Барбара Картленд - Недосягаемая

— Нет, он иногда любит поплавать, — ответила Лидия, стараясь забыть, как всего лишь месяц назад или около того, когда они говорили о необходимости наполнить бассейн, Иван заявил, что этим летом он вообще не намерен плавать.

— Послушай, а она хорошенькая, правда? — сказал Филип.

— Кто, мисс Йёргенсен? Да, очень.

— Никогда не видел таких светлых волос. Будь у нее красные глаза, она была бы альбиноской. — Он помолчал немного, а затем добавил: — Не похоже, что она из мира музыкантов.

— Как же выглядят музыканты? — поинтересовалась Лидия с удивлением.

— Знаешь, они все манерные и как будто с поворотом.

— Ну, про нашу гостью этого, безусловно, не скажешь.

— Что не скажешь, про кого? — спросила внезапно появившаяся Кристин.

— Ты нашла для мисс Йёргенсен купальный костюм? — поинтересовалась Лидия.

— Я отдала ей светло-зеленый, который мне никогда не нравился, — сказала Кристин. — И, к сожалению, должна признать, выглядит она в нем премило.

— Кристин! — строго воскликнула Лидия. Кристин наклонилась к матери и поцеловала ее.

— Прости, родная, я кошка, а все кошки иногда царапаются.

В этот момент на веранду вышла Тайра, а вслед за ней — Иван.

— Мне так радостно, — сказала она. — Впервые за это лето я буду плавать. Большое спасибо за прелестный костюм, который отлично подошел.

Это было действительно так: зеленый шелк поразительно контрастировал с ее очень белой кожей.

— Вы словно морская нимфа, — сказал ей Иван и, протягивая руку, чтобы помочь спуститься по ступеням веранды, добавил: — Я покажу вам дорогу к бассейну. Но обещайте мне, что не исчезнете, как только вода коснется вас.

— Обещаю, — улыбнулась Тайра. — Я и сама не хочу исчезнуть, мне здесь слишком хорошо.

Она постояла секунду на последней ступеньке веранды, щурясь от солнца.

— Бассейн вон там? — спросила она, указывая в сторону, откуда пришли Филип и Кристин.

— Совершенно верно, — ответил Иван.

— Давайте добежим до воды наперегонки, — предложила Тайра.

— Согласен, — ответил он.

Они спрыгнули на траву и побежали бок о бок. Лидия посмотрела им вслед и отвела взгляд. Кристин опустилась в кресло.

— Как молода! Очень-очень молода! — произнесла она чужим голосом. — Знаешь, мамочка, я чувствую, будто мне сто лет.

Зазвонил телефон, и Лидия покатила кресло в гостиную, чтобы снять трубку. Она не ожидала услышать голос Элизабет, которая редко звонила днем.

— Можно мне приехать повидаться с тобой? — спросила Элизабет.

— Сейчас? — удивленно воскликнула Лидия.

— Да, сейчас — сразу, как только смогу выехать. Мне нужно поговорить с тобой. По телефону нельзя объяснить.

— Конечно, дорогая. Ты останешься ночевать?

— Если можно. Я попытаюсь приехать в течение часа. Элизабет повесила трубку, и то же самое сделала Лидия, слегка встревоженная тоном сестры. Он выдавал большое волнение. Лидия попыталась понять, что случилось, но не смогла найти ответ. К тому же было трудно сконцентрироваться на Элизабет как раз тогда, когда ее одолевали собственные проблемы.

«Презираю ревнивых женщин!» — сказала она себе, понимая, что терзается невыносимой болью самой настоящей ревности. Не легко было видеть Тайру, молодую и стройную, грациозно вышагивающую рядом с Иваном, в то время как она вынуждена сидеть и наблюдать за ними всего лишь как зритель.

Ей хватало благоразумия сознавать, что, не будь она даже прикована к инвалидному креслу, все равно могла бы переживать то же чувство, но от этого сознания боль не уменьшилась. Даже стало хуже. Она не любила вспоминать, что ей уже сорок — возраст, кем-то названный «старостью молодости и молодостью старости». Она вздохнула и закрыла лицо руками. Трудно стариться, трудно свыкнуться с мыслью о будущем, когда красота уже не поможет преуспеть и нужно пытаться понять, что характер и личность означают больше, чем легкое, победоносное очарование всего лишь хорошенького личика.

Лидия с усилием подавила слезы и, проехав по комнате, позвонила в звонок. Когда пришла Роза, она распорядилась приготовить комнату для Элизабет, а затем вернулась на веранду, чтобы ждать возвращения купальщиков.

Первым пришел Иван — один.

— Хорошо поплавал, дорогой?

