К началу банкета у Флер было ощущение, что она хорошо освоилась. Посетить бал, не совершая ничего из ряда вон выходящего, – не столь уж трудная задача, если ты разумный и нормальный человек.

Дэниел Сент-Джон предложил Флер проводить ее на ужин. Она подумала, что это устроили для нее подруги.

Болтая с ним, она разглядывала другие пары за столом. Ее внимание привлекла эффектная блондинка с дымчатыми глазами. На даме было темно-фиолетовое платье, похожее по цвету на то, которое Флер заказала у мадам Тиссо. Именно это платье вызвало ее изначальный интерес.

Леди пошевелилась, слегка повернулась. Теперь ее мож­но было рассмотреть. Флер отметила про себя, что это, по­жалуй, самая красивая женщина нынешнего бала.

Затем ее взгляд остановился на двух деталях наряда леди. Совсем маленьких. Блестящих. Паре аметистовых сережек, свисающих с мочек ушей, переливающихся при свете и иде­ально гармонирующих с платьем.

У Флер перехватило дыхание. Сердце гулко заколотилось при взгляде на эти сережки. Она видела их раньше. Она приносила их в своем ридикюле в долговую тюрьму.

Флер с трудом отвела взор от сережек и уткнулась в та­релку. Шум зала превратился в сплошной гул. Она пере­стала слышать, что говорит Сент-Джон.

Через несколько секунд она снова посмотрела на серьги.

– А вон та женщина в фиолетовом платье. Вы знаете ее?

Вопрос Флер заставил Сент-Джона прервать фразу наполуслове.

– Это баронесса Далри. Шотландский титул.

– Она чрезвычайно красива.

– Да.

Сент-Джон знал, что баронесса была любовницей Данте.

Флер внезапно ощутила озноб. Жар и озноб одновре­менно. Боль в груди не собиралась отпускать. Флер с тру­дом удалось сделать вдох.

Данте возобновил любовные отношения с баронессой и отдал ей серьги. Может быть, об этом знали также и Шар­лотта, София и Диана.

Флер сделала глубокий вдох. Она и раньше предпола­гала, что этот день рано или поздно настанет. Это будет ка­кая-то конкретная женщина, и Флер узнает, кто именно. Она попыталась сделать вид, что ее это нисколько не вол­нует, однако это ей не удалось.

Ей вдруг захотелось умереть.

– Ты выглядишь нездоровой, – с участием сказала Ди­ана. – Думаю, вечер был очень непрост для тебя.

– Да, я нездорова. – Флер с трудом выдавила из себя слова. Боль в груди стала нестерпимой. Она поднялась: —Прошу извинить меня…

Диана мгновенно оказалась рядом. Поддерживая Флер, она вывела ее из банкетного зала.

Боль возрастала. По щекам Флер побежали слезы. Она не слышала, что ей шепчет герцогиня. Она не могла осво­бодиться от образа, который засел в ее голове. Она видела Данте, который держит ладонями лицо баронессы, смот­рит ей в глаза и дважды нежно целует – один раз в лоб и второй – в губы.

Сердце Флер зашлось в груди. Герцогиня подтолкнула ее в холл как раз в тот момент, когда началось всеобщее дви­жение.

Она лежала в шезлонге, хлюпая носом, как какая-ни­будь дурочка, желая, чтобы здание рухнуло и похоронило ее. Она не могла остановить поток слез, как ни ругала себя за это и как ни пыталась взять себя в руки. Женщины при­ходили и уходили, делали вид, что не замечают ее состоя­ния, но в то же время бросали на нее внимательные взгляды.

Подруги окружили Флер, образовав барьер из юбок и создав видимость уединения. Шарлотта и София суровым взглядом отгоняли дам, которые проявляли слишком боль­шой интерес к Флер.

– Не могу поверить, что никто из нас не захватил с со­бой нюхательную соль, – сказала Шарлотта.

– Она не в обмороке, – возразила Диана.

Флер предпочла бы оказаться в обмороке. Еще лучше, если бы она преодолела коридор и рухнула на землю. Она хотела бы забыться, чтобы не видеть перед собой Данте, це­лующего баронессу.

– Нам нужно выяснить, что стало причиной этого, – сказала Диана. – Если кто-то оскорбил ее или заговорил в ее присутствии об обвинениях в ее адрес отчима…

– Сент-Джон сказал, что это началось сразу же после того, как она спросила его о баронессе Далри, – негромко проговорила София.

Три женщины замолчали. Флер знала, что они жалеют ее. От этого ей стало еще хуже.

– Дело в серьгах, – сказала наконец Шарлотта. – Я убью своего братца. Он должен был сказать ей, чтобы она не надевала их. Он знает, что Флер их видела.

