— Найди мое льняное платье и золотой пояс, — сказала Нефертити.

Я прищурилась.

— Если ты выходишь замуж, это еще не значит, что я твоя рабыня!

Нефертити улыбнулась.

— Ну пожалуйста, Мутни! Я знаю, что без тебя не справлюсь.

И она продолжила глядеться в зеркало, пока я перекапывала ее сундуки в поисках платья, которое она надевала только на празднества. Потом я вытащила золотой пояс, но Нефертити запротестовала:

— Нет, с ониксом, а не с бирюзой!

— У тебя что, нет для этого слуг? — возмутилась я.

Нефертити пропустила мои слова мимо ушей и протянула руку за поясом. Лично мне тот, который с бирюзой, нравился больше. Раздался стук, и в дверном проеме появилась служанка моей матери, раскрасневшаяся от волнения.

— Ваша мать велит поторопиться! — выкрикнула девушка. — Наблюдатели заметили караван!

Нефертити посмотрела на меня.

— Подумай об этом, Мутни. Ты будешь сестрой царицы Египта.

— Если ты понравишься царице, — отрезала я.

— Конечно понравлюсь.

Нефертити снова взглянула на свое отражение, на хрупкие плечи цвета меда и пышные черные волосы.

— Я буду мила и очаровательна. Ты только подумай, что мы сможем делать, когда поселимся во дворце!

— Мы и тут много чего можем делать, — возразила я. — Чем плох Ахмим?

Нефертити еще раз прошлась расческой по волосам.

— Тебе не хочется повидать Карнак и Мемфис и стать придворной?

— Отец — придворный. Он говорит, что устает от бесконечных разговоров о политике.

— Ну, это отец. Он привык каждый день бывать во дворце. А что нам делать тут? — недовольным тоном осведомилась Нефертити. — Ждать, пока царевич умрет, чтобы нам можно было отправиться посмотреть мир?

Я задохнулась от ее слов.

— Нефертити!

Сестра весело рассмеялась. Тут в дверном проеме остановилась, тяжело дыша, моя мать. На ней были ее лучшие украшения и тяжелые браслеты, которых я раньше не видела.

— Ты готова?

Нефертити встала. Ее платье было полупрозрачным, и мне стало завидно при виде того, как ткань натянулась на ее бедрах и подчеркнула тонкую талию.

— Подожди. — Мать взмахнула рукой. — Нужно еще ожерелье. Мутни, пойди принеси золотое ожерелье.

Я ахнула:

— Твое ожерелье?

— Конечно. Поскорее! Стражник пропустит тебя в сокровищницу.

Меня потрясло то, что мать позволила Нефертити надеть ожерелье, которое отец подарил ей на свадьбу. Похоже, я недооценила, насколько визит нашей тети важен для нее. Для всех нас. Я поспешила в сокровищницу, расположенную в дальней части дома; стражник поднял на меня взгляд и улыбнулся. Я была выше его на голову. Я покраснела.

— Мать хочет ожерелье для моей сестры.

— Золотое ожерелье?

— А что, тут есть другое?

Стражник вскинул голову.

— Да… Должно быть, что-то важное творится. Говорят, сегодня приезжает царица?

Я подбоченилась, давая ему понять, что я жду.

— Ну ладно, ладно…

Он спустился в подземную комнату и вернулся с драгоценным украшением, которое должно было когда-нибудь стать моим.

— Должно быть, твоя сестра выходит замуж, — сказал он.

Я протянула руку.

— Ожерелье.

— Из нее получится хорошая царица.

— Все так говорят.

Стражник улыбнулся с таким видом, словно знал, что я об этом думаю, — вот ведь любопытный старый осел! — потом протянул мне ожерелье, и я выхватила украшение у него из рук. Я помчалась обратно к себе в комнату, прижимая ожерелье к груди, словно награду. Нефертити посмотрела на мою мать:

— Ты уверена?

Она взглянула на золото, и в ее глазах отразился его блеск.

Мать кивнула. Она надела ожерелье сестре на шею, застегнула, и мы обе отступили. Ожерелье обхватило шею Нефертити переплетением лотосов и стекло ей на грудь капельками разной длины. Хорошо, что Нефертити на два года старше меня. Если бы мне нужно было выходить замуж первой, рядом с ней меня никто бы не выбрал.

— Теперь мы готовы, — сказала мать.

Она двинулась в зал приемов, где расположилась царица. Нам слышно было, как она разговаривает с отцом: тихо, резко и властно.

