Выбираю трусливый путь.

Глава 15

Грэйс

– Грэйс, ты уже готова? – окликает мама. Я беру свою камеру и сбегаю вниз по лестнице. У мамы отвисает челюсть. – Ого. Ты выглядишь так красиво. В честь чего?

Смотрюсь в зеркало, висящее на стене в коридоре, проверяя гладкость волос. Я боролась с ними целый час прошлой ночью, выпрямляя свои кудри, пока волосы не стали напоминать сияющий занавес. На мне джинсы и простая футболка. Вся кожаная одежда и шипы наверху. Мне не обязательно носить доспехи каждый день. Я могу быть… ну, знаете… нежной, полагаю.

Обуваю удобные балетки вместо сапог с заклепками и иду на кухню, чтобы приготовить несколько сэндвичей.

– Мам, где ростбиф? – Я роюсь в ящике с мясной нарезкой.

– С каких пор ты ешь ростбиф? – Оттолкнув меня в сторону, она находит ростбиф, спрятанный под упаковкой швейцарского сыра.

Намазав майонезом пресные булочки, укладываю слои сыра, ростбифа и индейки, затем упаковываю сэндвичи в полиэтилен.

– Ладно, я готова.

– Грэйс, серьезно. В чем дело?

– Никаких дел, мам.

– Хорошо. – Она улыбается. – Рада за тебя.

Пятнадцать минут спустя мама уезжает, а я направляюсь к школьному зданию. Проклятье. Йен еще не пришел. Убираю свою сумку, толкаю тележку к месту, на котором мы вчера остановились, и надеваю свежую пару перчаток. Вздрогнув, оглядываюсь по сторонам. Да, точно одна, но, клянусь, я до сих пор чую запах Зака, стоящего рядом со мной там, где Йен толкнул его спиной в шкафчики.

Это было довольно неожиданно. Но я ему глубоко признательна. Надеюсь, он об этом знает. Я понимаю, насколько Йену было трудно выступить против друга. Линдси такого не сделает, хотя мне известно, что она ненавидит ту девочку, в которую ее превращает Миранда. Смотрю на свой телефон. Йен опаздывает. Надеюсь, у него не случился очередной приступ головокружения. Ох, дерьмо! Надеюсь, я не втянула его в еще большие неприятности с отцом вчера.

Услышав шум в конце коридора, испуганно всхлипываю и оборачиваюсь кругом, но там никого нет. Замерев на месте, со скованным телом, наконец-то замечаю – одна из ламп на потолке лопнула, но расслабиться не могу. Мои пальцы онемели. Сердце несется галопом, пот выступает на задней поверхности шеи. У меня нет на это времени сейчас, черт побери. Я сильнее. Хватаю тележку, качу ее к шкафчикам, расположенным около лестницы. Опрыскиваю несколько штук, драю их, поглядываю через плечо, ища посторонних.

Дверь на первом этаже по-прежнему закрыта. Однако онемение распространяется дальше, в груди появляется тяжесть.

Черт, где Йен? Я должна позвонить его папе. Нет, стоп. Если он прогуливает, я его сдам. Но что, если он лежит где-нибудь без сознания? Я не могу дышать. Подхватываю сотовый, звоню маме, включаю громкую связь.

– Эй, Грэйс.

– Мама. Помоги.

– Что? Что такое? Что случилось?

– Не могу дышать, мам.

– Ладно, держись. Я разворачиваюсь. Хорошо, достань свою воду.

Воду? Точно. Моя сумка. Она не на моем плече. Тележка. Я положила сумку в тележку. Ползу к ней, раскрываю сумку, нахожу бутылку воды, жадно пью.

– Возьми полотенце, намочи и приложи к шее… как я тебе показывала.

Да. Полотенца. Отрываю несколько бумажных полотенец от рулона, смачиваю их водой, прикладываю к задней поверхности шеи под волосами.

– Хорошо, дыши.

– Не могу.

– Ты можешь, милая. Ты дышишь.

– Я одна, мам. Совсем одна.

– Нет, Грэйс. Никогда. Я здесь.

– Когда все это закончится? – шепчу я, потирая грудь, а мама вздыхает.

– Не знаю, Грэйс. Может, если бы тебе не приходилось видеться с ним каждый день… Например, в Европе. Ты могла бы встретить новых друзей, друзей, которые тебя не знают, не знают о случившемся. Ты можешь начать заново, милая.

Я закрываю глаза, запрокидываю голову назад, представляю, как взбираюсь по Испанской лестнице в Риме или исследую Лувр в Париже. Я могла бы проводить время с принимающей семьей или гулять по городу, встречать новых людей, людей, которые не знают, что я шлюха, людей с необычными акцентами и… с хорошими манерами, вежливых и…

Нет.

