Лорен Блэйкли - Нехилый камешек

Не давая ей запротестовать, я сбрасываю вызов и смотрю на отца.

– Женщина нуждается во мне.

Отец приподнимает бровь:

– Тебе стоит послушаться и бежать к ней со всех ног. – Он потирает руки. – Честно, это лучшая новость. Ты меня просто осчастливил. Мне всегда нравилась Шарлотта.

Черт, вина грузом ложится на плечи. Даже в детстве я редко лгал отцу. И могу поклясться, что повзрослев, вообще этого ни делал. Мне в новинку горький привкус вины, и это так мерзко. Но игра стоит свеч. Скоро документы будут готовы, а через пару дней отец подпишет контракт. Небольшая ложь поможет пройти сделке гладко.

Отец сгребает меня в объятия.

– Позвони позже маме. Она обрадуется, узнав от тебя эту новость.

– Я ей все расскажу в деталях, – обещаю я, а внутри содрогаюсь от предстоящей лжи.

Ловлю такси и еду к дому Шарлотты. По пути пишу Нику сообщение, отменяя намеченную попойку.

Занят на выходных семейной ерундой. Придется все отменить. Отпразднуем в другой раз?

Ответа придется ждать пару часиков. Ник в современном мире почти как мамонт, он точно не ходит, уткнувшись в телефон. Друг предпочитает ручку и бумагу новомодным гаджетам. Наверно, благодаря этому он стал мультипликатором мирового уровня.

Такси мчится вдоль Лексингтон-авеню, а я смотрю на номерок горячей барменши «Секс на пляже», а потом быстро пишу эсэмэску.

Извини, детка. Кое-что произошло, и мне нужно побыть с семьей. Встретимся в другой раз.

Ее ответ приходит через тридцать секунд:

Мое предложение остается в силе, в любое время. :)

Три моих любимых слова – в любое время.

Но она не та, о ком я думаю, приехав в Марри-Хилл[4]. Эта женщина стоит за гигантским букетом из… воздушных шаров?

Здесь около трех десятков шариков. Они словно марсианские головы любых размеров и всех оттенков пастельной гаммы с передачи о домашнем интерьере.

Посередине с гордостью возвышается центральный шар, единственное яркое пятно. Кроваво-красный, вероятно в форме сердца, но мне он почему-то напоминает гигантскую задницу.

Я сую таксисту двадцатку, оставляю сдачу на чаевые и захлопываю дверку. Машина отъезжает с визгом колес.

Я даже не могу увидеть лицо Шарлотты. Или грудь. Или талию. Все, что выше скрыто за воздушными шарами, но эти шикарные ноги я узнаю из тысячи. В школе Шарлотта занималась бегом на короткие дистанции, поэтому у нее подтянутые ножки с мускулистыми икрами, и на высоких каблуках они выглядят просто шикарно. Хотя, если подумать, в белых носочках и кроссовках они тоже офигенно сексапильные. Наверно, Шарлотта была на утренней пробежке.

Быстрыми шагами я сокращаю разделяющее нас расстояние и наблюдаю за происходящим.

Она пытается всучить букет какой-то мамочке, толкающей коляску. Та с усмешкой качает головой. Нас разделяет метра три, когда Шарлотта протягивает воздушные шары девочке лет десяти.

– Еще чего! – кричит та и со всех ног убегает прочь.

Шарлотта разочарованно вздыхает.

– Дай угадаю, – говорю я, приблизившись к ней вплотную. – Ты или угробила «Лаки Спот» и пытаешься начать новую карьеру продавщицы воздушных шариков, или на горизонте снова нарисовался Кретин Брэдли?

– В третий раз на этой неделе. До него, кажется, не доходит смысл фразы «мы расстались навсегда». – Она пытается отодвинуть шары, но те цепляются за ее волосы. Еще одна попытка, но статическое электричество снова работает против нее. Пастельные хреновины неумолимы, а легкий ветерок постоянно толкает их все ближе к волосам Шарлотты. – Это самые противные воздушные шары в мире. Уверена, все соседи шушукаются о его плане «воссоединения», хотя все прекрасно знают, что он натворил.

– Он просто отправил их тебе, угадал?

– Да, – цедит она сквозь зубы, сжимая «букет». – После нашего разговора по телефону я собралась пойти купить кофе, но позвонил швейцар и сказал, что мне доставили шары. Только в лифт они не поместятся, поэтому мне нужно спуститься и забрать их. Ну, не бред ли? Даже если бы я захотела их оставить, в квартиру мне их в жизнь не донести.