– Ладно, я позволяю тебе убить его, а сама отвезу Флер домой, – предложила София. – Перед тем как ты его убь­ешь, скажи ему, что она уехала. Диана, найди Адриана и сообщи ему, что я хочу откланяться.

– София, я надеюсь, что ты впредь не будешь принимать леди Далри. Это была преднамеренная жестокость с ее стороны.

– Или незнание. Она могла и не предполагать, что Флер узнает серьги.

– Возможно. Однако один человек это знал, и когда я разделаюсь с ним…

– Пожалуйста, не надо, – сумела выговорить Флер. – Я уже наделала много шума сегодня. Не обвиняйте ни в чем Данте. Это вовсе не его вина.

Шарлотта потрепала ее по лицу:

– Ты позволь сейчас Софии отвезти тебя домой. Я на­вещу тебя завтра утром и поговорю с Данте. А сегодня он может меня не опасаться.

– Ты гадкий и мерзкий человечишка! – Шарлотта прошипела эту оскорбительную фразу, едва вытащив Данте из бального зала. – Безжалостный, жестокосердный тип! Как ты мог?! Ведь ты знал, какое значение имеет этот вечер! Как мог ты быть настолько глуп, что…

– Шарл, довольно. – Данте был не в настроении вы­слушивать дальнейший поток оскорблений.

Его настроение не улучшилось с того момента, когда он утром посадил Флер в карету. Более того, оно стало еще сум­рачнее. Он не без труда сохранял внешнее спокойствие в течение всего вечера, хотя в его голове роилось множество вопросов и порождающих ярость ответов.

В некоторых случаях он способен был дать себе отчет в том, что причина его гнева – элементарная ревность. Рев­ность к Сидделу, к секретным связям этого человека с Флер. Он целый день размышлял о том, какие отношения их мог­ли связывать.

Тот факт, что Флер выслеживала Сиддела, заставил его сделать вывод, от которого у него раскалывалась голова, что она была отвергнутая любовница, продолжающая цепляться за мужчину, которого потеряла, и отказывала другим по причине любви к нему. Одна только уверенность в том, что Сиддел заграбастал бы состояние Флер, если бы появилась возможность, уже приводила его в состояние бешенства.

И вот сейчас, под занавес дня, который начался так отвратительно, а затем получил еще более неприятное разви­тие, он вдруг сделался объектом любопытства и сочувствия. Судя по тому, что он понял из передающихся шепотом спле­тен, с Флер приключилась подлинная катастрофа. Когда Шарл отыскала его, он попытался найти способ уменьшить нанесенный ущерб.

– Этого недостаточно, – огрызнулась Шарл. – Ты хоть знаешь, что произошло?

– Я кое-что подслушал и представляю, как все будет подано завтра. Моя жена внезапно потеряла контроль над собой во время банкета, истерично разрыдалась, ее вывели в холл, а затем герцогиня Эвердон спровадила ее домой, что­ бы другие не слышали ее стенаний. И, по слухам, не было никаких причин для проявления подобных эмоций, кроме ее неуравновешенной психики.

– О Господи, это все так преувеличено! Завтра болту­ны и сплетники будут рассказывать, что она пыталась вы­пить яд.

– Да. Фартингстоун будет в восторге.

Шарлотта шагнула вперед, поставила руки на бедра.

– Все было отнюдь не беспричинно, ты, жалкая паро­дия на мужа! Она увидела серьги!

– Что ты имеешь в виду?

– Аметистовые серьги, которые приносила тебе в дол­говую тюрьму! Она увидела их на баронессе!

– Ты хочешь сказать, что Флер устроила сцену по при­чине ревности?

– Она не устраивала сцен! Она вела себя великолепно, если учесть, насколько она была потрясена. Самое худшее во всей этой истории то, что она винит себя, а не тебя.

Разумеется, она не может винить его. Она не посмела бы. Если бы он возобновил любовную связь с баронессой, она не смогла бы против этого возражать.

К тому же баронесса не была его любовницей, что дела­ло всю эту драму смехотворной. Почти столь же ироничной, как и тот факт, что он застал ее этим утром с мужчиной.

Он рассмеялся бы, если бы его не душил гнев.

– Ты зол на нее, – заметила Шарлотта.

– Ты чертовски права.

– Вероятно, ты полагаешь, что она должна относиться к этому мудрее. Она не была в обществе некоторое время и отвыкла от того, что от многих мужчин можно ожидать не­ верности.

У Данте было искушение объяснить все Шарлотте и обе­лить себя.