— Не выношу пресную воду, — проворчал он. — Если уж плавать, то в море. Я решил долго не оставаться в воде, так как это мой первый заплыв нынешним летом.

— Весьма разумно, — согласилась Лидия и, хотя она заметила, что кончики его пальцев посинели и он весь дрожит, не стала ничего говорить. Она догадалась, что ему нелегко было уйти, оставив молодежь развлекаться.

— Пойди и оденься, — предложила она.

— Ладно, — сказал Иван и ушел в дом.

Через несколько минут Лидия услышала, как в ванной Ивана, окно которой выходило на веранду, зашумела вода, и догадалась, что он принимает горячий душ.

Остальные появились минут через двадцать, не спеша приближаясь к дому. Девушки завернулись в большие разноцветные махровые накидки, которые всегда лежали возле бассейна, и Лидия отметила, как невероятно молодо выглядит Тайра, обернутая в ярко-голубую ткань. «Она всего-навсего ребенок», — подумала Лидия и тут же вспомнила, что Тайра, хоть и молода, представляет угрозу ее покою и покою ее дома.

— Я голоден как волк, — объявил Филип. — Нельзя ли подать чай побыстрее, мамочка, и попроси приготовить что-нибудь очень существенное.

— Ты и так все подмел дочиста в доме, — ответила Лидия. — Думаю, ничего существенного больше не осталось.

— Тогда я пойду и сам поухаживаю за поварихой, — сказал Филип, — и готов поспорить, что получу что-нибудь вкусненькое.

— Не люблю спорить об очевидном, — сказала Лидия.

Она знала, что старая повариха, служившая в доме с самого рождения Филипа, обожает его, поэтому он всегда получает все, что ни просит. Естественно, к чаю Филипу подали свежее яйцо, а у Кристин появилась возможность без особых церемоний посмеяться над его аппетитом, а заодно и над фаворитизмом, который процветал в их доме.

Иван вышел к столу в хорошем настроении. На нем были серые фланелевые брюки и ярко-голубая тенниска с короткими рукавами, в которой он выглядел очень молодо, явно успев прийти в себя после купания и после утренней вспышки раздражения. Иван был весел и обворожителен, а Лидия, наблюдая, как он оживленно болтает с Тайрой, сказала себе, что вполне понятно, почему эта и все другие девушки влюбляются в ее мужа. «Им просто ничего другого не остается», — печально подумала она, понимая: что бы он ни сделал, как бы ни вел себя — она будет любить его до самой смерти.

Чаепитие было в самом разгаре, когда приехала Элизабет. Она вошла на веранду своей обычной размеренной походкой, и Лидия с облегчением отметила, что вид у сестры был как всегда спокойный и невозмутимый.

— Какой сюрприз! — воскликнул, вскакивая, Иван. — Чему мы обязаны такой неожиданной чести?

— Всего лишь тому факту, что я захотела повидать Лидию, — ответила Элизабет.

Она поцеловала сестру и Кристин, пожала руку Филипу и была представлена Тайре.

— Моя протеже и ученица, — торжественно объяснил Иван, и Лидия догадалась, что он хотел удивить Элизабет, возможно в глубине души он даже хотел ее шокировать немного. Лицо Элизабет выражало лишь вежливое безразличие. Она пожала гостье руку, затем села рядом с Лидией и рассеянно, словно мысли ее были далеко, приняла чашку чая с бутербродом.

Приход Элизабет оборвал нить разговора, Филип с Кристин замолкли, поспешно допили чай и удрали в сад с тем же чувством облегчения, которое выказывали, когда были детьми.

— Вы хотели бы осмотреть поместье, — спросил Иван Тайру, — или это для вас скучно?

— С удовольствием, — ответила Тайра, — и здесь не бывает скуки.

— Вы не можете пока судить об этом так решительно, — сказал он.

— Нет, могу, — заспорила она. — Здесь все так чудесно, и все вы такие добрые.

Иван протянул руку, чтобы помочь ей выбраться из-за стола.

— В таком случае идемте, я покажу вам все красоты Фэр-херста.

Они ушли, и Лидия повернулась к Элизабет, с опаской предчувствуя вопросы, которые неминуемо должны были последовать. Но Элизабет, оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не слышит, порывисто схватила руку сестры:

— Лидия, мне нужно было увидеть тебя, я ужасно несчастна!

— Несчастна? — удивленно воскликнула Лидия. — Что случилось? Артур?..

— Нет, — быстро ответила Элизабет. — К Артуру это не имеет никакого отношения. Это Ангус. Мы… мы любим друг друга.

— О Элизабет!

