Пэтти Блаунт - Некоторые парни… (ЛП)

– Не пускайте его завтра в школу, пусть останется дома. Никаких физических нагрузок, разве что можно телевизор посмотреть, лежа на диване.

Отец закатывает глаза.

– Ох, против этого у него возражений не будет.

– Пап, серьезно. – Неужели мне придется выслушать календарную лекцию в больнице? – Со мной все нормально. Я смогу пойти в школу.

Доктор качает своей лысой головой, открывает планшетную папку и что-то пишет в моей карте.

– Извини, Йен. Сотрясение – коварная штука. А у тебя довольно серьезный случай.

– Да?

Папа хмурится.

– Йен, ты принял удар сбоку, перевернулся в воздухе и жестко приземлился. Ты был без сознания около минуты.

Я ничего такого не помню.

– Ты хорошо себя чувствуешь сейчас, однако завтра или на следующий день что-нибудь может усугубить твое состояние, например, очередной удар по голове. Мне нужно время. Посмотрим, как будут обстоять дела через несколько дней.

– В субботу еще одна игра. На нее я попаду?

– После пятницы решим. Если все будет в порядке, я дам тебе допуск.

Из груди вырывается вздох облегчения.

– Если почувствуешь головокружение, тошноту или головную боль, сообщи мне. – Доктор вырывает листик из блокнота, вручает его папе.

Тот кивает, кладет бумагу в карман. Домой едем в тишине. Из-за яркого света фар с моим ушибленным мозгом происходит нечто странное и неприятное. Знаю, ночью меня будут периодически будить, чтобы я ответил на глупые вопросы, вроде: "Как тебя зовут?", "Кто наш президент?", "Какой сейчас год?".

– Завтра ты останешься дома, в постели. Никаких видеоигр. Я не хочу, чтобы ты напрягал глаза. Можешь позвонить Заку или Кайлу после уроков, попросить конспекты и домашнее задание, – объявляет отец.

Я не отвечаю. Нет желания вступать в новый спор.

– У тебя получится завтра поработать на дому? – спрашивает мама у него. Я морщусь. Нет, пожалуйста.

– Да. Вероятно, мне придется отлучиться на пару встреч с клиентами, но большую часть дня я смогу за ним приглядывать.

Похоже, я возвращаюсь в родительскую тюрьму.

Грэйс

Утро вторника.

День тридцать третий.

Мама подвозит меня, чтобы не пришлось иметь дело с оскорблениями толпы в автобусе. Я прибываю в школу, и в ту же секунду, как переступаю порог, начинается. Нападки. Толчки локтями. Шепот и смешки. Громкие комментарии. Шлюха. Обманщица. Сука.

У меня нет совместных уроков с Заком МакМэхоном – единственный, по моему мнению, положительный момент. Зато мне приходится терпеть один с Мирандой. Она болтает с двумя девчонками, когда я сажусь на свое место.

– Поверить не могу, что она пожаловалась мамочке.

Ее собеседницы смеются, потом смотрят в мою сторону.

– Ее мать позвонила моей, и теперь проблемы у меня, хотя это она первая начала распространять ложную информацию.

Я тяжело вздыхаю.

– Миранда, мне жаль, если ты думаешь, будто я украла Зака у тебя, но я не вру... поверь, он мне не нужен...

Она смотрит на меня, как на кучу дерьма, на которую только что наступила.

– Тогда зачем наябедничала мамочке о том, что я довела тебя до слез?

– О чем ты?

– О, Боже, серьезно? – Миранда закатывает глаза и достает свой сотовый. – Об этом сообщении, которое твоя мать написала моей, и из-за которого у меня теперь неприятности.

Глянув на дисплей, понимаю, что она имеет в виду. Она отправила смс мне, а получила его мама. Очередной раз вздохнув, выуживаю из сумки телефон.

– Это телефон моей матери. Мой у нее. Так что, если ты написала мне, она получила сообщение.

Глаза Миранды округляются, челюсть отвисает. Крошечная часть меня ликует.

– Полагаю, ты сама себе обеспечила проблемы.

– Грэйс, если ты закончила взвинчивать мой класс, я бы хотел начать урок.

Я сердито смотрю на мистера Брауна, в то время как взгляд Миранды, направленный на меня, переполняется чистой злобой.

Чем дальше, тем хуже становится день. Мой учитель по обществознанию, мистер Райс, просит задержаться после урока.

