— Ты вовсе не обязана платить мне, госпожа, — возразила Ипу.

Но я не согласилась:

— Это будет лишь справедливо. Мы можем задержаться там на несколько месяцев.

Я стояла на носу корабля, щурясь от яркого солнечного света, и понятия не имела ни как долго мы пробудем в Амарне, ни при каких обстоятельствах вернемся.


Мы прибыли в Амарну, когда теплое осеннее солнце клонилось к горизонту. Мы стояли на палубе, и я поразилась до глубины души, увидев, как разросся город и каким красивым он стал. За нами прислали носилки, и мы, укрывшись от солнца за льняными занавесками, проехали через весь город к Приречному дворцу. Я раздвинула занавески и обнаружила, что на всех новых храмах и святилищах изображена Нефертити: на дверях, на стенах, в облике припавших к земле сфинксов. Нефертити была повсюду; ее лицо было высечено там, где следовало бы находиться Исиде и Хатор. А с массивных колонн, окружающих дворец, вместо Амона смотрело лицо Эхнатона. Когда носильщики опустили носилки у укрепленных ворот дворца, Нахтмин посмотрел на пилоны, потом отвернулся, перевел взгляд на город.

— Они сделали из себя богов.

Тут появился мой отец, и я поднесла палец к губам.

— Мутноджмет. Нахтмин. — Он тепло обнял моего мужа. Подойдя ко мне, он понизил голос и искренне произнес: — Мы слишком долго не виделись.

— Больше двух лет после последней встречи в Фивах.

Отец улыбнулся:

— Мать ждет тебя в родильном павильоне.

— Нефертити уже отправилась в родильный павильон?!

— Ей нездоровится, — тихо произнес отец. — На этот раз беременность дается ей тяжело.

— На четвертом месяце?

— Некоторые лекари думают, что уже шестой.

Нас провели по Приречному дворцу. Дворец выглядел точно так же, как к моменту моего отъезда. Колонны из белого известняка уходили в небо, а во внутренних двориках все цвело. Некоторые из них были засажены миртом и жасмином, и жасмин же господствовал в садах с водоемами, роняя благоуханные лепестки в воду. Мы прошли мимо Большого зала, и отец сказал:

— Вы будете жить здесь.

И указал на гостевые покои, предназначенные для иноземных дипломатов и посланцев. Я ощутила укол боли, но Нахтмин с благодарностью кивнул.

— Идем, — сказал отец. — Я отведу вас обоих в павильон.

Я посмотрела на Нахтмина:

— Но как же…

— Это Амарна, — скривившись, сказал отец. — Нефертити допускает к себе всех. Хоть женщин, хоть мужчин…

Мы вошли в родильный павильон, и там сразу же поднялся гомон. Я взглянула на лежащую в постели Нефертити. Эхнатон сидел рядом с женой и, напрягшись, с подозрением смотрел на Нахтмина. А потом нас окружили скачущие, смеющиеся дети, которым не терпелось встретиться с тетей Мутноджмет и познакомиться с дядей Нахтмином. Я посчитала и сообразила, что Меритатон уже пять лет. Ее не по летам взрослая усмешка напомнила мне Нефертити.

— Мама сказала, что ты привезла подарки, — сказала она и протянула руку.

Я посмотрела на Нахтмина. Тот приподнял брови и открыл сумку. Все подарки были завернуты в папирус, и Ипу все их подписала.

— Ну-ка, кто тут Меритатон? — спросил Нахтмин.

— Это я! — заявила самая старшая царевна. Она аккуратно взяла подарок под мышку и представила Нахтмину своих сестер. — Вот это — Мекетатон. — Она указала на полненькую кудрявую девочку. — Она всего на год младше меня. А это — Анхесенпаатон. — Меритатон указала на красивую малышку, которая стояла за спинами сестер и терпеливо ожидала подарка. — Ей два года. А это наша самая маленькая сестра, Неферуатон.

Неферуатон доковыляла к нам, и девочки получили свои подарки. Пока они лихорадочно их разворачивали, мать подошла обнять меня и расцеловала в обе щеки. Потом послышался громкий голос Меритатон.

— Я никогда не видела ничего подобного! — объявила она, и голос ее звучал так, словно ей было не пять, а все пятнадцать. — Мават! — Она подошла к постели Нефертити. — Ты когда-нибудь видела подобное?

Нефертити посмотрела на дощечку для письма, сделанную из слоновой кости; Нахтмин сделал их с помощью резчика, работающего над нашей гробницей. На дощечках были вырезаны имена царевен и сделаны подставки для кистей и неглубокие чернильницы. Моя сестра потрогала гладкие края и тоненькие кисточки, и когда она подняла голову, чтобы поблагодарить Нахтмина, взгляд ее был уже иным.

— Они прекрасны. У нас во дворце нет ничего подобного, — признала она. — Откуда это?

— Я хочу посмотреть на них, — распорядился Эхнатон.

Девочки отнесли свои таблички отцу. Фараон небрежно осмотрел их.

— Наши ремесленники могут сделать лучше.

Нахтмин почтительно склонил голову:

— Я сделал их вместе с одним резчиком из Фив.

— Очень искусная работа, — похвалила его Нефертити.

