Нахтмин приподнял брови:

— Ты, похоже, решила, что это приехала царица.

Мы поехали в порт и отыскали там корабль Джеди — такой же большой и внушительный, каким он мне запомнился. В воздухе сильно пахло жареным кумином. Нам пришлось проталкиваться через толпу: люди сбились на пристани в кучу, словно рыбы в стае. Многие из них пришли, чтобы увидеть своих близких. В тот день тота с Джеди уплыло больше пятидесяти матросов, и теперь их жены толпились здесь, с цветами в волосах. Когда я разглядела на палубе Ипу, то ахнула. Она ждала ребенка!

— Госпожа! — Ипу пробилась ко мне через толчею. — Госпожа!

Она повисла у меня на шее, а мне еле-еле хватило рук, чтобы обнять ее.

— Гляди! — Ипу, улыбнувшись, показала на свой круглый живот. — Он подождал тебя.

— Сколько месяцев? — спросила я.

— Почти девять.

— Девять, — повторила я.

Мне просто не верилось. Ипу, моя Ипу, ждет ребенка.

Ипу повернулась к Нахтмину.

— Я думала о тебе по дороге, — призналась она. — На берегах Пунта солдаты носят оружие, совершенно не похожее на египетское. Мой муж привез тебе образцы. Самые разные. Из черного дерева и кедра. И даже одну штуку из металла, который они называют железом.

Ипу положила руку на круглый живот. Я никогда еще не видела ее более цветущей.

— Может, вы бы пошли вдвоем домой? — мягко предложил Нахтмин. — Я могу остаться тут, помочь Джеди, а вы пока поговорите. Здесь не место для женщины на девятом месяце беременности.

Я отвела Ипу в дом, где она не была почти целый год. По пути она рассказывала мне о земле, где живут люди с кожей более темной, чем у египтян, но более светлой, чем у нубийцев.

— И они носят в волосах странные украшения. Из бронзы и слоновой кости. Чем богаче женщина, тем больше амулетов она носит.

— А травы? — нетерпеливо спросила я.

— Ох, госпожа, ты никогда не видела таких трав! Джеди привез для тебя целый сундук с травами.

Я захлопала в ладоши.

— А ты расспросила местных женщин, для чего они?

— И большую часть записала, — отозвалась Ипу. Тут мы подошли к ее дому, и Ипу замедлила шаги. Она в немом изумлении уставилась на двухэтажный дом с коричневой отделкой вокруг окон и дверей.

— Я успела позабыть, как это здорово — быть дома, — сказала она, держась за живот, и меня затопило непривычное мне ощущение зависти.

В доме было очень тихо — такую тишину мне доводилось встречать только в гробницах Фив. Ипу посмотрела на статуи Амона; все было на тех же местах, где она их оставила. Все осталось точно таким же, если не считать тонкого слоя пыли. И самой Ипу. Первой заговорила я:

— Надо убрать все эти занавески, пусть будет посветлее.

Я стала подвязывать плетенные из тростника занавески, а Ипу смотрела на меня. Я обернулась.

— Что случилось?

Ипу опустилась на скамью, положив руки на живот:

— Мне так нехорошо, что это я буду рожать! Я так хотела, чтобы у тебя был ребенок!

— Ох, Ипу, — с нежностью произнесла я и обняла ее. — Это в воле богов. На все есть какая-то причина.

— Но какая? — с горечью спросила Ипу. — Что это может быть за причина? Я молилась за тебя, когда была там, — созналась она. — Местной богине.

Я ахнула:

— Ипу!

— Хуже от этого не будет, — твердо заявила она, и в голосе ее звучала такая серьезность, какую мне редко доводилось слышать от нее.

Мы посмотрели друг на друга в солнечном свете, пробивающемся через занавески, и я сказала:

— Ты хороший друг, Ипу.

— И ты, госпожа.

Мы принялись беседовать и попутно убирать: вытряхивать пыль с настенных драпировок и отмывать полы. Ипу рассказала обо всех ее приключениях на Ниле. Они сперва поднялись вверх по реке до Котпоса, потом, оставив корабль на попечение одного из матросов, отправились с караваном на восток, по Вади-Хаммамат. Когда они добрались до побережья, Джеди купил три лодки для всех тех товаров, которые он намеревался привезти обратно, они наняли еще матросов и отправились на юг. Ипу вспомнила, как одного из их людей, когда он пошел искупаться, чуть не убил крокодил и как ей всю ночь не давало спать хриплое урчание гиппопотамов.

— И ты не боялась?

