Жюльетта Бенцони - Недостойные знатные дамы

– Шах и мат!

Отложив в сторону хрустальную шахматную доску, инкрустированную золотом, Филипп Добрый, сидевший в кресле с высокой спинкой, откинулся назад и протянул к огню свои длинные белые руки. Затем он поднял глаза на крестника и улыбнулся:

– Ты снова проиграл, Филипп!

– Я всегда вам проигрываю, монсеньор. Вы для меня слишком сильный противник – по сравнению с вами я играю просто отвратительно. Дофин Людовик играет гораздо лучше меня.

Герцог Бургундский поморщился, как это с ним часто случалось, когда в его присутствии упоминали о дофине – сыне его давнего соперника Карла VII. В поисках пристанища дофин в прошлом году прибыл к бургундскому двору, и герцог откровенно побаивался его дьявольского ума.

– Для меня он играет даже слишком хорошо, – пробормотал он. – Я предпочитаю играть с тобой, Филипп, это гораздо приятней. К счастью, ты проигрываешь только в шахматы! Ты хорошо мне служишь.

Филипп По, камергер Бургундии и кавалер ордена Золотого Руна, кивком поблагодарил герцога. Он умел ценить доверие своего сюзерена и крестного, чьи приказы и распоряжения всегда исполнял неукоснительно. Владея поместьем Де Ла Рош возле Нолэ, он был одним из самых могущественных сеньоров, подвизавшихся при дворе Филиппа Доброго, которого в Европе с завистью и восхищением называли Великим Герцогом Запада. Ибо немногие королевства могли сравниться с герцогством Бургундским, земли которого граничили с Голландией.

Наступила тишина. Тяжелые веки герцога медленно опустились, и на какое-то время камергеру даже показалось, что его повелитель уснул. Герцогу шел шестой десяток, и нередко сон одолевал его внезапно. Но герцог не спал. Он размышлял, и при этом руки его бессознательно теребили орден Золотого Руна, висевший поверх черной бархатной куртки. Когда же спустя несколько минут герцог продолжил, голос его звучал так, как если бы он обращался к самому себе:

– Я действительно очень доволен тобой, Филипп. Особенно отличился ты в в прошлом году, во время переговоров о браке моего сына Шароле[1] с Изабеллой Бургундской, которая только что произвела на свет первого ребенка.[2] И мне вдруг пришло в голову, что я не вознаградил тебя должным образом за устройство этого брака. Надо бы сделать тебе подарок по случаю рождения моей внучки.

– Вы уже столько для меня сделали, сударь!

– Нет-нет, я знаю: тем, кого любишь, обычно забываешь воздать должное. И потом, Филипп, приняв владение, которое я хочу тебе подарить, ты окажешь мне еще одну услугу. Чтобы удержать эти земли, нужен человек сильный и верный, а также храбрый. У тебя есть все эти качества… и я надеюсь, что ты не боишься привидений.

Филипп По, как и следовало ожидать от молодого человека, лишь усмехнулся:

– Привидений? Вы изволите шутить, сударь?

Но герцог не шутил. Тень пробежала по его челу и заволокла водянистые голубые глаза, взгляд которых устремился на пляшущие языки пламени. Неожиданно зрачки герцога расширились, словно в глубине пылающего камина пред ним предстала какая-то страшная картина.

– Нет, Филипп. Просто я решил подарить тебе Шатонеф – земли и замок.

Несмотря на все свое самообладание, Филипп По побледнел. Его могучая рука, привыкшая к рукоятке тяжелого меча, сжала обхватывавший бедра широкий кожаный пояс, украшенный золотыми бляшками.

– Замок?..

Герцог утвердительно кивнул, а потом усталым голосом объяснил:

– Катрин была последней в роду, и потому после суда я взял ее удел под свою опеку, дабы он ни под каким видом не достался д'Оссонвилям. Эта крепость вместе с твоим замком Ла Рош являются ключами к Бургундии: объединив их под твоей властью, я укреплю оборону Дижона. И потом, мне кажется, она рада была бы узнать, что ее владения перешли к тебе. Ведь когда-то она любила тебя…

Забыв на время о правилах приличия, Филипп По отвернулся, медленно подошел к глубокой амбразуре окна и прислонился к холодной стене. На улице сгущалась тьма, стоял сырой мартовский вечер 1457 года. Частый мелкий дождь смывал грязь со стен дворца и наполнял водой каналы Брюгге. И внезапно рыцарю показалось, что вся эта влага обрушилась на него, во всяком случае, его глаза вдруг стали мокрыми. Словно издалека до Филиппа донесся голос герцога:

– Я знаю, ты был против, когда я решил устроить этот брак, вступив в который она погубила свою душу. Но все это было так давно…

– Она была прекрасна! – чуть слышным эхом отозвался камергер. – И она хотела любви, любви во что бы то ни стало… Любой ценой!