Эхнатон, побагровев, встал.

— Меритатон, Мекетатон! Мы едем на Арену!

— А военачальник с нами поедет? — спросила Меритатон.

Эхнатон остановился у двери. Все застыли. Фараон развернулся и посмотрел на Меритатон.

— Кто сказал, что этот человек был военачальником?

— Никто. — Меритатон, должно быть, услышала угрозу в голосе отца и поняла, что не стоит говорить ему правду, а правда, судя по всему, заключалась в том, что визирь Эйе до сих пор называл моего супруга военачальником. — Я просто увидела его мышцы и поняла, что он много времени работает под открытым небом.

Эхнатон сощурился:

— А почему тогда не рыбак или не художник?

Я никогда не забуду ответа Меритатон, показывавшего, сколь сообразительна она была в свои пять лет.

— Потому что наша тетя никогда бы не вышла замуж за рыбака.

На миг воцарилось напряжение, а потом Эхнатон рассмеялся и подхватил Меритатон на руки.

— Поехали на Арену, и я покажу тебе, как ездят воины! Со щитом!

— А как же я? — закричала Анхесенпаатон.

— Тебе всего два года! — отрезала Меритатон.

— Ты тоже поедешь, — объявил Эхнатон.

Когда они ушли вчетвером, отец спросил у Нахтмина:

— Может, показать тебе твои покои?

— Думаю, это было бы хорошо, — ответил мой муж.

— И мы дадим вам нескольких личных слуг на то время, что вы пробудете здесь.

Мать встала, собираясь присоединиться к ним, и Нефертити отчаянно воскликнула:

— Но ты вернешься к ужину?

— Конечно, — ответил отец таким тоном, словно иначе и быть не могло.

Я придвинула табурет к кровати Нефертити.

— У тебя красивый муж, — признала сестра. — Неудивительно, что ты предпочла его мне.

— Нефертити!.. — запротестовала было я, но Нефертити подняла руку:

— Сестры не могут быть близки вечно. Мы с Мерит стали друзьями. В этом году я сделала ее отца визирем. На должности писца он растрачивал свои способности впустую.

Я оглядела комнату.

— Она приносит мне сок. Она отлично выбирает ююбу. И она не хочет замуж, — многозначительно добавила Нефертити.

Я вздохнула.

— Ну так как ты себя чувствуешь?

Сестра пожала плечами:

— Хорошо, насколько это возможно. Говорят, беременность достаточно тяжелая, чтобы это был сын. — Ее темные глаза заблестели. — Но другие говорят, что это может быть двойня. Ты когда-нибудь слышала, чтобы женщина родила двойню и осталась в живых?

Я сжала губы, чтобы не пришлось врать.

— Никогда? — со страхом прошептала Нефертити.

— Двойни бывают редко. Наверняка должны быть женщины, которые при этом оставались живы.

Нефертити посмотрела на свой живот:

— Четыре царевны, Мутноджмет. Четыре! Думаю, Некбет отвернулась от меня.

Голос ее был мрачен. Кто знает, возможно, она впервые со времени моего отъезда из Амарны признавалась кому-то в своих истинных страхах. Да и кому еще она могла довериться? Моей матери, которая стала бы уверять ее, что все будет хорошо? Нашему отцу, который велел бы ей думать о царстве? Мерит, которая ничего не знала о родах и сопутствующей им боли? Нефертити взяла меня за руку, и внезапно жизнь в Фивах показалась мне ужасным лишением, и я почувствовала себя виноватой за то, что бросила ее здесь одну, наедине с ее страхами и честолюбием, — хотя это она меня изгнала.

— Мутноджмет, пообещай мне, что, если я умру родами, ты сделаешь Меритатон царицей. Пообещай, что Кийя никогда не станет главной женой.

— Нефертити, не надо так говорить…

Она сильнее сжала мою руку и задрожала.

— Я должна пережить эти роды. Я должна выжить, чтобы увидеть моего сына на троне.

Она с надеждой посмотрела на меня, но я не стала обещать, что она непременно это увидит. Это ведомо лишь Некбет. Лишь Таварет могла бы сказать об этом.

Вместо этого я спросила сестру:

— Сколько еще осталось?

Нефертити посмотрела на свой живот. Он был таким же маленьким и аккуратным, как и в прошлые разы, но на этот раз выглядел круглее и как-то тяжелее.

— Три. Еще три месяца, пока все это закончится.

С другими детьми она никогда не испытывала подобного нетерпения.

— Но ты мне поможешь, ведь правда же?

— Конечно.

Нефертити медленно кивнула, успокаиваясь.

— А то я подумала… — Ее глаза наполнились слезами. — Я подумала, что ты меня бросила.

Она напрочь позабыла про мое изгнание, надежно упрятала эти воспоминания, чтобы они не преследовали ее и чтобы это она была пострадавшей стороной.

— Я тебя не бросала, Нефертити. Можно любить двух людей одновременно, как ты любишь Меритатон и нашего отца.

Нефертити посмотрела на меня с глубочайшим недоверием.

— Я останусь до тех пор, пока ты не родишь своих сыновей, — пообещала я.

26


Перет. Сезон роста