— Войдете, когда вас позовут, — быстро произнесла мать. — На столике лежат подарки из нашей сокровищницы. Когда будете входить — возьмете их. Тот, который больше, пусть несет Нефертити.

Затем она нырнула внутрь, а мы остались ждать, пока нас вызовут.

Нефертити принялась расхаживать взад-вперед.

— Отчего бы вдруг ей не выбрать меня в жены ее сыну? Я — дитя ее брата, а наш отец занимает самое высокое положение.

— Конечно, она тебя выберет.

— Но выберет ли она меня в главные жены? Я не соглашусь на меньшее, Мутни. Я не стану младшей женой, которую фараон навещает раз в два сезона. Уж лучше я выйду за сына какого-нибудь вельможи.

— Она возьмет тебя.

— Конечно, на самом деле это зависит от Аменхотепа. — Нефертити остановилась, и я поняла, что она разговаривает сама с собой. — В конце концов, выбирать будет он. Именно он даст сына мне, а не ей.

Я скривилась при виде такого упорства.

— Но я никогда не увижусь с ним, если не очарую его мать.

— Тебе это удастся.

Нефертити взглянула на меня с таким видом, словно лишь сейчас заметила мое присутствие.

— Правда?

— Да. — Я села в отцовское кресло из черного дерева и подозвала к себе одну из наших домашних кошек. — Но откуда ты знаешь, что полюбишь его? — поинтересовалась я.

Нефертити быстро взглянула на меня.

— Да оттуда, что он будет фараоном Египта, — ответила она. — И мне надоел Ахмим.

Я подумала о Ранофере, о его улыбке. Что, он ей тоже надоел? Тут из зала приемов вышла служанка матери, и кошка от меня удрала.

— Нам идти? — нетерпеливо спросила Нефертити.

— Да, госпожа.

Нефертити посмотрела на меня. Щеки ее горели.

— Иди позади меня, Мутни. Пусть она увидит меня первой и полюбит.

Мы вошли в зал приемов с подарками из нашей сокровищницы, и зал показался мне больше, чем я помнила. Нарисованные на стене тростниковые заводи и синяя река на мозаичном полу выглядели ярче. Слуги постарались на славу; они даже смыли пятно с драпировки над головой у матери. Царица выглядела так же, как и тогда, в гробнице. Суровое лицо в обрамлении пышного нубийского парика. Если Нефертити когда-либо станет царицей, ей предстоит носить такой парик. Мы подошли к возвышению, на котором восседала царица. Она сидела в кресле с самыми широкими подлокотниками, какие только нашлись у нас в доме, на большой, набитой перьями подушке. На коленях у нее устроился черный кот. Рука царицы лежала на спинке у кота, а ожерелье ее было из золота и лазурита.

Глашатай царицы выступил вперед и повел рукой:

— Ваше величество — ваша племянница, госпожа Нефертити!

Нефертити протянула свой подарок, и слуга принял у нее позолоченную чашу. Тетя похлопала по пустому креслу слева от нее, давая понять, что Нефертити следует сесть рядом с ней. Пока сестра поднималась на помост, тетя не отрывала взгляда от ее лица. Нефертити была прекрасна той красотой, что приковывает внимание даже цариц.

— Ваше величество — ваша племянница, госпожа Мутноджмет!

Я выступила вперед, и тетя удивленно прищурилась. Она посмотрела на шкатулку из бирюзы, которую я ей протянула, и улыбнулась, признаваясь, что в присутствии Нефертити она позабыла обо мне.

— Ты выросла высокой, — заметила царица.

— Да, ваше величество, но не такой изящной, как Нефертити.

Мать одобрительно кивнула. Я перевела разговор на причину, приведшую царицу в Ахмим. Мы все посмотрели на мою сестру; та попыталась не сиять слишком явно.

— Она прекрасна, Эйе. Думаю, она пошла скорее в свою мать, чем в тебя.

Отец рассмеялся.

— А еще она талантлива. Она умеет петь. И танцевать.

— А умна ли она?

— Конечно. И сильна. — Отец многозначительно понизил голос. — Она сможет направлять его страсти и сдерживать его.

Тетя снова посмотрела на Нефертити, явно размышляя, правда ли это.

— Но если она выйдет за него замуж, она должна стать главной женой, — добавил отец. — Тогда она сможет перевести его интерес от Атона обратно к Амону и к менее опасным взглядам.

