула расклад и согласилась:

— Лады. Пошли Пашку утешать.

— Только ты молчи, что я тебе все рассказал, — предупредил Санька. — А то ему сейчас жалость поперек глотки стоит. Делай вид, что ничего не произошло.

— Не учи ученого, — отозвалась Васька и улыбнулась.

Через пару минут она уже сидела за столом на кухне Ларцовых. Их родители на все лето переселились на дачу, поэтому ребятам никто не мешал. Картошку с ножом у Васьки возмущенно отобрали, мол, не дело гостье руки пачкать. Она не возражала.

Когда подоспело жаркое с картофельным пюре на гарнир, Васька уже вся изнывала от аппетитных ароматов. Даже странно: из дома вроде выходила сытая, а сюда попала — ровно неделю ничего не ела. Впрочем, у Ларцовых всегда так. Они поесть любят, да и готовить умеют. От их стряпни отказаться — дело немыслимое.

Неторопливо, с чувством поужинав, братья принялись обсуждать планы на вечер. Санька настаивал на том, что не хрена сидеть взаперти, надо пойти развеяться, свежим воздухом подышать. Для здоровья, мол, полезно, да и для настроения тоже. Пашка в ответ только бурчал и всячески давал понять, что все маневры брата видит насквозь. Если Саньке так приспичило прогуляться, пусть идет. Он, Пашка, и в гордом одиночестве неплохо пострадает.

Санька подмигнул Ваське и состроил жалобное лицо. Понятно, выручай, подруга. Васька вздохнула и начала:

— А я, кстати, когда меня Сашка встретил, как раз раздумывала, пойти на дискотеку или нет. Домой-то мне все равно пока возвращаться без мазы. Наверняка эта грымза меня там под дверью поджидает. Да и на танцах я давненько не появлялась. Вроде все как один к одному.

Санька с готовностью подхватил подачу:

— Слушай, Пашка, а действительно, пошли на дискотеку! Заодно и Ваську проводим, а то ей возвращаться по темноте придется.

— Дергаться на сытый желудок? — с сомнением протянул Паша.

Сашка поднажал:

— Да пока мы до клуба дойдем еще трижды проголодаться успеем. С нашим-то метаболизмом! Давай переодевайся и вперед!

— Голому одеться — только подпоясаться, — пробурчал Пашка, но послушно отправился в комнату.

— Йес! — громким шепотом сказал Санька, когда брат вышел из кухни. — Васька, ты гений! Чем я могу тебя отблагодарить?

— Благодарность твоя не будет иметь границ в пределах разумного? — поинтересовалась Васена.

— Само собой.

— Тогда двадцатник одолжишь? А то я из дома выскочила с тридцаткой в кармане, на вход не хватит.

— Тьфу, нашла, о чем просить! Я-то думал, что-то серьезное…

— А если серьезно, то ты мне сейчас помочь не сможешь.

— А в чем дело-то?

— Да я как назло без кроссовок, а в сандалиях мне все ноги оттопчут. Не сообразила, что надеть, когда из дома эвакуировалась.

— Подожди, — нахмурился Санька, словно что-то прикидывая в уме, — а у тебя какой размер-то?

— Тридцать девятый.

— А если честно?

— Ну, сороковой, — вздохнула Васька. Впрочем, в отличие от Потаповны братья с их сорок шестым размером на двоих вряд ли бы стали дразнить ее ноги лыжами.

— Это уже проще. Посиди-ка пять минут, я сейчас.

Санька выскочил в коридор. Судя по звукам, он перетряхивал содержимое кладовки. Васька уже собиралась пойти и остановить его, к чему такие хлопоты из-за нее, как Санька триумфально влетел обратно, потрясая парой белых кроссовок.

— Ну-ка, примерь, должны быть впору!

Васька послушалась. Опаньки, почти идеально!

— Ты только извини, модель слегка устарела, правда, они не сильно выношены, так что вид пока имеют, — словно извиняясь, пояснил Санька.

— Слушай, откуда это у вас?

— Да это все маменька постаралась. Она у нас по году рождения Кабан, так батя ее так и зовет «моя свинка-копилка». Чтобы ее заставить что-то выбросить, надо столько усилий приложить! Пашка эти кроссовки носил, когда ему одиннадцать стукнуло. А потом нога выросла, пришлось новые покупать. Маменька тогда старые взяла за шнурки и в кладовку. Мол, вам уже не пригодятся, так пускай внуки доносят. У нас вся кладовка обувью и одеждой под завязку забита, скоро уже дышать нечем будет. А маменька упирается: мол, не пропадать же добру!

