Наш новый дом стоял на берегу Нила; он примостился на утесе, словно задумчивая цапля. В глубокой ночи здание казалось холодным и пустым, и его владелец очень удивился, когда мы появились у его дверей и сказали, что хотим купить дом на берегу.

— Я строил его для дочери городского головы, — объяснил он, — но она сказала, что дом слишком мал для ее высочества.

Он оценивающе взглянул на мои украшения и тонкий лен моего платья, прикидывая, не будет ли дом слишком маленьким и для меня. Потом он заметил:

— Ночь — странное время для покупки дома.

— Но мы все-таки его возьмем, — отозвался Нахтмин.

Владелец взглянул на нас, приподняв брови.

— А откуда вы узнали, что этот дом продается?

Нахтмин предъявил свиток. Владелец поднес его к лампе. Потом взглянул на нас уже по-иному.

— Дочь визиря? — Он снова посмотрел на свиток. — Так ты и есть сестра главной жены царя?

Я расправила плечи:

— Да.

Он поднял свечу, чтобы получше разглядеть меня.

— У тебя кошачьи глаза.

Нахтмин нахмурился, а владелец дома рассмеялся:

— А вы не в курсе, что мы с Эйе вместе ходили в школу? — Он свернул свиток и вернул его Нахтмину. — Мы оба выросли при дворце в Фивах.

— Я этого не знала, — отозвалась я.

— Уджаи, — добавил он. — Сын Шалама. Ну?

Я лишь простодушно моргнула.

— Что?! Он никогда не рассказывал тебе о наших мальчишеских похождениях? Не рассказывал, как мы подшучивали над слугами Старшего, как бегали голышом в лотосовом саду, как купались в священном водоеме Исиды? — Заметив мой изумленный вид, он сказал: — Понятно. Эйе изменился.

— Честно говоря, я не представляю визиря Эйе бегающим без схенти по лотосовому саду, — признался Нахтмин, внимательно разглядывая пожилого домовладельца.

— Ага. — Уджаи похлопал себя по животу и рассмеялся. — Но тогда мы были моложе, и у меня на животе было меньше волос, а на голове — больше.

Нахтмин улыбнулся:

— Хорошо, что ты — друг нам, Уджаи.

— Я всегда буду другом для дочери Эйе.

У него был такой вид, словно он хочет добавить что-то еще, но вместо этого он повернулся и махнул рукой. Мы вошли следом за ним в коридор. Сидящий там пес насторожился при нашем появлении, но не стронулся с места.

— Думаю, вам следует быть осторожными, — сказал Уджаи. — Вы явились среди ночи, без корзин, без слуг… Это может означать лишь одно: вы вызвали гнев фараона.

Он посмотрел на схенти Нахтмина с вышитым золотым львом.

— Ты из военачальников. Как твое имя?

— Военачальник Нахтмин.

Уджаи остановился и развернулся к нам.

— Тот самый военачальник Нахтмин, который воевал с хеттами в Кадеше?

Нахтмин насмешливо улыбнулся:

— Новости расходятся быстро.

Уджаи шагнул вперед. В голосе его звучало глубочайшее уважение.

— Люди только о тебе и говорят, — сказал он. — Но ты же был в тюрьме!

Я напряглась.

— А моя сестра освободила его.

Лицо Уджаи озарилось пониманием. Теперь он сообразил, что мы делаем здесь среди ночи и почему при нас нет ни нашего багажа, ни даже дневного запаса еды.

— Так значит, это правда, — прошептал он, — что фараон собрался казнить великого военачальника Хоремхеба?

Нахтмин напрягся.

— Да. Я свободен лишь благодаря госпоже Мутноджмет. Хоремхебу же такого счастья не выпало.

— Если только боги не на его стороне, — отозвался Уджаи, взглянув на стенную роспись с изображением Амона. Заметив мой взгляд, он пояснил: — Люди не забыли бога, который дал им жизнь и сделал Египет великим.

Он тактично кашлянул, словно бы думая, что сказал дочери Эйе слишком много.

— Ты думаешь спрятаться здесь от фараона? — спросил Уджаи.

— Никто не может спрятаться от фараона, — ответил Нахтмин. — Мы приехали сюда, чтобы создать семью и мирно жить вдали от двора. Завтра они уже будут знать, где мы теперь. Но фараон не станет высылать за нами своих людей. Он слишком боится мятежа.

«И Нефертити», — подумала я.

Уджаи достал ключ из золотой шкатулки.

— Плата — раз в месяц, первого числа. Или можете заплатить сразу.

