«И о животе Нефертити», — с горечью подумала я. После рождения Мекетатон прошло всего одиннадцать месяцев, а Нефертити уже носит третьего ребенка.

Ипу притормозила и оглядела рынок.

— Джедефора нет, — сообщила она.

Я осмотрелась. Обычно Джедефор слонялся у пристани, но сегодня солдаты были сплошь незнакомые. Тут продавец мяса узнал Ипу и закричал с другой стороны площади:

— Доброе утро, госпожа! Не желает ли сестра главной жены царя купить мяса газели?

Мы подошли к забитому товаром прилавку; мальчишки-ученики размахивали пальмовыми листьями, отгоняя мух от мяса.

— Нет, сегодня не хотим. — Ипу улыбнулась и прислонилась к прилавку, приглашая продавца доверительно посплетничать. — Я смотрю, на рынке тихо.

Продавец приподнял густые брови и, вытирая нож, кивнул.

— Ходят слухи, — сказал он. — Слухи о…

Ему помешал поговорить многоголосый детский крик. Вопли детей заполнили улицу. Женщины принялись выбегать из-за прилавков и звать мужей, а продавец мяса от возбуждения уронил нож.

— Что случилось? — воскликнула я.

Но продавец бросил кусок холста, которым вытирал нож, и попытался запереть свой ларек. Потом он заметил ученика и взволнованно распорядился:

— Пригляди за товаром! Я пойду посмотрю!

— На что посмотришь? — воскликнула Ипу.

Но продавец уже исчез. Вокруг нас бушевало людское море. Ипу бросила корзинку и схватила меня за руку, и толпа понесла нас с собой. Я никогда еще не видела такого буйства. Торговцы бросали свои ларьки, оставляя дочерей приглядывать за ними. Женщины обрывали ветки с карликовых пальм и бежали по улице, выкрикивая хвалы, как будто в Амарну явились сами боги.

— Что случилось? — крикнула я, пытаясь перекричать шум.

Очутившаяся рядом со мной женщина энергично взмахнула рукой, указывая куда-то вперед:

— Идет Хоремхеб со своими людьми! Они разбили хеттов в Кадеше!

Ипу взглянула на меня, а я почувствовала, что глаза у меня становятся размером с блюдца. Ипу ухватила меня за руку и поволокла вперед, проталкиваясь сквозь толпу. И вправду, как и сказала та женщина, по улице ехал в позолоченной колеснице Хоремхеб, облаченный в доспехи.

— Он здесь?! — крикнула я.

Ипу протолкалась наконец наперед, так что мы могли бы коснуться лошадей. А потом мы одновременно увидели его.

— Он здесь, госпожа! — закричала Ипу. — Он здесь!

Процессия двигалась мимо, и я выкрикивала его имя, но вокруг было слишком шумно. Люди восторженно кричали. Их сыновья возвращались домой. Солдаты Египта одержали победу. Они были героями. Потом я подумала об Эхнатоне.

— Ипу! Нам нужно идти! Нужно попасть во дворец!

Но толпа двигалась за процессией. Дети бежали за лошадьми, а женщины бросали цветы к ногам Хоремхеба, и все они шли следом за солдатами по Царской дороге.

— Нам нужно идти! Эхнатон убьет их!

Мы протолкались наружу и у края толпы наткнулись на Джедефора. Он лихорадочно кого-то высматривал.

— Госпожа!

— Джедефор! — Я чуть не расплакалась от облегчения. — Как им это удалось? Как они разбили хеттов?

— Военачальник Нахтмин — великий тактик. А Хоремхеб подготовил войско, и хетты были разбиты. Хоремхеб везет с собой голову хеттского полководца.

Я отступила в потрясении:

— Голову?

Джедефор кивнул:

— Чтобы положить ее к ногам фараона.

Я представила себе, как Хоремхеб с триумфом въезжает во дворец, как врывается в Зал приемов, а по пятам за ним — его солдаты, как он швыряет голову вражеского военачальника к сандалиям Эхнатона. Представила ужас на лице Эхнатона и мрачный взгляд Нефертити, не дрогнувшей и не отвернувшейся. Потом я представила, как Эхнатон взрывается гневом и приказывает предать смерти всех солдат, вернувшихся из Кадеша.

— Джедефор, отведи меня во дворец! — в страхе вскричала я.

Джедефор взял меня за руку и провел нас через столпотворение. Потом я подобрала подол платья, и мы помчались, словно преследуемые воры, по переулкам Амарны, и бежали, пока не добрались до ворот дворца. Их охраняли две дюжины нубийских стражников Эхнатона. Процессия была уже в нескольких кварталах отсюда, а сопутствующий ей шум уже было слышно даже во дворе, где ровными рядами росли подстриженные деревья.