Нет. Вытираю холодный пот с шеи, прекрасно зная, что на другом конце света будет не лучше, чем здесь. Я должна посмотреть своему страху в лицо. Если сбегу, Зак победит, а он уже и так одержал достаточно побед в играх.

Узел в животе расплетается, я снова могу дышать.

– Грэйс, ты в порядке? – спрашивает мама, когда мое тяжелое дыхание замедляется.

– Да, – отвечаю, проведя ладонью по лицу. – Да, – повторяю более уверенно. – Уже лучше. Спасибо, мам. Люблю тебя.

– Тоже люблю тебя, Грэйс. Позвони мне позже, хорошо?

– Ага.

Я сую телефон в карман и поднимаюсь на ноги, которые едва чувствую. Но они не подгибаются, и этого достаточно на данный момент. Смотрю в окно, выходящее на стоянку, наблюдаю за командой по лакроссу. Даже с такого расстояния узнаю Зака по одной лишь его позе – руки на боках, голова высоко поднята.

Возвращаюсь к шкафчикам. Позади меня лестница. Я не пропущу, если внизу откроется дверь. Успокоившись, вычищаю шкафчик за шкафчиком в одиночестве до тех пор, пока в животе не начинает урчать. Только тогда делаю перерыв на обед.

Йен до сих пор не появился. Надеюсь, он в порядке.

Я сижу у окна, смотрю, как тренер Брилл раздает бутылки с водой, а мальчики усаживаются прямо на игровое поле. Я на виду. Любой, кто посмотрит вверх, меня заметит. Но никто не смотрит, поэтому я достаю камеру из сумки и проверяю зум.

Проклятье, недостаточно близко, чтобы поймать выражение лица. Ладно. Время для шпионской вылазки.

В то же мгновение в груди все сжимается, колени дрожат. Но мне необходимо это сделать. Я должна запечатлеть это на фото, чтобы все увидели. Натягиваю толстовку, беру сумку и тайком пробираюсь поближе к полю. К тому времени, как добираюсь до своего любимого дерева, перерыв у команды уже окончен, все вернулись на свои игровые позиции, ждут свистка. Поднимаю камеру, проверяю ракурс – он идеален. Я вижу капли пота, стекающие по лицам. Навожу фокус, делаю снимки один за другим.

– Ты идешь к Миранде после тренировки? – выкрикивает Кайл Заку. Тот пожимает плечами.

– Возможно. Если ничего интересней не подвернется.

– Забудьте Миранду, нам стоит поехать в лес.

– Уже лучше. Потусим, дождемся, пока Рассел свои домохозяйственные обязанности исполнит.

– Напиши ему. Он сегодня не пришел.

– Не пришел? – Зак поворачивается лицом к Кайлу и пропускает мяч.

Раздается свисток. Тренер Брилл орет на Зака, чтобы тот собрался, но он игнорирует его.

– Слишком сильное похмелье, – подтверждает Кайл.

Выражение, то самое выражение, которое я пыталась поймать, мелькает на лице Зака, когда он оглядывается и пристально смотрит на окно второго этажа, именно туда, где должна находиться я. Жму кнопку затвора; руки дрожат. И молюсь, чтобы кадр получился. С ним я смогу показать всем правду о Заке МакМэхоне.

– МакМэхон, ты тут для того, чтобы играть, или позагорать пришел?

– Извините, тренер.

– За работу, парни! – Опять раздается свисток; я возвращаюсь к главному корпусу по периметру школы. Незаметно лавирую между деревьями, выхожу на стоянку, пробираюсь между припаркованными машинами, держусь в тени здания, юркаю через стальную дверь. Поспешно поднявшись по лестнице на второй этаж, останавливаюсь на месте как вкопанная.

Йен сидит на полу, прислонившись спиной к шкафчику.

– Где ты была, ясноглазая? – спрашивает он… Зачем – понятия не имею, ведь ледяной тон его голоса явно говорит мне, что ему и без того известно.

Глава 16

Йен

Ого.

Грэйс выглядит сексуально. Сногсшибательно. У меня текут слюни при виде ее. Она распустила и выпрямила волосы. В пальцах покалывает от желания дотронуться до них. На ней нет косметики – ни подводки в духе Клеопатры, ни готической помады. Ее щеки раскраснелись – скорее всего, из-за секретной операции, которую она только что провернула. Грэйс даже одета иначе. Она не замечает меня, пока между нами не остается всего несколько метров пространства. Не знает – или, может, надеется, я не замечу – что она широко улыбается, взбегая вверх по лестнице. 

Улыбка исчезает, когда Грэйс обнаруживает меня. Она ее буквально отключает, откидывает волосы за плечо и приподнимает брови.