— Мы заплатим сразу, — тут же сказал Нахтмин.

Уджаи поклонился:

— Это честь для меня — иметь дело с военачальником, которым гордился бы и Старший.


Мы поднялись по каменной дорожке. Меня знобило от холода, которым тянуло из пустыни. Но рука Нахтмина была теплой, и я не собиралась отпускать ее. Когда мы вошли в пустой дом, Нахтмин разжег огонь в жаровне, и по потолку заплясали тени.

Мне на глаза навернулись слезы. Мы одновременно переступили порог пустого дома, а во всех египетских семьях это означало одно и то же. Я сдержала слезы.

— Теперь мы женаты, — сказала я. — Всего лишь несколько дней назад я думала, что ты умер, — и вот мы вместе, как муж и жена.

Нахтмин прижал меня к себе и погладил по голове.

— Боги защитили нас, Мутноджмет. Нам предназначено судьбою быть вместе. Амон ответил на мои молитвы.

Он поцеловал меня, а мне подумалось: а был ли он с другой женщиной? Он ведь мог выбрать любую женщину в Кадеше. Но я посмотрела ему в глаза, и его настойчивый взгляд убедил меня в ином. Он снял с меня платье, и мы занялись любовью рядом с нашим маленьким костерком, снова и снова. Ближе к утру Нахтмин перевернулся на бок и посмотрел на меня.

— Почему ты плачешь?

— Потому что я счастлива.

Я рассмеялась, но была в этом смехе и печаль, и горечь.

— Ты думала, что я не вернусь? — серьезно спросил он.

Мое платье лежало у жаровни, поэтому Нахтмин укрыл меня полой плаща.

— Мне велели забыть тебя, — прошептала я. Я подумала о той ночи, когда потеряла нашего ребенка, и у меня сжало горло. — А потом этот яд…

Мой муж стиснул зубы. Он явно хотел сказать что-то резкое, но нежность взяла верх.

— У нас будут и другие дети, — пообещал он, положив руку мне на живот. — И никакие хетты, сколько бы их ни было, не смогут удержать меня вдали от тебя.

— Но как ты их победил?

И Нахтмин рассказал мне о той ночи, когда нубийские стражники Эхнатона отвели его на баржу вместе с еще семью солдатами, приговоренными к отправке в Кадеш.

— Фараон, несомненно, считал, что нам конец, но он переоценил силы хеттов. Они рассеяны по всему северу, и их недостаточно, чтобы прорвать хорошо организованную оборону. Они выбрали Кадеш, потому что решили, что Эхнатон не пришлет своих солдат защищать этот город. Но они ошиблись.

— Да, но он послал их туда исключительно потому, что думал, что посылает их на смерть.

— Но хетты-то этого не знали. И правитель Кадеша тоже этого не знал. Мы спасли Египет от вторжения хеттов, — сказал Нахтмин, — но они попытаются напасть снова.

— И в следующий раз спасти Кадеш будет некому, а когда он падет, они двинутся в Миттани, а оттуда в Египет, и их будет уже не остановить.

— Мы можем сражаться с ними, — с уверенностью произнес Нахтмин, вспоминая тот страх, который внушало врагам египетское войско во времена Старшего. — Сейчас мы можем остановить их.

— Но Эхнатон никогда этого не сделает.

Я представила себе Эхнатона, представила белую кожу его сандалий и безукоризненно чистый плащ, никогда не видавший битвы.

— «Эхнатон Строитель»! — с презрением произнесла я. — Когда хетты двинутся на юг, египетские солдаты будут таскать камни для его вечного города Атона!

Нахтмин помолчал, обдумывая то, что хотел сказать.

— Когда мы вошли в город, солдаты были потрясены, увидев твою сестру на всех храмах, — признался он. — Ее изображения повсюду.

— Она напоминает людям, кто правит Египтом, — сказала я, пытаясь защитить ее.

Нахтмин посмотрел на меня, и взгляд его был настороженным.

— Некоторые говорят, что она поставила себя даже выше Амона.

Я промолчала, и Нахтмин, увидев, что я не собираюсь ничего говорить против нее, вздохнул.

— Так или иначе, я рад, что наши дети будут знать, что это такое: возделывать землю, и ловить рыбу в Ниле, и ходить по улицам без того, чтобы перед ними падали на колени, словно перед богами. Они будут скромными.

— Если у меня будет сын, — осторожно произнесла я, — Нефертити никогда мне этого не простит.

Нахтмин покачал головой:

— С этим теперь покончено.