– Я слышал о случившемся, и надеюсь, что ты в порядке.

Не ожидая услышать добрые слова, ошарашенно киваю.

– Эмм, я тут подумал, теперь, когда ты понимаешь, насколько опасно употребление спиртного несовершеннолетними, не согласишься ли поговорить с восьмиклассниками, которых я курирую при нашей церкви? Своего рода разговор о том, чего лучше не делать.

Нахмурившись, обдумываю услышанное. Он хочет использовать меня, словно какую-то картинку в духе "до и после"? Черт, ну уж нет! Я не сделала ничего плохого. Зак сделал.

– Мистер Райс, Зака МакМэхона вы тоже попросили выступить перед вашими подопечными?

Он моргает, поправляя галстук. Его лицо медленно заливается пунцовой краской.

– Эээ, нет. Он не...

– Он – да.

Подняв руки в знак поражения, мистер Райс качает головой.

– Грэйс, я имел в виду...

– Я знаю, что вы имели в виду. Мой ответ – нет. – Я выхожу из кабинета, пока не стукнула его своим тяжелым учебником. Где-то в глубине живота зарождается огонь.

Безопасности ради после уроков жду маму в главном офисе, однако даже секретари смотрят на меня с тем же уровнем отвращения, какой я постоянно вижу в глазах остальных. Выуживаю мамин телефон из кармана, но новых сообщений нет, звонить некому. Поэтому я убираю его и достаю фотокамеру, делаю несколько снимков, запечатлевая секретарей за работой. Вдруг найдется какая-нибудь статья, для которой миссис Вейр, наш редактор, сможет их использовать.

Шумный вздох прерывает мою скуку.

– Мисс Колье, пожалуйста, не могли бы вы не топать ногой?

Топать ногой? Точно. Опустив взгляд, замечаю, как дергается мое колено.

– Ох. Конечно. Извините. – Заерзав на стуле, меняю позу и замечаю на доске объявлений буклет о семестре обучения за границей. Мама не умолкала об этом целый месяц. Буклет блестящий, с множеством ярких фотографий счастливых школьников, гуляющих по знаменитым достопримечательным местам Европы.

Для серьезных учащихся, стремящихся выйти за рамки традиционного образования. Семестр за границей позволит Вам полностью погрузиться в новую культуру и язык. Вместо того чтобы прятаться в школьных кабинетах, Вы будете посещать музеи, знакомиться с местными традициями, познаете мир вне пределов собственной зоны комфорта.

Выглядит так заманчиво – Рим, Париж, Лондон. Может, я смогу остаться дольше одного семестра и не вернусь до выпускного. Закрыв глаза, представляю, как попиваю капучино в траттории, брожу по Лувру или даже смотрю дебаты в парламенте. Я смогу завести новых друзей, возможно, начну встречаться с мальчиком, говорящим с сексуальным акцентом.

Живот сводит; я зажмуриваюсь. Встречаться с мальчиком? Нет. Ни за что. Кому я теперь нужна. Волна сожалений накрывает меня, подобно цунами. Йен Рассел приходит на ум. Я заинтересовалась Йеном несколько месяцев назад. Именно ради него я пошла на ту вечеринку, а он вообще не явился. Но при мысли об отношениях... или даже о случайной встрече с ним... после Зака, меня мутит.

Огненный ком в животе становится горячее, растет. Миссис Рейнолдс, школьная медсестра, заходит в офис, кладет стопку папок в корзину. Заметив меня, сидящую на жестком пластиковом стуле, она склоняет голову набок.

 – Грэйс, ты в порядке? 

Пожимаю плечами.

Миссис Рейнолдс садится рядом со мной, бросает взгляд на буклет.

– Европа, значит?

– Мама считает, мне надо уехать до тех пор, пока "все не уляжется". – Я изображаю кавычки пальцами.

– А ты? Что думаешь ты?

– Звучит интересно.

– Но?

Опять пожимаю плечами.

– Когда-нибудь мне придется вернуться.

Она похлопывает меня по руке.

– Выше голову, Грэйс. Даже если умираешь внутри – особенно тогда – держи голову высоко. – Улыбнувшись, миссис Рейнолдс уходит.