Царица повернулась к моей сестре.

— Что ты на это скажешь? — прямо спросила она.

— Я сделаю то, что от меня потребуется, ваше величество. Я буду развлекать царевича и рожу ему детей. И я буду покорной служанкой Амона.

Наши с Нефертити взгляды встретились, и я опустила голову, силясь сдержать улыбку.

— Служанкой Амона, — задумчиво повторила царица. — Если бы мой сын был наделен таким здравым смыслом!

— Из двух моих детей у нее более сильная воля, — сказал отец. — Если кто и сможет повлиять на него, так это она.

— А Кийя слаба, — признала царица. — Она не справится с этим делом. Он хочет сделать главной женой ее, но я этого не допущу.

— Как только он увидит Нефертити, он позабудет про Кийю, — пообещал отец.

— Отец Кийи — визирь, — предостерегающе произнесла тетя. — Он будет недоволен, что я предпочла твою дочь его дочери.

Отец пожал плечами:

— Но этого следовало бы ожидать. Мы же семья.

Поколебавшись мгновение, царица встала.

— Тогда решено.

Я услышала радостный вздох Нефертити. Все закончилось так же быстро, как и началось. Царица спустилась с возвышения — маленькая, но неукротимая, — а кот последовал за нею на золоченом поводке.

— Надеюсь, она исполнит твои обещания, Эйе. На кону будущее Египта, — мрачно предупредила она.


В течение трех дней слуги носились из комнаты в комнату, укладывая белье, одежду и украшения в корзины. Повсюду стояли полупустые сундуки с алебастровыми, стеклянными и керамическими сосудами, ожидающими упаковки. Отец наблюдал за этой беготней с явственным удовольствием. Брак Нефертити означал, что мы будем жить во дворце Мальгатта в Фивах вместе с ним, и теперь он будет видеть нас чаще.

— Мутни, перестань бездельничать! — прикрикнула на меня мать. — Займись чем-нибудь!

— Но Нефертити же бездельничает! — ляпнула я.

Сестра сидела в другом углу комнаты, примеряя наряды и подбирая к ним стеклянные украшения.

— Нефертити! — прикрикнула мать и на нее. — Ты еще успеешь накрасоваться перед зеркалом в Мальгатте!

Нефертити драматически вздохнула, потом подхватила охапку платьев и бросила их в корзину. Мать покачала головой, а сестра отправилась следить за тем, как будут грузить семнадцать сундуков с ее вещами. Со двора донесся ее голос: она велела рабу быть осторожнее, потому что ее корзины стоят больше, чем мы заплатили за него. Я посмотрела на мать. Та вздохнула. У меня никак в голове не укладывалось, что моя сестра станет царицей.

Тогда все изменится.

Мы покинем Ахмим. Это поместье останется нашим, но кто знает, увидим ли мы его еще когда-либо?

— Как ты думаешь, мы вернемся? — спросила я.

Мать выпрямилась. Я заметила, как она посмотрела на пруды, у которых мы с сестрой играли в детстве, а потом на наш семейный храм Амона.

— Надеюсь, — ответила она. — Здесь мы были семьей. Здесь наш дом.

— Но теперь нашим домом будут Фивы.

Мать тяжело вздохнула.

— Да. Твой отец хочет этого. И твоя сестра.

— А ты этого хочешь? — тихо спросила я.

Мать взглянула в сторону комнаты, которую она делила с отцом. Она ужасно скучала по нему, когда он уезжал. Теперь она сможет быть рядом с ним.

— Я хочу быть с моим мужем, — призналась она, — и хочу, чтобы у моих детей было больше возможностей.

Мы посмотрели на Нефертити, отдающую приказы слугам во дворе.

— Она будет царицей Египта, — с некоторым трепетом произнесла мать. — Подумать только — наша Нефертити, которой всего пятнадцать!

— А я?

Мать улыбнулась.

— А ты будешь сестрой главной жены царя. Это немало.

— Но за кого я выйду замуж?

— Тебе всего тринадцать! — воскликнула мать, и по лицу ее скользнула тень.

Я была единственным ребенком, которого даровала ей богиня Таварет. Как только я выйду замуж, у нее не останется никого. Я тут же пожалела, что заговорила об этом.

— Может, я и не выйду замуж, — быстро произнесла я. — Может, я стану жрицей.

Мать кивнула, но я видела, что она думает о том времени, когда останется одна.

2


Фивы