Шестнадцатью годами раньше замок Шатонеф со всеми обширными землями перешел в женские руки. Двадцатилетней девушке пришлось самостоятельно управлять замком, который высился на обрывистой скале, нависавшей над долиной реки Бренн. Девушка была богата и отличалась броской красотой, присущей пышущим здоровьем белокурым дочерям Бургундии. Будучи сиротой, она считала, что вправе распоряжаться собой по собственному усмотрению, а надо сказать, претендентов на руку Катрин де Шатонеф было хоть отбавляй – их притягивали не только ее земли, но и она сама. Однако Катрин не торопилась с выбором, зная, что супруг, каким бы нежным он ни был, займет главенствующее положение и станет ее хозяином, более или менее суровым. Поэтому пока она предпочитала наслаждаться недолговечной свободой и получать удовольствие как от робких, так и от дерзких ухаживаний тех, кто домогался ее руки. Впрочем, до сих пор никто не сумел заставить ее сердце забиться сильнее, хотя иногда она сожалела, что ее сосед, юный Филипп По, смотревший на нее восхищенным взором, был на шесть лет ее моложе, а не на десять лет старше. Филипп был красив и, несмотря на нежный возраст, отличался недюжинной силой. В будущем он обещал стать именно таким мужчиной, которого она смогла бы полюбить… Увы! Пока он был еще ребенком, а замку Шатонеф уже сейчас была нужна твердая хозяйская рука.

Мнение романтической девушки разделял герцог. Он знал, что крепость является одной из ключевых позиций на подступах к Дижону, и ей требуется сильный хозяин. Однако планы его шли еще дальше. Постоянно занятый приращением своих земель, расширяя, как только возможно, герцогство Бургундское, Филипп мечтал, выдав замуж прекрасную Катрин, увеличить свои владения. Между Бургундией и принадлежащими ему землями во Фландрии вклинивалась провинция Шампань. И Филипп Добрый желал только одного: постепенно завладеть вышеуказанной Шампанью, а потом присоединить ее к своим территориям, как он уже не раз проделывал с иными землями.

На один из пышных праздников, которые герцог часто устраивал в своих резиденциях (в данном случае речь шла о турнире в Дижоне), была приглашена Катрин де Шатонеф со своей старой тетушкой, исполнявшей обязанности компаньонки. Увидев девушку, Филипп Добрый был поражен ее красотой, а также заметил, сколь глубокое впечатление произвела она на одного шампанского сеньора по имени Жак д'Оссонвиль, чьи обширные владения находились как раз неподалеку от границ Бургундии.

Герцог любил устраивать браки, полезные с государственной точки зрения. Он с упоением исполнял роль свахи и соединял своих подданных нерушимыми узами с поистине королевским вдохновением. При этом он оставался в полнейшем неведении относительно чувств брачащихся сторон – они его просто не интересовали.

Во время турнира в голове Филиппа созрел дерзновенный план: привязать к себе прелестную Катрин узами любви и одновременно выдать ее замуж за шампанского дворянина, который был значительно старше ее и, следуя законам природы, должен был покинуть этот мир гораздо раньше своей будущей супруги. Это предоставило бы герцогу Бургундскому прекрасный повод вмешаться, чтобы защитить права любезной его сердцу молодой вдовы. Он мог бы дать отпор законному наследнику (юному брату д'Оссонвиля) и таким образом расширить свои владения за счет вожделенных земель Шампани.

План удался только наполовину. Д'Оссонвиль, втайне поощряемый герцогом, быстро стал в ряд официальных претендентов на руку девушки, но выступление Филиппа в роли соблазнителя провалилось полностью. С жестокой беспечностью, свойственной молодости, Катрин де Шатонеф откровенно заявила ему, что хотя он и герцог, но для нее слишком стар. Катрин хотелось бы вступить в брак с каким-нибудь молодым и красивым сеньором, своим ровесником, который бы обеспечил ей радости любви. В то же время она надеялась, что имя супруга позволит ей занять то место, на которое она была вправе рассчитывать по рождению. Иными словами, Катрин де Шатонеф не чувствовала в себе призвания стать герцогской фавориткой.