– Если ты хочешь оскорблять меня и дальше, то при­ходи для этого завтра. А сейчас я удаляюсь и иду к своей жене.

Глава 17

Флер лежала в темноте и чувствовала себя совершенно несчастной. К образам целующихся Данте и баронессы до­бавились другие. Она как бы со стороны увидела, как глупо вела себя этим вечером.

Она подумала о Шарлотте, которая собирается утром устроить взбучку Данте. Нужно встать пораньше, прийти к Шарлотте и попросить, чтобы она ничего не говорила Дан­те о причине ее вчерашнего срыва. Уж лучше пусть все со­чтут ее поведение странным и неадекватным, чем истину узнает Данте.

Поскольку она не спала, то сразу же услышала стук в дверь. Стук был громкий и резкий – вероятно, в расчете на то, чтобы ее разбудить, если она спала.

Флер села на кровати и потянулась за розовым халатом. Стучали не в дверь, выходящую в коридор, а в ту, которая соединяла их спальни.

Она на цыпочках прошла гардеробную. Стук был тре­бовательный, в ритме стаккато. Он прекратился в тот мо­мент, когда Флер остановилась перед дверью, затаив дыха­ние. Вероятно, у стучавшего лопнуло терпение.

– Открой дверь, Флер, если ты не хочешь, чтобы я все выговорил в коридоре и об этом узнали слуги. – Голос его был негромким и напряженным, словно он знал, что она стоит рядом с дверью и слышит его.

Флер повернула ключ. Дверь распахнулась. Данте стоял, подняв руку и опираясь о косяк двери. Он снял сюртук и галстук, в полутьме белела его рубашка, на которую падал свет от свечи, стоящей на умывальнике.

В его лице и позе не было ничего от беззаботного про­жигателя жизни.

– Ты пришла в себя?

Флер кивнула.

– Но я очень устала.

– Не сомневаюсь. Тем не менее я должен отнять у тебя некоторое время. – Он шагнул в гардеробную. В призрач­ном мерцании свечи она видела его сердитое лицо.

Он вытащил ключ из двери.

– Я успел возненавидеть эту дверь. Я совершил ошибку, настояв, чтобы ты заперла ее. Это одна из нескольких оплошностей, которые я допустил в отношениях с тобой. – Он бросил ключ в свою комнату, и тот звякнул, упав в таз. – Я не хочу, чтобы она впредь запиралась.

Флер не знала, что ей делать или что сказать. Они сто­яли в гардеробной, глядя друг на друга.

– Этот халат смотрится не столь привлекательно без лунного освещения. Я говорил тебе, чтобы ты купила ка­кие-нибудь вещи посимпатичнее.

– Это излишне, поскольку я сплю, когда ты возвраща­ешься домой. .

– Ты очень стараешься, чтобы так происходило. Тем не менее, несмотря на все твои усилия мы оказались друг перед другом. – Он показал жестом на гардероб. – Ты на­девала что-то другое в ту ночь в Дареме. Где оно?

– Я не думаю…

– Надень это, Флер.

Она подошла к гардеробу и извлекла ночную рубашку и халат для будуара.

Он внезапно оказался рядом с ней, и она ощутила давя­щее присутствие мужчины среди ночи. Его руки стали рас­стегивать голубые пуговицы на халате.

Она представила, как он делал то же самое с баронес­сой, и ей снова захотелось разрыдаться.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи.

– Не возражай, Флер. Это не та ночь, когда ты должна напоминать мне, чего нам не следует делать.

Слегка прикасаясь к ней, он стянул с нее халат. Его паль­цы едва дотронулись до ее кожи, когда он развязал ночную рубашку и уронил вниз. Раздевание как бы утверждало его право на интимность.

Флер потянулась было за рубашкой, но его рука сжала ей запястье, остановив ее. Она замерла с вытянутой рукой, чувствуя его близость.

Она не смотрела на него, но ощущала его взгляд на себе. Света в гардеробной было мало, но достаточно для того, что­бы он мог видеть ее наготу.

– Позволь мне надеть ночную рубашку, Данте.

Он снял с нее чепец, и волосы ее рассыпались.

– Данте…

– Не спеши. Для меня такое удовольствие смотреть на тебя нагую.

Она закрыла глаза, чтобы вынести это испытание. Не­смотря на унижение, она почувствовала нарастающее воз­буждение, исходившее от него и захватывающее ее тело.

– Я настаиваю, чтобы ты оставалась в таком виде, – ска­зал Данте. – Я хотел бы, чтобы ты вышла на свет и я мог любоваться тобой часами. У меня чертовски мало прав в этом браке, но это право по договору у меня не было отнято.

– Ты проявляешь жестокость.

– Я причиняю тебе боль?