— С этим никогда не будет покончено. Пока мы с Нефертити живы и пока мы остаемся сестрами, с этим не будет покончено.

Наутро солнце было уже высоко, когда мы свернули наш соломенный тюфяк и огляделись. Снаружи донесся какой-то шум. Я напряглась.

— Солдаты?

У Нахтмина оказался более острый слух.

— Джедефор. И, судя по голосу, Ипу.

Теперь и я расслышала непрекращающуюся болтовню моей служанки. Мы поспешно оделись, и я открыла дверь.

— Ипу!

— Госпожа!

Она поставила корзину.

— Что за место! — воскликнула она. — Оно такое большое! Сад не так хорош, но зато какой тут вид!

Корзина перевернулась, и из нее вышел рассерженный Бастет. Вид у него был обиженный. Завидев меня, он тут же забрался мне на руки.

Я почесала ему шейку:

— Ох, Бастет, неужто путешествие по реке настолько ужасно?

— Уж кому-кому, а ему жаловаться не на что! Джедефор поймал две рыбины и обе отдал ему.

Я повернулась к Джедефору.

Он поклонился:

— Госпожа…

Нахтмин дружески обнял его.

— Я еще не успел поблагодарить тебя, — сказал мой муж. Я посмотрела на Нахтмина. — Я просил Джедефора присмотреть за тобой, пока меня не будет, — пояснил он.

Я прикрыла рот, а Ипу сдавленно хихикнула.

Джедефор пожал плечами:

— Это было нетрудно. Всего-то несколько поездок в деревню.

— Несколько?! Ты приходил каждый день!

Я посмотрела на Нахтмина, и внезапно сердце мое затопила всепобеждающая любовь. Даже после того, как мои же родственники сослали его, он позаботился найти человека, чтобы тот присматривал за мной. Я подошла к Джедефору и взяла его за руки:

— Спасибо.

Джедефор покраснел.

— Да не за что, госпожа.

Он оглядел дом и с восхищением произнес:

— Вы подыскали прекрасное место. — Он провел рукой по гладкой стене и добавил: — Настоящий дом. Не из какого-нибудь кирпича-сырца.

— Да. Настоящий город из известняка и гранита, — отозвалась я.

Мы занесли в дом корзины, доставленные на барже, и остаток дня раскладывали по местам ковры и стирали белье. Соседи глазели на нас, любопытствуя, кто же это въехал в дом, который строили для дочери городского головы.

Ипу возвела глаза к небу:

— Уже третий человек приходит искать потерявшуюся скотину. Неужто сегодня все коровы Фив посбегали из дома?

Я рассмеялась, раскладывая подушки на веранде. Когда Джедефору пришло время уезжать, мы вышли на берег и помахали ему вслед. Я обняла Нахтмина за талию и спросила:

— Как ты думаешь, мы еще когда-нибудь увидимся с ним?

— С Джедефором? — переспросил Нахтмин. — Конечно.

Поколебавшись, я произнесла:

— Нахтмин, ты ведь больше не принадлежишь к войску фараона.

— Но ветра будут дуть, и пески будут перемещаться. Эхнатон не будет царствовать вечно.

Я напряглась в его объятиях.

— Я ничего не говорю против твоей сестры, мив-шер. Просто никто из нас не бессмертен.

— Но моя семья всегда была на троне Египта.

Нахтмин сжал губы.

— Да, и это меня беспокоит.

Мы прошли обратно в дом, и я проследовала за мужем на крытую веранду.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что если наше царское величество умрет, какое звено тогда будет вести к трону? У Эхнатона нет законных братьев и сестер. — Нахтмин посмотрел на меня. — Остаешься только ты, мив-шер.

«Только я». Я осознала, что так оно и есть, и содрогнулась. Если с Нефертити что-то случится, если Эхнатон умрет, новому фараону потребуется связующее звено, чтобы сделать его притязания на трон законными. А кто из женщин царской семьи будет в брачном возрасте, если что-то случится прямо сейчас? Уж никак не малышки Нефертити. Только я.

— Ты никогда не думала об этом? — спросил Нахтмин.

— Конечно, думала. Но не… — Я заколебалась. — Не всерьез.

— Если Эхнатон умрет, не оставив сына, бразды правления, скорее всего, перейдут к одному из его военачальников, — объяснил Нахтмин. — Потому-то даже сейчас люди могут шептаться о том, что я женился на тебе ради притязаний на египетский трон.

Я внимательно посмотрела на него.

— А это правда?

Нахтмин заключил меня в объятия.