Барбара Картленд - Недосягаемая

— Тайра, дорогая, — настойчиво проговорил Филип, — давай поженимся сейчас, не откладывая. Какой смысл ждать? Война не окончена, меня могут даже убить. Давай воспользуемся тем, что имеем, и забудем о будущем. Так или иначе, будущее само все решит за нас.

— Тебя могут убить… — еле слышно повторила Тайра. — Я забыла об этом. — Девушка отстранилась и посмотрела ему в лицо. С минуту, длившуюся вечность, они не сводили друг с друга глаз, а потом она сдалась, подчинившись его воле. — Я сделаю так, как ты хочешь.

Лидия заметила, как Филип побледнел от волнения, затем, сверкнув глазами, он повернулся к матери.

— Все решено, ма.

— Но, дорогой… Филип перебил ее:

— Я знаю, это единственный способ. Я получу разрешение на брак без церковного оглашения или что там еще нужно. Мы поженимся очень тихо и вернемся сюда, тогда ни отец, ни кто-либо еще ничего не сможет сделать. Тайра будет моей женой. — В том, как он произнес эти слова, звучала неизмеримая гордость. — Ты рада, ма?

— Очень рада, — заставила себя произнести Лидия. Она потянулась к сыну, поцеловала его и протянула руки к Тайре. — Я желаю только одного — вашего счастья.

— В этом можешь не сомневаться, — уверенно произнес Филип.

— Я счастлива, так счастлива, миссис Станфилд, — прошептала Тайра, — что мне даже страшно.

— Значит, все сохраним в секрете, — настаивал Филип. — Отец пока ничего не должен знать.

— Мне кажется, мы плохо поступаем по отношению к нему, — сказала Тайра. — Он был так добр ко мне. Хотя в то же время… — Короткий красноречивый жест высказал ее чувства.

— Как бы я хотела побывать на вашей свадьбе, — вздохнула Лидия. Филип засомневался, но, прежде чем он заговорил, Лидия поспешно добавила: — Конечно, это невозможно. Иван в любом случае будет обижен, вы должны понимать это, но я, по крайней мере, не буду принимать участия в обмане.

— Я сейчас же еду в Лондон, чтобы все устроить, — воскликнул Филип, беря Тайру под руку. — Ты поможешь мне собраться?

— Конечно, помогу и даже провожу тебя до станции. Филип наклонился, чтобы еще раз поцеловать мать.

— Спасибо, ма, за то, что все поняла. Ты еще ни разу не подводила.

Эти слова не покинули Лидию, когда она осталась одна после ухода детей. Как странно все получилось. Девушка, которую она со страхом ждала, когда Иван объявил, что приведет ее в дом, та, к которой она ревновала и по поводу которой негодовала, теперь будет ее невесткой. И Тайра нравилась ей, да, именно так. Тайра нравилась ей, и в глубине души Лидия понимала, что Филип будет счастлив рядом с такой женой. Она знала, что в конечном счете он настоит на своем и Тайра забросит свою музыку и осядет дома, чтобы быть хорошей женой и растить его детей. Внуки! Как, интересно, Иван свыкнется с мыслью, что он будет дедом? Иван, опять Иван! О нем нельзя не думать, никуда не деться от мыслей о его реакции, его чувствах, его удивлении и гневе!

Неужели впервые женщина, которую он желал, ускользнула от него? Лидия подумала, что, наверное, впервые. В прошлом все романы Ивана быстро заканчивались: испытав победу в завоевании, он тотчас чувствовал пресыщение и скуку. Тайра ускользнула от него, и Лидия знала, хотя девушка из деликатности и не выразила это словами, что юной датчанке Иван казался «привлекательным мужчиной, но старым»!

Какими безнадежными стариками предстают перед молодыми люди среднего возраста! Когда-то Лидия сама с горечью усвоила этот урок, который рано или поздно преподается всем мужчинам и женщинам. Иван откажется взглянуть правде в лицо, сознательно закрыв глаза и пытаясь притворством и иллюзией оттянуть тот момент, когда ему придется смириться с возрастом и грядущей старостью. «Что же будет, когда он столкнется с реальностью?» — думала Лидия. Ей почему-то казалось, что она всегда будет нужна ему. Неужели Тайра была права, утверждая, что она единственный человек, которого он по-настоящему любит? Мужчины иногда выбирают странный способ показать свою любовь, Иван не был исключением. Но если он любит ее, что еще имеет значение?

Раздался стук в дверь, вошла Кристин. Дочь была одета для поездки в Лондон, и Лидия поняла, что Кристин предстоит очередная таинственная отлучка.

— Я зашла попрощаться, мамочка.

Лидия заставила себя заговорить нормальным голосом.

— Ты опять едешь в Лондон? — зачем-то спросила она. — Неужели это обязательно, дорогая? Мне кажется, сегодня будет жарко.

— Я должна ехать, — ответила Кристин. — Тебе что-нибудь привезти?