— Там был Джеди и пятьдесят вооруженных матросов. На воде там бояться нечего, кроме животных, а когда мы заплыли дальше на юг, там стали встречаться такие животные, каких ты никогда не видела.

Я опустила запыленный подол.

— Например?

— Например, змеи длиной с эту комнату и кошки величиной… — Ипу оглядела веранду. — Величиной с этот стол.

У меня глаза полезли на лоб.

— Больше, чем их изваяния в храме Амона?

— Намного больше.

Потом она принялась описывать великолепные травы, которые ей удалось отыскать, и корицу — они привезли полные сундуки корицы.

— Мы ходили повсюду, госпожа. Там женщины не ездят в носилках. Только на ослах. А когда я округлилась, мне было легче ходить, чем ездить.

Джеди позволял ей посещать чужеземные рынки, где женщины продавали темные стручки, пахнущие имбирем и лимоном, — ими приправляли медовые лепешки и хлеб. Ипу видела взрослых мужчин ростом с ребенка и высоких пятнистых животных, объедающих листья с верхушек деревьев. Женщины продавали пряности и ароматные чаи, и на рынке царили шафраново-желтый, землисто-фиолетовый и огненно-красный цвета.

— Как их одежда.

— А что, там все носят красное?

— Только богатые. Там не так, как в Египте, — объяснила Ипу.

В Египте все, и бедные, и богатые, носили белое.

Когда с пристани пришли Джеди с Нахтмином, следом за ними тянулись матросы, тащившие сундуки с товарами. Дом заполонил запах кедра. Мы уселись на веранде и стали разглядывать необычные находки и слушать связанные с ними истории. Там была шкатулка из слоновой кости, с травами, которые Ипу собрала сама, и деревянный ящик с оружием для Нахтмина. Еще Ипу привезла для меня ярко-синее платье. Остальное были вещи для дома и украшения для будущего ребенка. Это должно было стать его наследством: слоновая кость и золото из страны Пунт.

Тем вечером мы хорошо поели и просидели до утра, слушая, как хохочет Джеди, рассказывая про одного матроса: он съел какое-то местное блюдо, а потом целый день не мог отойти от ямы — в отличие от Египта, туалетов в Пунте не знали. Джеди с Ипу хохотали, вторя друг другу, и, когда мы отправились домой, унося мою шкатулку с травами и новое оружие Нахтмина, нам казалось, будто они никогда и не уезжали.


В Египте говорят, что, когда удача решит взглянуть на тебя, она делает это трижды, по разу на каждую часть глаза Гора: верхнее веко, нижнее веко и сам глаз. На следующее утро после того, как к нам вернулась Ипу на девятом месяце беременности, закончилась засуха. С неба обрушились ливни; тяжелые капли барабанили по водам Нила и собирались в лужи на полях. А вечером, когда Нахтмин ужинал у жаровни, а я болтала с Ипу, прибыл гонец из Амарны и привез свиток с печатью моей семьи. Джеди, отворивший дверь гонцу, передал свиток мне, и глаза у него были круглые от любопытства. Он, наверное, никогда не видел печати визиря: тяжелый золотой воск и лучший папирус, растущий только в дельте Нила. Я тут же вскрыла послание и прочла его вслух.

«Твоя сестра тяжело переносит новую беременность, и жрицы Атона надеются, что это двойня — либо признак царевича. Но она часто плохо себя чувствует и зовет тебя сюда. Нахтмин тоже приглашен».

Ипу ахнула:

— Пятый ребенок?!

Я понимала, что она имеет в виду. Только царицу боги могли благословить такой плодовитостью. Каждый год Нефертити рожала по ребенку, хоть в дождь, хоть в засуху. И у меня внезапно на глаза навернулись слезы.

Нахтмин поставил чашу.

— Мив-шер… — с нежностью произнес он.

Я в смущении смахнула слезы.

— Ты можешь ехать, — сказала я. — Отец не позволил бы матери отправить такое письмо, если бы думал, что тебе грозит опасность. Ты поедешь? — спросила я его.

Нахтмин заколебался, но когда увидел, с какой надеждой я смотрю на него, то ответил:

— Конечно поеду. Мы отплывем сразу же после того, как Ипу отправится в павильон для родов.

Я тут же написала ответ, сообщив матери, что мы отправимся в путь, как только Ипу родит. «Это будет не позднее чем через пятнадцать дней», — сообщила я. Письмо было доставлено быстро, потому что через пять дней пришло другое, написанное рукой Нефертити.

«Ты хочешь дожидаться рождения твоего крестника, в то время как на свет должна появиться твоя племянница, царевна Египта? Я плохо себя чувствую каждое утро и не сплю по ночам, а ты хочешь сидеть в Фивах до атира, когда я, быть может, уже умру?»