— Откройте ворота! — крикнула я, сунув стражникам под нос кольцо с печатью Нефертити.

Стражники переглянулись, а потом самый высокий ворчливо отдал приказ. Стражники с бурчанием отворили нам.

— Идем! — позвала я Джедефора и Ипу, но высокий нубиец преградил им путь.

— Они останутся здесь.

Я посмотрела на Джедефора. Он кивком указал на Ипу.

— Она вернется в твой особняк, а я подожду здесь, во дворе, — сказал он.

— Я вернусь! — пообещала я.

Но я не знала, с какими новостями вернусь.


Я услышала голос отца даже прежде, чем стражники распахнули передо мной тяжелые двери Зала приемов. Нефертити с царевнами Меритатон и Мекетатон была там. Эхнатон стоял у тронов Гора. На нем был позолоченный доспех, а в руках — копье. Фараон отворил дверь балкона, и зал заполнили крики толпы:

— Хо-рем-хеб! Хо-рем-хеб!

У Эхнатона набухли жилы на шее.

— Арестуйте их! — приказал он. Белый плащ обвился вокруг ног фараона. — Арестуйте их, и пускай ни один из них более не увидит света дня!

Он размашистым шагом вышел на балкон, и глаза его были словно угли. Кажется, он даже не заметил меня, хоть и прошел мимо. Кажется, он никого сейчас не замечал.

— Этим людям нужны герои? — Эхнатон презрительно фыркнул, потом распорядился: — Принесите из сокровищницы сундук золота!

— Ваше величество…

— Быстро!

Отец поклонился и отправился выполнять повеление фараона.

Эхнатон повернулся к моей сестре. Глаза его, холодные, как у гадюки, блестели. Он с такой силой схватил Нефертити за плечо, что я ахнула.

— Когда твой отец вернется, мы пойдем к Окну Появлений. Тогда люди вспомнят, кто их любит. Они вспомнят, кто построил в песках город во славу Атона!

Под окном бушевало людское море. Я заметила Хоремхеба, стоящего на гранитной глыбе. Нубийские стражники окружили его и ждали, что он станет делать дальше. Потом люди разразились радостными криками — у Хоремхеба в руках появилась голова убитого им хеттского военачальника. Я ахнула, а Нефертити прижалась к перилам балкона.

— Он привез голову! — в ужасе прошептала она. — Он привез голову их полководца!

Эхнатон ринулся на балкон. Внизу, во дворе, Хоремхеб высоко вскинул отрубленную голову хетта под приветственные крики толпы. Потом военачальник повернулся и увидел Эхнатона. Он швырнул окровавленный трофей на балкон, и голова подкатилась к белым сандалиям Эхнатона. Эхнатон отшатнулся. Он никогда еще не видел так близко ничего связанного с битвами, а я — ничего связанного с такой ужасной смертью. Кровь забрызгала Эхнатону ноги. Я прикрыла рот ладонью. Панахеси ринулся вперед и оттащил фараона. Тут двери Зала приемов распахнулись. Вернулся мой отец в сопровождении семи человек, шесть из которых тащили сундук с золотом.

Эхнатон схватил Нефертити за руку:

— К Окну Появлений!

Он понесся по дворцу, а весь двор — за ним по пятам. Отец посмотрел на кровь на ногах Эхнатона и велел мне:

— Держись рядом и помалкивай!

Мы быстро прошли по коридорам к мосту, соединяющему дворец с храмом Атона. Здесь располагалось Окно Появлений, выходящее в тот же самый двор, где сейчас находился Хоремхеб со своими людьми. Но, в отличие от балкона в Зале приемов, Окно Появлений было официальным. Когда это окно открывалось, весь Египет останавливался послушать. Мы вошли в эти покои, и Панахеси кинулся открывать окно. Крики внизу мгновенно смолкли. Эхнатон посмотрел на Нефертити, ожидая указаний. Нефертити шагнула вперед и воздела руки.

Тысячи египтян рухнули на колени.

— Народ Египта! — воззвала она. — Сегодня день торжества. Сегодня Атон даровал могущественному фараону победу над хеттами!

Толпа разразилась приветственными криками.

Нефертити продолжала:

— Атон смотрит на фараона с гордостью! Благословение Атона с нами со всеми!

Эхнатон запустил руки в деревянный сундук и принялся швырять в толпу пригоршни колец. Женщины визжали, дети смеялись, мужчины подпрыгивали, ловя кольца. И никто не заметил, как стражники полукругом рассыпались вокруг солдат, оттесняя их в сторону тюрьмы.

Я ринулась вперед, но отец схватил меня.