— Ничего не нужно, спасибо. Кажется, Филип тоже едет.

— Ой, правда? Я так и знала, что-то затевается. Они с Тайрой сейчас прошли по коридору, так сосредоточенно глазея друг на друга, что чуть не сбили меня с ног.

Кристин говорила с раздражением, и Лидия догадалась: дочь обижена на то, что ее не посвятили в семейную тайну.

— Да, кое-что затевается, дорогая, — спокойно произнесла Лидия, — но, полагаю, Филип и Тайра сами все расскажут.

— Ты хочешь сказать, что они влюблены? — спросила Кристин. — Великий Боже! Как-то наш папочка отреагирует?

Лидия почувствовала, что ее тоже занимает этот вопрос, но она попыталась ответить как ни в чем не бывало:

— Пока что это будет для него секретом.

— По-моему, это просто смешно, а ты как думаешь? — спросила Кристин. — Филип еще так молод.

— Влюбленность никак не зависит от возраста, — чуть удивленно заметила Лидия.

— Все равно, ты сама знаешь, мамочка, не хуже меня, что это очень усложняет дело. Они собираются рассказать папе? Он ведь и так догадается.

— Дорогая, ты задаешь очень сложные вопросы, — ответила Лидия. — Как я уже сказала, это секрет Филипа и Тайры, и они хотят поступить по-своему. Мне кажется, нам не стоит вмешиваться.

— А я все-таки думаю, что это усложняет дело, — упрямо твердила Кристин, а потом вдруг сдалась: — Прости, мамочка, я безобразно себя вела. Наверное, мне просто жаль терять Филипа. Я только-только начала узнавать его и уже успела полюбить.

— Но неужели же мы потеряем его? — Лидия задала вопрос, который мучил ее.

— Конечно, тебе придется хуже, чем мне, — продолжала Кристин. — Ведь он всегда был твоим любимцем, не так ли? Бедная мамочка, наверное, ты в нас обоих разочаровалась.

— Ничего подобного, — гневно возразила Лидия.

— И насчет меня ты в этом так уверена?

— Абсолютно уверена, — ответила Лидия, вопреки убеждению, запрятанному в глубине души.

— Мамочка, какая ты милая! — воскликнула Кристин. — Слушай, я все сейчас тебе расскажу, пусть даже опоздаю на поезд.

Кристин присела на край кровати и начала рассказ в точности, как когда-то поведала его сэру Фрейзеру Уилтону. Она говорила, а Лидия смотрела на нее не отрываясь и не верила тому, что слышала. Неужели это правда? Хотя как не поверить этой плавно текущей повести, рассказанной так убедительно и достоверно? Только заглянув глубже, можно было понять тысячи трудностей, проблем и сомнений, которые вытекали из нее.

Во время рассказа Кристин стянула шляпку и теперь, сидя на краю кровати, оживленно описывала события, выразительно жестикулируя, а Лидия только и могла, что смотреть на дочь в изумлении, в голове ее царил хаос и удивление от всего услышанного.

— Стелла Хампден поправляется, — закончила Кристин на высокой ноте. — Вчера она разговаривала совершенно нормально, как мы с тобой. Конечно, она еще слаба,

Но с каждым днем силы возвращаются к ней. Я в общем-то могла бы больше и не ездить туда, но только им нравится, когда я приезжаю, и мне даже кажется, она как-то тянется ко мне. Когда она поправится, мамочка, можно привезти ее нам домой?

— Ну конечно, — согласилась Лидия и тут же добавила: — Но мне все-таки не верится, дорогая! Все это так необычно, невероятно!

Кристин рассмеялась:

— Все так говорят. Просто произошло то, что иногда случается и доказывает, что правда в самом деле диковиннее вымысла. Я и тете Иоанне это говорила, но она так и не смогла свыкнуться с удивлением.

— Почему же она ничего мне не написала?

— Между нами, я думаю, что она как-то стыдилась всей этой истории. Мне кажется, она решила, будто в меня вселились какие-то черные силы и ты будешь винить ее в этом. Честно говоря, я сама в то время не была уверена, что это не так. Вот почему меня так взволновало, когда я сумела спасти Стеллу Хампден, — ведь я именно спасла ее от того, что сэр Фрейзер называет «живой смертью».

Лидия вздохнула:

— Тебе придется дать мне время свыкнуться с этой новостью. Я хочу вначале все обдумать, а затем задать тебе очень много вопросов.

— А я совершенно уверена, что не смогу ответить на них, — заявила Кристин. — Нет, серьезно, мамочка, я сама как следует всего не понимаю. И не могу никак это объяснить. В одном я согласна с тетей Иоанной: если бы я была религиозным человеком, то это было бы легче понять.

— Но ты ведь полагаешь, что все дело в какой-то внешней силе? — спросила Лидия.