Я так и услышала ее обвиняющий голос. Если она умрет, а меня там не будет, чтобы благословить ее, ее ка никогда не обретет покоя. Я дочитала письмо.

«Я знаю, что ты не бросишь меня, когда Анубис стоит у моего порога, поэтому я посылаю корабль. Он отвезет тебя в Амарну как можно быстрее. И поскольку я знаю, что ты не поедешь без Нахтмина, он тоже приглашен. Вы можете занять покои для гостей, те, что возле Зала приемов».

Я скомкала свиток.

— Опять началось! Она послала корабль. Но я не уеду, пока не увижу, как благословят моего крестника, — решительно заявила я.

Ипу покачала головой:

— На этот раз твоя сестра права, госпожа. Ты должна отправиться в путь, как только придет корабль. Если царица носит двойню…

Она сочувственно развела руками.

Нахтмин кивнул.

— Думаю, тебе не надо напоминать, как умерла моя мать, — мягко произнес он. — И ни один из моих братьев не выжил.

Делать было нечего — мне приходилось возвращаться в Амарну, в город, из которого меня изгнали.


— А вдруг роды Ипу закончатся плохо? — прошептала я.

Нахтмин повернулся в темноте. Изображения Таварет, вырезанные на столбиках кровати, благожелательно взирали на нас в лунном свете.

— Мутноджмет, ты же знаешь, что говорят лекари.

Он коснулся моего лба большим пальцем, чтобы прогнать тревогу.

— Они думают, что Ипу родит в ближайшие семь дней. Но они могут ошибаться. — Я прикусила губу и с беспокойством подумала о корабле Нефертити, приближающемся к Фивам. — А вдруг корабль придет, а Ипу еще не родит?

Я все не спала, думая, как бы задержать корабль. Нефертити еще несколько месяцев до родов. Она может подождать. Если Ипу не родит в ближайшие несколько дней…

Но мое беспокойство оказалось напрасным. На следующее утро Ипу отправилась в родильный павильон, построенный для нее Джеди и примыкающий к их дому. Все утро у нее продолжались схватки, и она кричала. За резной дверью Нахтмин утешал Джеди, а Ипу, вцепившись в мою руку, заставила меня пообещать, что, если она не останется в живых, я позабочусь о ребенке, кто бы это ни был, мальчик или девочка.

— Не говори глупостей! — сказала я Ипу, убирая густые волосы с ее лица, но она все равно заставила меня поклясться.

Так что я дала клятву, но исполнять ее не потребовалось. К вечеру все завершилось, и Джеди стал отцом крепкого мальчишки.

— Ты только глянь, какой он тяжелый! — похвалила я спеленатого младенца и вручила его Ипу. Младенец вопил на всю комнату. — Как ты его назовешь?

Ипу посмотрела на окровавленные простыни. Снаружи было слышно, как празднуют радостное событие Нахтмин и Джеди.

— Камосес, — сказала она.


Ожидая корабля Нефертити, я целыми днями сидела с Ипу, наблюдала за ней с Камосесом и завидовала, глядя, как она купает его, укачивает и любуется тем, как он дышит во сне. И хотя малыш оказался беспокойный, у меня ныло внутри, когда я смотрела, как он сосет грудь и мордашка у него довольная-предовольная.

По вечерам я возвращалась домой, к Нахтмину, и мы вместе ложились в постель и проводили ночи, пытаясь зачать нашего собственного сына. В нашу последнюю ночь в Фивах Нахтмин убрал волосы с моего лица.

— Если у нас никогда не будет ребенка, я смирюсь с этим. Но ты, мив-шер, не смиришься. Я это вижу.

Я смахнула слезы.

— Разве ты не хочешь сына?

— Хочу. Или дочь. Но это — дар богов.

— Дар, который мы отправили обратно!

— Нет. Который был украден, — поправил он, и голос его был мрачен.

— Иногда я вижу во сне ребенка, — сказала я, повернулась к мужу, и он утер мне слезы. — Как ты думаешь, это что-нибудь значит?

— Боги посылают нам сны не просто так.

На следующий день за нами пришла баржа, но покидать Фивы оказалось труднее, чем раньше. Мы помахали оставшимся на пристани Ипу и Джеди: они с гордостью новоиспеченных родителей время от времени передавали Камосеса друг другу. Они должны были присматривать за домом в наше отсутствие, ухаживать за садом и кормить Бастета. Ипу обещала обслуживать женщин, которые будут приходить за медом и акацией. Она уже девять лет помогала мне возиться с травами, и я пообещала хорошо заплатить ей.