— Ты ничего не сможешь сделать для Нахтмина, — прошептал он.

Я вырвала руку. Внезапно рядом со мной оказалась Тийя и негромко, но резко произнесла:

— Не будь дурой. Сейчас не время.

— Но что с ним будет?!

— Если хоть одного из этих солдат казнят, народ взбунтуется, — с грубой прямотой предсказала она.

Мы отступили и стали смотреть, как Эхнатон пригоршнями швыряет золото с балкона. Люди толкались, пытаясь дотянуться до сверкающих колец, и в этой давке солдаты были позабыты. Стражники велели им бросить оружие, отойти от толпы и следовать за ними во дворец. Солдаты подчинились — все.

Даже Хоремхеб. Даже Нахтмин.

— Почему они не сопротивляются?! — воскликнула я, прижавшись к Окну Появлений.

— Их сто человек, а нубийцев — пятьсот, — объяснила Тийя.

Отец повернулся ко мне.

— А теперь иди, — быстро распорядился он. — Иди в покои Нефертити и жди ее там.


Мерцающий свет двух дюжин масляных ламп освещал росписи на стенах. Художник изобразил Нефертити и Эхнатона воздевшими руки навстречу Атону, а лучи солнца заканчивались крохотными ладонями, гладящими мою сестру по лицу. Нефертити с Эхнатоном выглядели словно боги, а Атон был чем-то непознаваемым и недостижимым, огненным диском, исчезающим каждый вечер и вновь появляющимся на рассвете. Я оглядела комнату — но нет, здесь не было воздано должное ни одному богу из тех, кто сделал Египет великим. Даже богине Сехмет, даровавшей Египту победу при Кадеше.

Я взяла в руки одну из статуэток, принадлежавших Нефертити, и сзади послышался резкий вдох. Мой взгляд заставил стражников промолчать, но они продолжали следить за мной, недоумевая, что мне понадобилось в покоях фараона. Я посмотрела на миниатюрную статуэтку и поднесла ее поближе к лампе. Когда свет выхватил из темноты кошачье лицо, я ахнула. Никакому богу, кроме Атона, не было места в этих покоях — и, однако же, я держала в руках фигурку богини-кошки, госпожи небес, двойника Амона, великую матерь Мут. Я сжала губы и подумала: «Я была жестока к Нефертити. Я обвинила ее, не зная доподлинно, действительно ли ей было известно о планах Эхнатона».

Двери отворились, и в дверном проеме возник высокий силуэт. Эхнатон? У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди, а стражники согнулись в поклоне:

— Ваше величество!

Но я тут же перевела дух. В вечернем полумраке корона заставляла Нефертити выглядеть выше обычного.

— Мутноджмет?

Сестра увидела меня и нерешительно приблизилась.

Когда она вошла в комнату, я поставила статуэтку на сундук.

— Что с Нахтмином?

Взгляд Нефертити упал на статуэтку из черного дерева. Она указала на богиню Мут:

— Моя замена.

— Замена чего?

Мне не понравилась ее попытка сменить тему.

— Тебя.

Нефертити обернулась к стражникам и рявкнула:

— Прочь!

Они вышли. Когда дверь захлопнулась, сестра повернулась ко мне:

— Я беременна в третий раз, но никто из моих детей не знает свою тетю, и я не уверена, будет ли знать.

На глаза мне навернулись слезы. Она снова была беременна, но я не желала ловиться на это.

— Нефертити, где Нахтмин?

Нефертити взяла статуэтку Мут и поставила обратно на стол.

— Помнишь, когда мы были юными, — сказала она, — мы смеялись и представляли себе, как когда-нибудь будем вместе растить детей, и ты будешь строгой матерью, а я — той, которая все им позволяет? — Ее взгляд обежал комнату, скользнув по росписям и фрескам. — Я скучаю по тем временам.

— Нефертити, где Нахтмин? — повторила я.

Сестра отвела взгляд.

— В тюрьме.

Я взяла ее за руки. Руки были холодные.

— Ты должна вытащить его оттуда. Должна.

Нефертити печально посмотрела на меня.

— Я уже договорилась, что его отпустят. Остальных казнят — пощадят только Нахтмина.

Я потрясенно моргнула.

— Как?!

— Как? — переспросила она. — Я сказала Эхнатону, чтобы его отпустили. Он не отказывает мне ни в чем, Мутноджмет. Ни в чем. Конечно, он продолжает бегать к Кийе. Ну и что? Я ношу его ребенка. Я — царица Египта, а не она.

Нефертити походила сейчас на маленькую девочку, которая громко поет в темноте, чтобы убедить себя, что ей не страшно. Я крепко обняла ее, и так мы и застыли в свете ламп, приникнув друг к другу.