– И ты пытаешься их кому-то отдать? – спрашиваю я, протягивая руку, чтобы Шарлотта отдала мне это убожество.

– Я подумала, что они больше пригодятся ребенку, чем взрослой женщине. Шокирующее признание, но фетиш к воздушным шарам я переросла.

Я слышу гул автобуса, останавливающегося возле дома, и шлейф выхлопных газов несет воздушные шары прямо в лицо Шарлотты.

– Уф… – вздыхает она, когда отвратительный розовый шар пытается сбить ее с ног.

Я хватаю спутанные веревочки и убираю связку подальше от Шарлотты, а потом подымаю руку высоко над головой.

– Может, мы просто отпустим их в небо? Пусть себе летают над Манхэттеном, словно огромное пасхальное яйцо?

Она качает головой.

– Нет. В конце концов, в них кончится гелий. А потом они либо застрянут в деревьях, либо упадут на землю, где их съедят животные и заболеют, а я на это не согласна.

Шарлотта мягкосердечная. Она любит животных.

– Ясно, – киваю я. – Ладно, я понял. Ты сможешь пережить массовое убийство трех десятков уродливых шаров?

Она решительно кивает.

– Это травму я смогу залечить.

– Закрой уши, – говорю я, доставая ключи из кармана, и начинаю прокалывать шары. Раздаются громкие хлопки, но я продолжаю экзекуцию. Настает очередь красной задницы.

В конце в моих руках остается сдувшийся букет полопанной резины.

Вылитый Брэдли.

А теперь я расскажу, как Брэдли заработал дополнительные очки в звании конченого козла. Они с Шарлоттой познакомились два года назад, так как жили в одной многоэтажке. Начали встречаться. Казалось, все серьезно. Начали подумывать жить вместе. Даже решили купить большую квартиру на десятом этаже и обручиться. Все шло довольно гладко, по крайней мере до того дня, как все было готово, чтобы подписать документы на покупку трехкомнатной квартиры, а Брэдли приехал раньше, чтобы… смешно сказать… «проверить трубы». Да, вот такой была отмазка.

Шарлотта пришла подписать бумаги и застала Брэдли, трахавшего риелторшу на кухонном столе.

– Нехилая проверочка прочности железной столешницы, – сказала Шарлотта, и я так гордился, что она даже в самый паршивый момент смогла «сдержать удар» и придумать колкость.

Хотя, если честно, измена ее сильно ранила. Она любила этого парня. Шарлотта рыдала, уткнувшись мне в плечо и рассказывая о случившемся. Прошло десять месяцев, Брэдли бросил риэлторшу и начал кампанию по возвращению Шарлотты.

С подарками.

Отвратительными подарками.

Я выкидываю в бак увядший «букетик».

– Теперь животные спасены от этого резинового ужаса.

– Спасибо, – произносит она с облегчением, снимает резинку с запястья и собирает волосы в «конский хвост». – Жалкий хлопок постельного убожества. Как только ты полопал шарики, и они так грустно повисли.

– Как Брэдли? – спрашиваю я, приподнимая бровь.

На ее губах вспыхивает легкая улыбка. Она пытается сдержать смех, а потом прикрывает рот. Шарлотта никогда не любила трепаться или делиться подробностями интимной жизни. Хотя я точно не хотел об этом знать. Зато секреты хранить она умеет за семью замками.

Но то, что она изо всех сил пытается не проболтаться, говорит о многом.

Факты на лицо.

Каждый мужчина стремится стать лучшим. Конкуренция у нас в крови, поэтому сдержать триумф я не в силах.

С другой стороны, я не вижу в этом проблемы.

– Давай купим тебе кофе, и я расскажу, почему вел себя как влюбленный чудик.

Шарлотта добавляет сахар в кофе, и у нее расширяются глаза. С каждой секундой они становятся все больше и больше, пока не превращаются в блюдца. Когда она подносит стаканчик к губам, они едва не выкатываются.

А стоит мне упомянуть о завтрашнем ужине, как она чуть не давится. А потом прижимает руку к животу, а второй ладонью зажимает рот и начинает трястись от смеха.

– И как ты вляпываешься в такие ситуации?

– Хотелось бы верить, что всему виной ум и обаяние, но дело в длинном языке, – говорю я и пожимаю плечи с видом: «Ну что поделаешь?». Загвоздка в том, что ответ на этот вопрос один: я приду туда с невестой. А это означает, что Шарлотта должна согласиться, поэтому я серьезно спрашиваю: – Ты же сделаешь это? Сможешь на недельку притвориться, что мы помолвлены?