 – Ты все еще здесь работаешь?

Новый образ, прежний характер. Ага. Определенно стоило остаться дома и вернуться обратно в кровать, потому что… ах, черт. Грэйс едва меня не подловила на проверенную рутину "ты мне нравишься, а я тебе нравлюсь", только я знаю, чем она в действительности занимается со своей навороченной камерой. Она просто очередная пассия Зака, еще одна в длинной веренице, которая не стерпела осознания, что ее тоже "поматросили и бросили".

Я поднимаюсь, подхожу к тележке, хватаю баллончик чистящего средства и швыряю ей. Грэйс неуклюже пытается поймать его. Именно в этот момент я снимаю сумку с ее плеча и выуживаю оттуда огромную фотокамеру.   

– Эй! – Она пытается отобрать камеру, однако я уворачиваюсь от ее рук. Грэйс правда думает, будто я не заметил, как она исчезает каждый день? Думает, что никто не замечает, как она украдкой снует вокруг поля для лакросса? Включаю камеру, пролистываю фотографии, сохраненные на флэшке.

– Йен, пожалуйста. Эта камера стоит пять тысяч долларов, кто-то пожертвовал ее школьной газете. Она не моя.

– Да. Знаю. Вот чего я не знаю, так это почему ты заполняешь карту памяти снимками парня, который, как ты утверждаешь, тебя изнасиловал.

Я провоцирую ее, но она не огрызается. Вместо этого плечи Грэйс поникают.

– Ты не поймешь.

Точнее некуда.

– О, я понимаю, Грэйс. Ты позволила Заку поиметь себя, потом взбесилась, потому что он не остался с тобой. Чего тут непонятного?  

Она вздрагивает так, словно я ударил ее в живот, однако быстро спохватывается, готовая к перебранке.

– А ты где пропадал сегодня?

– Похмелье. Мы с Заком вчера устроили вечеринку. И обстоятельно побеседовали. Знаешь, что он мне рассказал? – Я листаю фотографии дальше. – Ох, смотри-ка! Вот здесь Зак уходит с вечеринки Миранды. А тут Зак блокирует бросок. И еще Зак. И еще. И еще. – Отпихиваю камеру ей в руки. – Он сказал, ты напилась той ночью до такой степени, что едва стояла на ногах. Он сказал, вы с Мирандой повздорили, и ты ушла. Он сказал, что беспокоился о тебе. Пошел следом за тобой, как на его месте поступил бы любой друг. Сказал, ты позволила ему поцеловать себя, снять твою футболку, и отыметь тебя. – Грэйс опять вздрагивает, только я уже зашел слишком далеко, чтобы отступиться. – Он сказал, что ты ему не отказывала.

Она смотрит на меня; ее ясные глаза полны боли, но остаются сухими. Никаких слез от Коварной Колье. Весь этот маскарад с образом милой девочки? Ага, нет уж. Больше не куплюсь.

– Ты ему поверил? – наконец спрашивает Грэйс; ее голос дрожит, однако я теперь к этому не восприимчив.

Бросаю на нее взгляд.

– Я видел его фото, а сейчас увидел твои, так что, да. Я верю ему.

– Значит, ты мудак. – От дрожи в голосе не остается следа, и – пуф! – она снова трансформируется в Крутую Грэйс с презрительной ухмылкой на губах. – Я пошла на ту вечеринку ради тебя, придурок. Я так оделась, потому что хотела привлечь твое внимание, не его. Я порвала с ним спустя два дня, Йен. Два. Знаешь, почему?

Она не дает мне шанса сказать, что ответ меня ни черта не интересует, и продолжает с напором:  

– Потому что он нехороший человек, Йен. Когда я заметила это в первый раз, подумала, дело во мне. Может, я неправильно поняла, поэтому дала ему еще один шанс. Но дело было не во мне. Просто Зака не волнует никто, кроме него самого, а вы, парни, не обращаете на его характер внимания, поскольку он хорош на поле.

Смеюсь на выдохе, хожу вокруг нее, пока она просматривает фотографии, проверяя, не удалил ли я чего. Если бы Грэйс хоть что-то знала про нашу команду, то поняла бы, насколько ее слова неверны. Тренер Брилл выступает за формирование чести, характера и уважения. Говорит, он предпочтет проиграть целый сезон достойно, чем выиграть один матч грязными методами. Он сажает игроков на скамейку запасных за вещи вроде… ну, за оскорбления в свой адрес. Зак проследил, чтобы я благополучно добрался до дома вчера. Когда Джереми, Мэтту и мне понадобилась помощь с математикой, Зак сам занимался репетиторством с нами после заявления тренера Брилла о том, что мы не сможем играть, пока не исправим оценки.