— Спасибо тебе огромное. Даю честное пионерское, что верну в целости и сохранности!

— Во-первых, можешь не возвращать. У нас они все равно без дела проваляются. А во-вторых, по поводу честного пионерского — это ты загнула. Поди, и октябренком-то не была?

— Ну да, — покаялась Васька. — Когда я в школу пошла, звездочки и галстуки уже отменили.

— Что? Дискотеку отменили? — поинтересовался Пашка, переодевшийся в джинсы и черную майку без рукавов.

— Глухая тетеря, — беззлобно подколол его брат. — Мы тут о высоком, можно сказать, о светлых пионерских идеалах, а ты…

— А что я? Я в отличие от некоторых уже при полном параде. А кто-то все еще в шортах с волосатыми коленками разгуливает.

— Как это у шорт могут быть волосатые коленки? Гонишь, брат!

— Иди оденься как человек. А то рядом с тобой и стоять-то стыдно…

Васька слушала дружескую перепалку братьев, и ее настроение медленно, но неуклонно поднималось. Даже размолвка с соседкой уже не казалась чем-то этаким, вроде апокалипсиса местного значения. Ну, подумаешь, перемкнуло глупую бабу. Так что теперь: молчать в тряпочку и позволять ей ездить у себя на шее?

Через десять минут они уже шлепали в сторону клуба. Дискотека началась полчаса назад, но ребята были в курсе, что там сейчас особо делать нечего. Пока диджеи заведут толпу, пока весь народ соберется…

На танцполе братья увидели кого-то из своих друзей и отправились к ним, а Васька отошла и принялась осматриваться. Так, дочки Потаповны уже здесь. Устроили круг на троих и лениво топчутся на месте, стреляя по сторонам глазами, вдруг кто польстится на их прелести. Правда, ее пока не заметили, и то ладно. Бывших одноклассников не видно. Скорее всего разъехались, кто на курорт, кто к родственникам. Правда, диджей знакомый, его Соловьем кличут за то, что любит на досуге поголосить, хоть святых выноси. Причем так высоко забирает, аж оторопь берет. Васька однажды попробовала ради интереса повторить его подвиг, потом неделю с больным горлом ходила.

И все-таки, куда пойти и с кем поболтать? А, была — не была, все равно, раз пришла, не подпирать же собой стенку! Васька решительно потопала в сторону пультов.

— Привет, Соловей! — заорала она, пытаясь перекричать грохочущую музыку, и для верности еще помахала диджею рукой.

— О, вот и наша звездочка пожаловала! — искренне обрадовался тот. — Слушай, не поможешь народ раскачать?

— А что, штатных танцоров не будет? В афише вроде заявлены.

— Да они опять только к самому финалу припрутся, — словно от зубной боли сморщился Соловей. — Сколько с ними ругаюсь, бьюсь, бьюсь — все бесполезно. Столько нервов мне попортили, описать невозможно. Возомнили себя крутыми, а сами подметки твоей не стоят.

— Э, ты поаккуратней с комплиментами, а то загоржусь немыслимо, — улыбаясь, предупредила Васька.

— Тебе это не грозит, — отмахнулся Соловей. — Так что, станцуешь?

— Прямо сейчас?

— А чего ждать-то? Уже почти час от начала прошел, а народ все квелый и ленивый. А это, знаешь ли, равносильно плевку в мою диджейскую сторону, с чем я, понятное дело, смириться не могу.

— Ну, хорошо. На что не пойдешь ради хорошего человека! — улыбнулась Васька.

— Васеныш, что бы я без тебя делал!

Обрадованный Соловей мигом пробежался пальцами по клавиатуре, выбирая нужную композицию, а потом, напрочь заглушив звучавшую мелодию, объявил в микрофон:

— Специально для гостей дискотеки «Лукоморье» танцует очаровательная и неподражаемая Василиса… Прекрасная! Поприветствуем ее!

Василиса легко вспорхнула на крошечную сцену с шестом посередине. Когда ее строили, подразумевалось, что время от времени здесь будут танцевать стриптиз, но тут рогом уперлось руководство клуба. Мол, в столице пусть творят что хотят, а в нашем тихом городе мы такого безобразия не допустим. Но шест, как ни странно, оказался востребованным. Танцоры частенько умудрялись использовать его для исполнения сложных и не очень трюков, рассчитанных на неискушенного зрителя.