К чему сомневаться — нужно поговорить и выяснить, что она сама думает. В конце-то концов, она принимает его в своем доме, даже позволяет оставаться там ночевать. Значит симпатизирует. Скорее всего.

Так и не заснув толком, статский советник долго выбирал наряд. Остановился на парадном мундире. Потом понял, что это перебор — такое она осмеивает с воодушевлением, там что вернулся к обычному костюму, долго думал, как начать и не надумав ничего дельного, решил компенсировать ущерб.

* * *

С утра заехал на Никольскую, то есть на улицу Глинки (невозможно же это так переименовывать названия) в магазин Гвардейского экономического общества, выбрал подарок, который был вопиющим нарушением приличий, но она так сокрушалась вчера утрате! И со времен прошлого сватовства он помнил о необходимости цветов. Как же тогда все было просто — предложение после пары общих обедов и одного танцевального вечера, ни полуголых портретов, ни коз, ни похищений, ни поцелуев в подвале.

Да, большой букет роз. Красных, все же она некоторым образом вдова.

До сих пор в голове не укладывается как могли сойтись эта невозможная женщина и восторженный мечтатель Петя Татищев. Михаил Борисович прекрасно его помнил и пусть не разделял мнение графа о никчемности отпрыска, понимал, что сделан был мальчик из другого теста. А Ксения при всех своих благородных порывах, искренности и страстности — цинична, прямолинейна, склонна к авантюрам, избыточно предприимчива, прагматична и рассудительна. Да, все очевидцы описывали их семейное счастье, но как? И если уж совсем начистоту, то она куда больше подходила Татищеву-старшему, чем младшему, даже странно, что тот сам проглядел такое сокровище. Невозможно подумать, что подобный человек решится на скандальный развод, но они же так спорят, что искры летят, она фонтанирует идеями, а он тараном продвигает те, в которые поверит, между ними словно электричество пробегает. И оба этого не замечают.

Здравый смысл вывесил белый флаг ревности. За сутки Тюхтяев успел попереживать и насчет обоих Татищевых, и ди Больо, и неизвестного художника, посмевшего сделать такой провокационный портрет, да и мало ли других, которые видят ее каждый день и могут забрать себе.

Поэтому с предложением пора поспешить.

* * *

Вышла к нему завернутая в темный шелк от подбородка до пят. Наверняка, после вчерашнего стесняется, но чтобы так закрываться? Что-то, когда коленками блистала, не смущалась, а сейчас то взглянет исподлобья, то покраснеет, то глаза прячет.

Улыбнулась, протянула свою тонкую и как оказалось не только умелую, но и ласковую руку, а сама уставилась на полосатую коробку.

Начинать он хотел не с этого, но раз уж так пошло, придется объясниться.

— Это Вам взамен… Вчера я нанес ущерб Вашему гардеробу.

На лице мелькнуло изумление, недоумение, странная гримаса, которую идентифицировать не удалось, а потом она рассмеялась. И размахивая руками продолжила громко смеяться, минуту, другую, потом уже плечи начали вздрагивать от слез. Он помялся, пересел поближе, приобнял. Что делать с женскими слезами, когда они не средство манипуляции, он не знал.

— Ну будет, будет. — поглаживал ее по спине, ощущая на этот раз стандартный панцирь корсета, нижних одежек и отчего-то тоскуя по тревожной неопределенности подвала. И вот она затихла на плече, выровняла дыхание, извинилась и скрылась в глубине коридоров. Вернулась уже почти спокойная, только глаза красные, да губы припухшие. Да озадаченный взгляд на гостя, подобравшего с пола укатившийся букет.

— Ксения Александровна! Я осмелился просить Вас… — что там было-то дальше? На колено, вроде бы вставал. — оказать честь стать моей супругой.

И подал кольцо, которое еще в Москве справил, в тот самый день, когда с Татищевым поговорил. Ксения с утратившими зелень из-за расширенных зрачков глазами так и оцепенела стоя посреди салона. Потом рукой нащупала кресло и рухнула в него.

Графиня машинально крутила кольцо в тонких пальцах, словно не замечая этого, и задумчиво разглядывала жениха. Чем дольше это тянулось, тем понятнее становилось, что ищет вежливую форму отказа.

— Вы действительно хотите стать моим мужем? — он сам с таким лицом допросы проводит.

— Да. — что ж, душой не покривил.

— По собственной воле? — что же с ним настолько не так, что она подозревает кого-то в способности манипулировать им? Тем более в таком вопросе.

— Естественно. — он перестал волноваться и слегка расслабился. Она на самом деле удивлена. Знала бы ты, девочка, как я удивляюсь.

— И Вы отдаете себе отчет в том, что из меня не получится тихая уютная женушка для салонных вечеринок? — интересная постановка вопроса. Согласишься — и будет чудить всю жизнь, откажешься — и точно не выгорит.

— Ксения Александровна, я уже так подробно с Вами познакомился, что подобной иллюзией не страдаю. — грех не улыбнуться, вспомнив ее неуклюжие попытки рукоделия и светских игр.

— Если Вы считаете себя обязанным из-за вчерашнего, — голосок чуть срывается, глаза не отрываются от подола, а руки нервно перебирают завитки на кольце. — то не стоит.

Застеснялась порыва и хочет забыть обо всем? Тогда как-то глупо получается.

— Ксения Александровна, я с трепетом отношусь к женской чести, но если бы обращал внимание на такие условности, то сделал бы предложение еще в мае, когда Вы изволили оказаться со мной ночью в спальне. — Вы, мадам, шутите, так и я смогу.

— Тогда зачем Вам этот брак? — смотрит как на говорящую собаку или зеленое солнце, с недоверчивым удивлением.

Он пожал плечами и улыбнулся. Да если бы самому знать…

— Хорошо. — она пришла к какому-то своему решению. — Я должна подумать и дам ответ… на днях.

Михаил Борисович выдохнул, и на всякий случай засобирался.

— Так я могу надеяться…?

— Само собой. — и абсолютно погруженный в себя взгляд. В его молодости это и было согласием. Но Ксения говорит именно то, что буквально имеет в виду, так что предстоят ей непростые переживания.

26 сентября 1895 года. Санкт-Петербург

Дома господин Тюхтяев выпил бутылку вина за ужином и отключился. Проснувшись с трудом мог поверить, что вчерашний день вообще случился. Да и позавчерашний тоже. Обходился же раньше без отпусков — и мысли глупые в голову не приходили. Теперь вот ходи и думай, что она там нарешает. Может и не стоило все это начинать? Девчонка же еще, куда ему такую? Деньги, опять же… Скользкий момент, конечно. Господин Тюхтяев не был обременен долгами, получал неплохое жалование, но явно отставал от ее расточительности. Но она сама постоянно стремится преумножать капитал, так что вряд ли станет транжирой. И ни разу не оценивала людей по богатству, по-видимому, даже не ориентируясь в банковских характеристиках своих знакомых. Это совершенно непонятно, но факт: спроси ее о доходах горняков, которые практически поселились здесь летом — и она лишь недоуменно похлопает ресницами.

Вскоре посыльный прислал подтверждение заказа из кондитерской — значит, конфеты ей уже доставили. Можно, конечно и подождать, но его адреса она не знает, так что лучше узнать об отказе побыстрее.

Прогуляться решил пешком — и не важно, что эта прогулка почти на час, а погода так себе. Заодно разомнется, вот и знакомых встретить можно. Но как ни тяни, а к одиннадцати перед носками туфель обозначилось знакомое крыльцо.

На этот раз в мундире пришел. Строгий. Уже прокрутил пару раз в голове достойную реакцию на деликатный отказ — все же Ксения Александровна — дама добросердечная, унижать вряд ли захочет.

Церемонно передал карточку лакею. Тот с недоумением покосился — все же в своем доме Ксения Александровна придерживалась более простых правил, чем графиня Ольга — но послушно отнес наверх. Вскоре выплыла хозяйка в строгой белой кружевной блузе и темно-красной юбке. Зеленый наряд после подвала, небось, пришлось выбрасывать. Мало того, что его изваляли на полу, так он сам помнит, как порвал юбку, пряча ее от выстрелов.

Смотрит на него с подозрением. Неужели всю ночь сплетни собирала и теперь проверяешь, что правда, а что вымысел? Тюхтяев любил узнавать о себе что-то новое, а мужской коллектив куда продуктивнее в этом деле, нежели дамский кружок. Ну так про пыточный подвал под доходным домом это был явный перебор, а насчет измора первой жены — пришлось лично рукава засучить и объяснить все нюансы.

— Михаил Борисович, я нахожу несправедливым то, что так мало знаю о Вас, в то время, как Вам ведомы даже цвета простыней в моем доме. — и смотрит испытующе.

Неужели граф обошел что-то молчанием?

Им подали чай с пирожками, причем начинка в них оказалась самая разнообразная, и Ксения развлекалась угадыванием, как они с Настенькой в детстве. Невозможно понять, таится ли в этой соблазнительной девушке ребенок или ведьма.

Оказалось, всего понемногу. Она извлекла из письменного стола лист, на котором в столбик записала вопросы. Много. И начала вполне себе тривиально.

— А когда у Вас день рождения?

— Второго мая. — улыбнулся он.

— А что же не сказали раньше? Я бы что повеселее козы приготовила.

Он вздрогнул, представив полет мысли в канун коронации.

— Спасибо, Ксения Александровна, от Вас и доброго слова хватит.

— Хорошо. — она что-то нацарапала пером, посадила кляксу, пробурчала грубое и достала карандаш. — А насчет года?

— Одна тысяча восемьсот сорок девятого. — невозмутимо ответил он.

Она произвела в голове нехитрые подсчеты, кивнула, оценивающе посмотрела, и вписала результат. Интересно почувствовать себя на месте тех, кого обычно сам допрашивает.

— Родились Вы?

— В имении моих родителей, Царствие им Небесное, в Смоленской губернии. — это даже забавно.

— А родители Ваши?

— Тоже оттуда же. Дед мой, Владимир Алексеевич, из священнослужителей был, еще в Отечественную дворянство выслужил.

— Какой молодец! — искренне восхитилась она. — Это значит с наполеоновской армией воевал?! Потрясающе!

Что удивительного? В наше время труднее найти того, чьи предки там орденов не получили.

— Братья, сестры? — молодец, широко копает.

— Сестра, младшая, Анастасия Борисовна.

— И почему мы о ней ни разу не говорили? — она строго посмотрела поверх своих записей.

— Настенька замужем в Иркутске, давно уже. Скоро внуков нянчить будет.

— Это ж на сколько она Вас младше? — уточнила зеленоглазая следовательница.

— Да на девять лет. — он улыбнулся тому, как в голове потенциальной невесты совершаются подсчеты, новые факты добавляются в картинку и порой нарушают порядок.

— И много ли у нее детей, что Вы ее так в бабушки определяете?

— Да вроде восемь.

— Ох, ты ж… — выдохнула она, покосилась на свой живот и сразу на дверь. — А у Вас?

— Что у меня? — не понял он.

— Дети. — она вновь разговаривает тоном воспитательницы.

— Нет, к сожалению, нам с покойной супругой Бог не послал. — поначалу это не вызывало особых эмоций, но потом, наблюдая за жизнью Татищевых, порой что-то так царапало.

— Сочувствую. Ну а не с супругой? — невозмутимо продолжила она.

— То есть? — не может же она прямо вслух о таком?

— Николай Владимирович говорил, что Вы остались один шестнадцать лет назад. Это долгий срок. — деликатно добавила она.

— Нет. — обрубил он расспросы в этой сфере. А то ведь и про любовниц и увлечения спрашивать начнет. Это кто ж ее надоумил-то? Лучше б сплетни собирала.

— Нет, так нет. — еще пометила что-то.

— Скучаете по ней? — совсем другим, нежным тоном и с сочувствием в глазах.

— По жене? — он растерялся: разговор уходил совершенно не туда, куда надо. — Не знаю. Шестнадцать лет все же. Это было все в другой жизни.

Да он уже с трудом вспоминал ее лицо. Настолько хорошо воспитана, что не позволяла себе никаких эмоций, рачительная хозяйка, способная часами распекать кухарку за разбитую чашку, набожная сверх меры, она и болезнь свою считала карой Господней. Жалел, конечно, когда угасла, но этому предшествовали годы лечения, которое она проводила преимущественно в Крыму, так что последние три года они виделись крайне редко. Вот подумать, так нашел полную ее противоположность.

— А почему Вы тогда вступили в брак? Любили?

Да что ей сдалась та история?

— Родители наши договорились. Ну и мы не возражали.

Молодые барышни все же более подвержены страстям, подражают модным романам. Вот и Петенька Татищев женился по большой любви, наверняка.

Она задумчиво рисовала рыбку на полях своих заметок.

— Хотите узнать что-то еще? — терпеливо поинтересовался он. Список вопросов уходил в бесконечность, и она вычеркивала некоторые по ходу общения, добавляла новые.