Я обдумываю ее слова. Они перекликаются с тем, что мне сказала Диана, консультант "горячей линии". Может, стоит сходить на одну из их встреч, посмотреть, поможет ли. Буклет, который я держу, продолжает дразнить меня улыбающимися лицами и трусливыми фразами, пока я, наконец, не сминаю его. Нет, я не уеду в Европу. Я больше не буду избегать людей. С меня уж точно хватит оскорблений. Смотрю на камеру, и вдруг в голову приходит идея. Я могу вернуть все, что Зак МакМэхон у меня украл. Месяц назад я хотела умереть. Сейчас у меня появился план. И мне хватит злости, чтобы воплотить этот план в жизнь.

Зак думает, что выкладывать фотографии в сеть – забавно. Хорошо. Я покажу ему фотографии.

Сотовый вибрирует в кармане. Мама приехала. Я шагаю к двери. По пути закидываю буклет в мусорную корзину, с высоко поднятой головой.

Йен

Длинный язык и вспыльчивый нрав – плохая комбинация.

Я пытаюсь вырваться из железной хватки товарищей по команде, которые не дают мне придушить тренера Брилла.

– Вы не можете посадить меня на скамейку запасных! Вы не доктор, мать вашу.

Повисает тишина. Воздух испаряется из кабинета и из всей раздевалки, остается только тяжелый, заполняющий ноздри запах пота и влажных полотенец. Челюсти отвисают; ошарашенные взгляды перемещаются с меня на тренера, и обратно.

Брилл встает, выпрямляясь во все свои 195 см. Две лапищи размером с суповые тарелки опускаются на стол с такой силой, что канцелярские принадлежности, лежащие на столешнице, взлетают в воздух. Он прищуривается, склоняется настолько близко ко мне, что я могу сосчитать щетину у него на подбородке. Я слишком зол, ослеплен яростью, чтобы оценить все факторы, из-за которых это может закончиться плохо, очень плохо.

– Я могу посадить тебя на скамейку запасных. Знаешь, что еще я могу? Отослать тебя в кабинет мистера Джордана. Знаешь, что он может сделать? Исключить тебя.

Исключить меня? Он шутит, черт побери?

– Это последняя игра сезона! У меня сотрясение, а не опухоль мозга.

Тренер наклоняется еще ближе. Удерживающие меня руки дрожат.

– Мистер Рассел, да хоть сломанный ноготь, мне без разницы. Твой семейный доктор должен выписать допуск, позволяющий тебе вновь играть в составе моей команды, ясно? Ты пропустишь завтрашнюю игру, если заткнешься сейчас. Хочешь пропустить и Турнир Лонг-Айленда тоже? Тогда продолжай трепать языком. 

Кайл Морэн сжимает мой бицепс.

– Боже, Йен, просто заткнись.

– Да, – добавляет Мэтт Робертс, сжимая мою вторую руку. – Ты нам нужен.

Я грозно смотрю на тренера, едва ли не изрыгая огонь.

– Мы закончили. Тащи свою задницу в офис мистера Джордана. – Брилл поднимает телефонную трубку. – Сейчас же, – рявкает он.

Вырываюсь из хватки Кайла и Мэтта, захлопываю за собой дверь.

Матерюсь на всем пути до кабинета директора; войдя в приемную, плюхаюсь на стул и жду, когда мистер Джордан вызовет меня к себе. Вечером я убью своих родителей, черт бы их побрал. Они знали, что последний матч сезона состоится в субботу. Неужели было так сложно назначить повторный визит к врачу до игры? Папа всегда разглагольствует о том, чтобы я полностью посвящал себя команде, потому что мне очень важно выиграть стипендию, и потом сам косячит.

– Йен Рассел, поговаривают, ты стал доктором с момента нашей последней встречи? – Мистер Джордан стоит в дверном проеме, хмуро глядя на меня через линзы своих очков и подзывая пальцем.

– Мистер Джордан, так не честно. – Подскакиваю на ноги. – Я нормально себя чувствую. Просто мои родители не договорились о визите к врачу, но они позвонят, и...

– Мистер Рассел, мне понятно ваше разочарование, однако вы не осознаете, что мистер Брилл поступает так не из желания побыть занозой сами-знаете-где. Он следует принципам, благодаря которым наша школа смогла обзавестись успешной спортивной программой, и, как бы ни было трудно это принять, данная программа приносит благо всем нам, а не только вам. Присядьте.

Я закатываю глаза и сползаю на стул, стоящий перед безукоризненно сияющим столом мистера Джордана. Ходят слухи, что у него всегда наготове целая команда, полирующая столешницу после каждой встречи.