Лидия была поражена, но ей стоило лишь взглянуть в лицо сестры, чтобы понять, как много произошло со времени их последней встречи. Та Элизабет, которую она хорошо знала — невозмутимая, сдержанная, — исчезла, а на ее месте была женщина, которую переполняли чувства.

— Расскажи мне все, — велела Лидия.

Элизабет стянула шляпку и швырнула ее на стул, затем раскрыла сумочку и вынула портсигар. Лидия заметила, что у нее дрожали руки, когда она чиркнула спичкой.

— Я ведь тебе уже немного рассказывала об Ангусе, — сказала она, чуть задержавшись на его имени, прозвучавшем с новой, незнакомой ноткой.

— Да, ты упоминала о нем.

— Вчера вечером мы вместе обедали, и он сказал, что любит меня — полюбил с самой первой минуты, как увидел.

— А ты?

— Я уже знала, что люблю его, что любила и раньше, сама того не подозревая. А потом мы… попрощались.

Лидия ждала. Через мгновение Элизабет продолжила:

— Буду с тобой откровенна, Лидия. Впервые в жизни я поняла, почему ты убежала с Иваном. Почему, несмотря на все испытания и горести, выпавшие тебе, это стоило сделать.

Голос ее дрогнул, и Лидия обняла сестру за плечи. . — Бедная, бедная Элизабет.

— Не совсем, — ответила Элизабет. — В чем-то мне очень повезло. Я очень счастлива, так как теперь знаю, я раньше никогда не жила, да и не понимала, что такое жизнь. Потом вдруг вспоминаю, что никогда больше не увижу Ангуса, и чувствую, что не смогу этого вынести, не смогу без него жить.

— Не совсем понимаю, — сказала Лидия.

— Я тоже сначала не понимала, — призналась Элизабет. — Но сейчас наконец я вижу, у нас нет другого выхода. Он должен думать о своей работе. Скандал не только разрушил бы его репутацию, но и нанес бы непоправимый вред. Я комендант лазарета, который стал делом его жизни. Если бы он не был таким специалистом, думаю, все могло бы сложиться по-другому. А так… — Элизабет сделала беспомощный жест.

— Что же он собирается делать? — спросила Лидия. — Он ведь должен тебя видеть, когда будет посещать больных.

— Я позвонила ему сегодня утром, — монотонно произнесла Элизабет. — Я чувствовала, что должна поговорить с ним, должна задать те вопросы, которые не давали мне спать всю ночь. Сначала не застала его, он был на конференции. Когда наконец он подошел к телефону, то сказал мне, что получил с большим трудом разрешение оставить свою работу здесь в Англии и отправиться за море. Он порывался уехать, как только началась война, но каждый раз, когда он поднимал этот вопрос, Медицинский совет уговаривал его остаться. Теперь, решив, что никто и ничто не остановит его, он добился своего.

— Когда он едет? — спросила Лидия.

— Он не захотел сообщить даже этого, — ответила Элизабет. — Наверное, думал, я расстроюсь. Просто сказал, что любит меня и всегда будет думать обо мне, но это прощание.

Голос Элизабет дрогнул, и Лидия поняла, что иногда слезы приносят облегчение. Она позволила сестре поплакать, только изредка произнося слова утешения. Через несколько минут к Элизабет вернулось самообладание.

— Прости за мою глупость, — сказала она, — но меня не покидало чувство, что если кому-то не расскажу, то сойду с ума, а кроме тебя никто не смог бы понять. Лидия, я даже не представляла, что любовь бывает такой!

Лидия дотронулась до руки Элизабет:

— Тебе придется набраться храбрости, дорогая.

— Я знаю, но мысль о будущем без Ангуса невыносима. Мне кажется, мы были созданы друг для друга, и кто знает, будем ли мы когда-нибудь вместе?

— Возможно, что-нибудь произойдет, — туманно произнесла Лидия.

— Да, возможно.

Ни одна из них не высказала словами то, что думала, но каждая поняла мысли другой. На веранде появилась горничная, чтобы убрать со стола, и Элизабет поднялась.

— Пойду переодеться, — сказала она. — В какой я комнате?

— В Розовой, — ответила Лидия. — Если не найдешь всего необходимого, спроси Розу.

— Хорошо, — пообещала Элизабет и пошла наверх. Оставшись одна, Лидия поразмышляла над рассказом сестры, подумав, как странно, что от первого прикосновения любви Элизабет так сильно изменилась. Сестра страдала, но Лидия понимала, что такое страдание сделает ее гораздо более человечной. Нельзя любить и не расти при этом. Она интуитивно чувствовала, что, хотя эта любовь пришла к сестре очень быстро, Элизабет по-настоящему глубоко полюбила Ангуса.