Ее смех становится все громче.

– И это твоя гениальная идея? Лучшее решение разрулить проблему с трепом?

– Да, – говорю я, кивая с намерением твердо следовать плану. – Это блестящая идея.

– О, Спенсер. Идея просто чумовая. Правда, я бы сказала, одна из лучших. – Она добавляет сливки в кофе. – И под «лучшей» я имею в виду «худшую».

– Почему? С чего ты взяла, что это плохая идея?

Пару секунд она намерено тянет с ответом, а потом как бы делая акцент, подымает указательный палец.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты хочешь, чтобы эта чепуха с фальшивой помолвкой сработала? Собираешься с успехом все провернуть?

– Да. Все верно.

Она указывает на себя.

– И для этой затеи ты решил выбрать меня?

– А кого, по-твоему, я еще мог попросить?

Она закатывает глаза.

– Ты же знаешь, что я худшая в мире лгунья?

– Ну, я бы так не сказал.

Она смотрит на меня как на безумца. Хотя, может, я и впрямь сбрендил.

– Тебе напомнить, как на третьем курсе вы с друзьями устроили розыгрыш в общаге? Если мне не изменяет память, я тогда ушла раньше с кинотеатра, не досмотрев «Дневник памяти», и стала свидетельницей вашей шалости, а мои соседки раскололи меня за пять секунд.

– Ты бы не поддалась так быстро, – настаиваю я, продолжая пить кофе, мысленно возвращаясь в те веселые деньки.

Один из моих приятелей встречался с подругой Шарлотты. Подружка выбросила его пульт от телевизора из окна четвертого этажа, утверждая, будто он слишком много смотрит телик, а мой друг в отместку запланировал небольшую мебельную перестановку.  Беда в том, что Шарлотта застукала нас с поличным, поэтому за ее молчание я пообещал, что мы после полуночи все вернем на место.

– Ох, сдалась как миленькая. Из меня легко вытрясти правду, – категорично говорит она, глядя мне прямо в глаза. – Сначала они просто спросили, кто перенес всю мебель из общей комнаты в прачечную, а потом стали щекотать. Если бы тогда я не слиняла с фильма пораньше, то не застукала вас. По сей день, я виню Николаса Спаркса за то, что не смогла сохранить твой секрет.

– Обещаю, что из-за этой фальшивой помолвки тебе не придется смотреть фильм Николаса Спаркса. И я клянусь, никто не будет тебя щекотать.

– Слушай, я считаю эту затею не просто смешной, но и опасной. Вполне возможно, что в будущем это выйдет тебе боком, – мягко заверяет меня Шарлотта. – Я забочусь о тебе, Спенсер. И понимаю, что всю эту фигню с помолвкой ты задумал, чтобы помочь отцу со сделкой. Но одно понять не могу, почему из всех женщин Нью-Йорка, ты выбрал именно меня? Даже услуги службы эскорта были бы логичнее. Те женщины с легкостью играют на публику.

Я фыркаю, услышав подобное предложение, а потом кладу ладонь на ее плечо и легонько сжимаю, словно тренер, пытающийся убедить игрока вступить в его команду. Мне нужно убедить ее, что она справится. Шарлотте это по плечу. Она знает меня лучше всех. Кроме того, я не могу просто позвонить в эскорт-службу и заказать невесту на неделю. «Привет, мне, пожалуйста, опытную невесту и порцию картошки фри». Во-первых, у меня нет номеров таких служб. Во-вторых, именно Шарлотте выпал этот жребий. Утром я сказал, что она моя невеста. Так что либо Шарлотта, либо никто.

– Это не займет много времени. Нужно будет сходить всего на парочку мероприятий – сегодня выбрать кольцо, а завтра – на ужин. Ты справишься. Только ты и я, малыш, – говорю я, а она хмурится, услышав последнее слово.

– Так вот как ты будешь называть свою невесту? Малыш? Или солнышко? Или как-то еще? Лапуля? Медвежонок? Сладенькая? Мамонтенок?

– Уж точно не Мамонтенок.

– А мне нравится, – говорит она, и я понимаю, что она просто тянет время…. или избегает ответа.

– Пусть все-таки будет малыш, – произношу я с уверенностью, пока она пьет свой кофе. – Не знаю, почему я тебя так назвал. Разве что, это очевидно. Ты красотка, малыш.

Она снова улыбается и мягко произносит: