— А если я оденусь сестрой милосердия? — предложила хозяйка очередную бестолковую мысль. — Если Вам психологически легче станет, я могу…

— Хорошо, пусть Ваш лакей, или кто он там, приходит.

Через час Тюхтяев был донельзя унижен, зол и несчастен. Сорвал раздражение на своем экзекуторе, но тот только невозмутимо пожал плечами.

Демьян отличался той же непробиваемостью, что и горничная, да и случайные их встречи наводили на мысль о родстве. Но на вопросы отвечал только жестами. Графиня собрала у себя удивительный паноптикум прислуги — горбатый дворецкий, кухарка с больным младенцем, немой лакей и угрюмая горничная. Такого он ни в одном разорившемся доме не видел, уж не говоря о мало-мальски состоятельных.

* * *

Смущало Тюхтяева и отсутствие медика.

— Мне нужно поговорить с лечащим доктором. Его обязательно надо убедить не делиться моей историей с посторонними.

— Не доложит. — уверенно заявила графиня, лично меняя повязку.

— Вы не понимаете, есть инструкции, порядки. Я сам их составлял. — и столько сил потратил, чтобы эти правила соблюдались! Несколько отозванных лицензий сделали куда больше десятка указов и рескриптов.

— Доктор теперь вообще ни с кем говорить не будет. — она сочувственно посмотрела ему в глаза.

Не может быть. Нет. Это как же получилось-то?

— Вы его убили? — так, значит нужно кого-то найти, чтобы ее спасти от каторги.

— Нет, конечно, куда ж я без Вас бы труп спрятала? — рассмеялась она, вызвав минутное облегчение. Но тогда почему он не будет говорить? Это немой слуга у нее хирургией занимается что ли?

* * *

Утром второго дня Ксения Александровна без стука влетела в его комнату.

— Сегодня вставать будем, Михаил Борисович! — оповестила обреченно рассматривающего потолок советника. — А пока проведаем Ваш новый шрам.

— Можно мне зеркало? — попросил он, пока графиня раскладывала на столике бинты, вату, пузырьки свои.

— Посмотреть хотите? — понимающе уточнила она и громко крикнула. — Устя, мое зеркальце с тумбочки принеси сюда.

Мрачная девица послушно держала стекло, неодобрительно косясь на занятие хозяйки. Трудно было игнорировать тот факт, что при всей вежливости прислуга не очень рада гостю. А вот хозяйку обожают, поэтому терпят ее новый каприз. Иначе бы притравили, был уже прецедент в этом доме. И пусть отравителем был покойный муж кухарки, да и умысел имел только против жены и увечной дочери, сам размах впечатлил советника, когда он ознакомился с папочкой на графиню.

Ксения Александровна уверенно размотала бинт, сняла марлевую повязку и обнажила темно-зеленое пятно на боку статского советника. Такого цвета здоровая кожа не бывает, это не у каждого трупа случается. И только он было помертвел, как она пахнущими карболовым мылом руками потрогала края раны, убедилась, что пальцы сухие, достала один из флаконов и смочив ватную палочку изумрудной жидкостью, наложила новый слой краски.

Сама рана выглядела безобидной — тоненькая багровая полоска, ну да, с ладонь длиной, зато вся испещрена аккуратными стежками. Шансов разойтись ей не оставили.

— Мне так раньше не зашивали раны. — проговорил он после долгого молчания. — Новая методика какая-то?

— Вроде того. — Ксения Александровна старательно увлажняла разрыв кожи этой таинственной жидкостью.

В богатой событиями жизни статского советника ножевые ранения уже случались, как, впрочем, и разные другие, но ни разу процесс лечения не был столь странным, и, если уж честно, безболезненным.

— А это лекарство? Я его тоже еще не встречал.

Плечи графини чуть вздрогнули и слегка сжались.

— Зато действенное.

— И откуда же оно у Вас? — ох, что-то здесь нечисто.

— Вы же в курсе, я работала в аптеке. Там у меня была возможность немного экспериментировать. — она с грустью рассматривала рану, поэтому ответила не задумываясь.

— Экспериментировать? — недоуменно переспросил Тюхтяев.

— Ну да. — она подошла к окну и распахнула рамы. — Есть же всякие новые идеи у фармацевтов в мире, которые еще не апробированы в России. Жаль, без диплома мне не развернуться было… Но Вы не переживайте, все хорошо работает — я на себе проверяла.

На старости лет стал лабораторной крысой. Прекрасная вершина карьеры статского советника. И что-то свербит, помимо уязвленного самолюбия. Странно, что таинственный хирург так и не взглянул на состояние пациента. Или, напротив, каждый час проведывает, находя самый пустяковый повод зайти?

— И зашивали меня тоже Вы? — ну, милая моя, скажи, что это кто угодно другой, что он заболел, уехал срочно, умер, в конце концов.

— Согласитесь, лучше, чем та вышивка получилось? — подмигнула она и сбежала, услышав голоса на лестнице.

Сказать, что Тюхтяев удивился, нельзя — его словно пыльным мешком из-за угла приложили.

* * *

В паре дюжин шагов от его кровати трапезничали очередные горные инженеры и госпожа графиня. Регулярно негромкий разговор прерывался общим хохотом, звенели бокалы, мужчины наперебой что-то рассказывали, она гостеприимно поддакивала, задавала уточняющие вопросы и позволяла каждому визитеру полностью распустить хвост перед ней. Часа два длился этот прием, пока, наконец, она раскрасневшаяся, улыбающаяся не появилась на пороге.

— Ну что, не сердитесь больше? — чересчур покровительственно себя ведет для своего юного возраста.

— Что Вы, Ваше Сиятельство, как можно? — сарказм так и стекает по стенам комнаты.

Поджала губки свои и ушла. Можно подумать, есть кто-то в здравом уме, кого порадует перспектива быть прооперированным человеком без медицинского образования. Женщиной, к тому же!

* * *

— Ну что не так, Михаил Борисович? — это она решила провести ревизию мебели и якобы случайно задержалась в его комнате.

— Вы пугаете меня, Ксения Александровна. — бесцветно произнес он.

— Полагаете, что я похитила Вас и удерживаю для опытов? — а ведь интересная мысль.

Теперь он и сам иногда задумывался над возможностью запереть ее где-нибудь для собственной и общественной безопасности. Есть у него пара адресов подходящих. Но нельзя же быть настолько неблагодарным — женщина приютила его, опального чиновника, в своем доме, пожертвовав репутацией — ведь если история всплывет, то ее имя станут полоскать все ханжи и бездельники города, спасла жизнь, выхаживает, кормит.

— Нет. Но эти Ваши наклонности… Вы могли бы поступить в медицинский Университет, стать фельдшером, но не нарушать закон о врачебной практике…

Она вздохнула и забралась в кресло, по-кошачьи свернув ноги вокруг тела. Неприлично и как-то интимно получилось.

— При Его Величестве Александре Александровиче у меня было не очень много шансов на высшее медицинское образование, да и средств на него в моей семье особенно-то и не нашлось. А потом, Вы сами знаете мои обстоятельства. Скорее всего Николай Владимирович давненько уже попросил Вас собрать обо мне всю информацию. Когда бы мне что успеть?

— Но… — действительно, без гимназического образования в университетах делать нечего, а покойный господин Нечаев не очень заботился о будущности единственного дитя. Хорошо хоть грамоте обучена, и то не блестяще — ошибки в письмах сажает порой детские.

— А если бы я не обладала всеми моими знаниями или боялась их применять на практике, то Вы бы уже истекли кровью. — не очень деликатно, но резонно напомнила о его личном участии в этом деле.

— Так-то оно…

Да отвратительно это — оказаться беспомощным на руках у женщины, которую еще недавно пытался очаровать и покорить.

— Будем считать, что это Вы так выразили признательность за то, что я смогла Вам помочь в трудную минуту. — завершила она разговор и почти скрылась за дверью.

— Но раз Вы столько всего знаете, просто преступно закопать свой талант в землю. — с такой энергией и изобретательностью она смогла бы стать выдающимся врачом. Глядишь, при деле была бы и глупостей поменьше делала.

Она помедлила, закрыла дверь и вернулась. Села в кресло и доверительно произнесла:

— Я подумываю над открытием фармацевтической фабрики, но средств, даже моих, на это не хватит. На этом можно было бы успешно заработать, а если производить что-то, неизвестное в других странах — то и получить преференции в случае войны. Вспомните, какие были санитарные потери в Крымскую? Имей мы преимущества в медицинском обеспечении, могли бы расширить границы Империи еще тогда.

То есть она хочет спасать людей новыми открытиями и зарабатывать на этом? Все же аптекарский опыт впустую не прошел.

Пока отвлекала его разговорами, незаметно подошел лакей и помог встать. Больно, но терпимо. Они втроем прошлись по коридору, после чего она едва дотерпела до его кровати, чтобы проверить повязки. Крови не было, швы не разошлись.

* * *

Ближе к ужину она еще раз навестила его, проверила повязки. Заметно, что волнуется. Прошлась пару раз по комнате, подобралась поближе.

— А где же Вас так угораздило?

Странно, что только сейчас начала любопытствовать. Видимо опасность миновала, и теперь можно уже и посплетничать. Разумно, если честно.

— Не берите в голову, Ксения Александровна. — поморщился Тюхтяев. Это ж расписка в своей некомпетентности.

— А все же? — она вновь калачиком свернулась в кресле.

— Да прямо на Моховой — я Его Превосходительству бумаги только завез. Даже не рассмотрел, пока с кучером договаривался.

Выслушала, встречных вопросов не задала и закручинилась пуще прежнего. О чем?

* * *

Утром проснулся от шума внизу. Судя по громовому голосу графа, он прибыл не в духе. А ведь Тюхтяев только ночью сочинил ему письмо, и вот с утра планировал отправить.

— Где он?! — прямо-таки муж-рогоносец перед кровавой расправой.

— На втором этаже в комнате для гостей. — а в голосе слышна улыбка. Действительно, сейчас только смеяться. — Устинья, проводи. И, Николай Владимирович, не очень его тревожьте, а то швы разойдутся.

* * *

Граф влетел в комнату и грозно уставился на обложенного подушками товарища.

— Живой?

— Провидением Божьим. — Тюхтяев попробовал встать, но гость остановил его.

— Правда, порезали? — это когда она ему успела сообщить?

— Да, от Вас выходил и толпу студентов встретил. Один вроде как столкнулся со мной. Не рассчитал, видимо, в основном по ребрам скользнул.

— И что дальше? — граф устроился на то же место, где накануне обитала Ксения.

— А дальше я потерял сознание, и кучер меня привез сюда. — лаконично пересказал ночь своего позора.

— И с этого места поподробнее. Почему чужой кучер тебя привез в этот дом? — как-то не очень приветливо начал губернатор.

— Я оставил письмо Ее Сиятельству и просил передать. А тут вышло, что только этот адрес у него и был.

— Неужто любовное? — хохотнул граф.

— Нет. — поджал губы Тюхтяев, уже пожалевший, что начал всю эту нелепую историю со сватовством. Графиня не проявляла ни желания вступать в брак, ни особой привязанности к стареющему чиновнику. С инженерами вон как веселится, а Тюхтяев вечно оказывается слишком унылым, назидательным, ворчливым. Назовем вещи своими именами: старым. — Прощальное.

— Ты мою Ксению бросил? — сурово сдвинул брови Татищев.

— Нет. — Тюхтяев вздохнул и извлек из-под подушки то, которое написал графу.

Тот читал внимательно, время от времени требуя подтверждения взглядом.

— Думаешь, под суд нас с тобой готовят? — хмыкнул по окончании чтения.

— Слухи такие есть. Теперь меня перед фактом поставили, что в Томск я еду или полицмейстером, или его поднадзорным.

— А по какому делу?

— Да мало ли у нас с Вами чего было? Был бы человек, статья найдется. — невесело пошутил Тюхтяев.

— Ладно, живы будем, не помрем, как мой денщик говаривал. — хлопнул по коленям граф. — Что, Ксения Александровна в сестры милосердия записалась? — он кивнул на бинты в углу комнаты.

— Поверите ли, оказалось, она впрямь разбирается в лечении. Вот на мне экспериментальное лекарство испытала, и я все еще жив. Предлагает его в промышленных масштабах делать и в армию продавать. — наябедничал Михаил Борисович.

— Да, лавочницу из нее не выбьешь. — огорчился граф.

— Не скажите, Николай Владимирович. Бок она мне сама сшила, и получше многих докторов с дипломами.

— Вот и женись тогда. Все равно считай обесчестил ее своими ночевками. — и непонятно, шутит или нет.

— Я ни словом, ни жестом… — про мысли не будем.

— Да знаю я, знаю. Хотя, может и стоило бы. — махнул рукой граф. — Выздоравливай. Тут пока спокойнее пожить.