Филипп Добрый испытал жестокое разочарование. Он обожал женщин и с ранней молодости коллекционировал любовниц. Сопротивление Катрин взбесило его. Но раз женщина была для него недоступна, он поклялся во что бы то ни стало завладеть ее землями. И однажды упрямица получила официальное распоряжение выйти замуж за сира д'Оссонвиля – и как можно скорее.

Столь прямолинейный приказ поверг девушку в смятение, можно сказать, даже в отчаяние. Отказывая сорокалетнему герцогу, она вовсе не собиралась бросаться в объятия человека еще более старого и гораздо менее привлекательного! Катрин попыталась защитить себя. Попросив аудиенции, она стала умолять Филиппа позволить ей повременить с браком, внушавшим ей отвращение. Увы, в ответ она получила ледяной отказ и формальное подтверждение предыдущего распоряжения. Ей дали понять, что брак этот обусловлен высшими интересами герцогства Бургундского, подданной которого она является, и она должна быть счастлива оказанным ей высоким доверием.

– К тому же, – прибавил в заключение герцог, – вы совершите вполне благочестивый поступок. Вы скрасите последние годы жизни почтенного человека, который, без сомнения, будет относиться к вам скорее как к дочери, нежели как к жене. Вы станете для него последней отрадой: несчастный на коленях будет обожать вас, словно святую деву! Поверьте, придет время, и вы будете мне благодарны за то, что я устроил этот брак.

Эти слова Катрин де Шатонеф запомнила навсегда. Ибо следует признать, что, набрасывая картину будущей жизни юной мадам д'Оссонвиль, Филипп Добрый проявил недюжинное воображение. Нежные и поэтические краски, которыми он расписал ее будущее, разительно отличались от того, что ожидало ее на деле…

В первую же брачную ночь Катрин почувствовала, что Жак д'Оссонвиль отнюдь не собирается обращаться с ней «по-отцовски». Он сделал ее женщиной, вволю насладившись ее телом, но его ласки отнюдь не вызвали у Катрин энтузиазма. Напротив, они породили в ней глубокое отвращение. Однако хуже всего было то, что д'Оссонвиль вскоре увез жену в Шампань, в свой замок, даже отдаленно не напоминающий ее роскошное жилище в Бургундии.

Замок Монтре-ле-Сек, окруженный дремучими лесами, находился в нескольких лье от Эпиналя и больше напоминал тюрьму, чем дворец, где живут в свое удовольствие. Вскоре молодая жена владельца замка обнаружила, что в этом унылом жилище царит раз и навсегда установленный порядок. И этот порядок предполагает, что с женой сеньора обращаются скорее как с привилегированной служанкой, но отнюдь не как с хозяйкой замка…

Запертая в Монтре, где золото и ковры были сложены в сундуки, а свечи и дрова отмерялись чрезвычайно скудно, где служанки, опустив очи долу, бесшумно скользили по сырым пустынным коридорам, Катрин скоро почувствовала себя пленницей. Дни ее проходили в часовне, в заботах по дому и чтении благочестивых книг, которые выбирал для нее капеллан. По ночам же она вынуждена была удовлетворять все возрастающие аппетиты мужа, обезумевшего как от любви, так и от ревности. Вскоре муж уже внушал ей нестерпимый ужас, и из-за этого ночи превратились для нее в арену борьбы – глухой, скрытой и жестокой. Охваченный желанием, муж пытался во что бы то ни стало сделать жене наследника, та же неустанно молила небо не даровать ей детей. При одной лишь мысли о том, что она может произвести на свет плод этих омерзительных ночей, ей делалось дурно. Но что могут молитвы против природы? А природа, увы, создала Катрин для того, чтобы она рожала…

Но однажды вечером судьба подсказала ей неожиданный ответ на мучивший ее вопрос.

– Чтобы не иметь детей, госпожа, недостаточно просто молиться. Старая Жиро знает секрет, как свести на нет все усилия мужа.

Мадам д'Оссонвиль так и подскочила на своей скамеечке для молитв и только потом обернулась. Позади, смиренно опустив глаза, стояла Перетта – юная служанка, приставленная к ней, дабы оказывать мелкие услуги и заботиться о ее немногочисленных туалетах.

– Почему ты это сказала? – спросила Катрин.

– Потому что я нечаянно услышала, о чем вы просите. Благородная госпожа так страдает – даже не замечает, что молится во весь голос. Но Господу легче выполнить просьбу, когда ему немного подсобят…