— Да, конечно, — ответила Кристин. — Но в какой силе, я не знаю. Когда я лечу кого-нибудь, во мне не больше святости или добродетели, чем сейчас. Я просто чувствую себя более живой, более энергичной — только так я могу объяснить, — и сила льется сквозь меня, как будто повернули краник.

— А кто же это делает? — поинтересовалась Лидия. Кристин развела руками:

— Если бы я знала, возможно, тогда бы мы смогли ответить на все наши вопросы.

Элизабет аккуратно срезала розы, переходя от куста к кусту, она едва видела красные и желтые бутоны второго цветения, как не замечала и строго симметричную прелесть сада с прямоугольно выстриженной изгородью, который был одной из достопримечательностей округи. Мысли ее были далеко — они вызвали мягкую улыбку на губах и выражение легкой задумчивости на лице. Этим утром с почтой пришла открытка. Вначале Элизабет уставилась на нее с недоумением, увидев, что открытка совершенно чистая с обратной стороны. Открывая конверт, она даже не взглянула на адрес. И, только не найдя внутри ничего, кроме открытки-репродукции, принялась изучать конверт, а когда узнала почерк и подпись, нацарапанную в левом углу, почувствовала, как дрогнуло сердце. Значит, Ангус не забыл ее, но зачем, удивилась она на секунду, он прислал ей изображение известной картины Рубенса? Потом медленно, с необычным волнением, с которым человек постепенно проникает в тайный смысл того, что сперва кажется обычным, Элизабет начала понимать. Открытка была обыкновенной, хорошей, но дешевой репродукцией, из тех, что до войны можно было купить в любой католической церкви за рубежом. Картина называлась «Дева и святые», Элизабет знала, что она находится в одной из церквей в Антверпене. Это был для нее первый знак — Антверпен. Ангус сообщал, где он. Затем, глядя на картину с толстенькими веселыми ангелочками, молящимися женщинами и безупречным сочетанием цвета, она вспомнила разговор, который состоялся у них в прошлом.

Тогда Артур показывал Ангусу картинную галерею Эйвон-Хауса. Они остановились перед портретом Элизабет, выполненным одним из ведущих членов Королевской академии искусств в тот год, когда она вышла замуж. Это была неудачная работа, на портрете Элизабет выглядела холодной, равнодушной, гораздо старше своего возраста. Ангус смотрел на портрет несколько минут, затем неожиданно произнес:

— Я хотел бы увидеть вас рядом с картиной Рубенса, которая висит в церкви святого Иакова в Антверпене.

Элизабет вежливо улыбнулась на это замечание, не понимая, что он имеет в виду, и не желая выдать свое неведение. И только позже, гораздо позже Ангус заметил однажды вечером, обедая вместе с ними, что из всех художников он предпочитает Рубенса.

— Рубенс полон жизненной силы и энергии, — сказал он. — Сейчас модно считать его излишне роскошным, но я полагаю, что люди гораздо счастливее, здоровее и сильнее, когда их политики и художники выбирают бьющее через край изобилие.

Элизабет согласилась с ним, глубоко не вдаваясь в этот вопрос. Артур ответил как всегда в краткой и безразличной манере:

— Боюсь, что слабо разбираюсь в живописи. Знаю только, что страховка коллекции Эйвона обходится мне каждый год в кругленькую сумму.

В тот вечер за столом присутствовал еще кто-то. Сейчас, восстанавливая в памяти прошлые события, Элизабет никак не могла вспомнить, кто это был, но этот неизвестный, кем бы он ни был, задал вопрос:

— А какое, по вашему мнению, мистер Маклауд, лучшее произведение у Рубенса?

И Ангус ответил:

— Моя любимая картина — «Дева и святые». Всякий раз, как оказываюсь в Антверпене, я хожу смотреть на нее.

Элизабет долго разглядывала открытку, затем неожиданно поняла замечание, которое услышала от Ангуса в картинной галерее, и это открытие очень взволновало ее. Несомненно, существовало небольшое сходство между ней и центральной фигурой картины — Мадонной: волосы ее были зачесаны точно так же, а в глазах, смотрящих из-под полуприкрытых век на Святого Младенца, Элизабет увидела то, что проскальзывало на ее собственных фотографиях. Да, было сходство, и Ангус, должно быть, увидел его. Не по этой ли причине его потянуло к ней? Не могла ли картина, вызывавшая в нем такой глубокий интерес, создать в его воображении образ идеальной женщины? Ей захотелось поговорить с ним об этом. Как это мучительно — догадываться о столь многом и знать столь мало! Но Ангус прислал ей открытку, и уже одного этого было довольно. Впрочем, и эта радость была способна больно ранить, потому что стоило только взглянуть в газету, как ей сразу напоминали о жестоких боях под Антверпеном. Она представляла, как Ангус воодушевляет людей вокруг себя, придавая бойцам смелость и уверенность одним своим присутствием и творя чудеса даже на поле боя. И посреди всего этого он помнил о ней!