Снова фыркаю, потому что... серьезно? Мне полагается в это поверить?

– Грэйс?

– Ммм. – С моей головой, покоящейся у него на плече, и его теплым дыханием на моих щеках, я вздыхаю. Наверно, это просто сон. Я отключаюсь, довольствуясь теплом и претворяясь, будто Йен действительно рядом.

– Грэйс?

Проклятье, почему мой сон такой громкий?

– Ты пойдешь со мной на свидание? В кино или еще куда-нибудь?

– Конечно, воображаемый Йен. Я пойду с тобой на свидание. Сделай прививки для начала. Против вшей, вакцину против шлюх.

Он еще крепче обнимает меня.

– Заткнись, Грэйс.

– Сновидения не должны на тебя кричать.

– Я – не сон, Грэйс.

– А должен быть.

Йен вздыхает; его дыхание щекочет мою кожу.

– Грэйс, посмотри на меня.

Поднять голову? Не уверена, что смогу. Однако я все равно пытаюсь, потому что мне нравятся хорошие сны, а таких у меня давно не было. Голова словно в два раза увеличилась и стала тяжелее килограммов на пятьдесят, и... ого! Тут два Йена. Он немного приседает, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, обхватывает мою голову обеими руками. Я улыбаюсь.

– Спасибо.

– Без проблем. Ты смотришь на меня, Грэйс? Ты меня видишь?

– Ага, вас обоих.

– Господи. – Йен закатывает глаза. – Чертовски неудачное время, но тебе нужно выслушать. Я тебе верю. Ты меня слышала, Грэйс? Я верю тебе.

Мозгу требуется секунда или две, чтобы поспеть за ушами, а когда он регистрирует услышанное, я наконец-то разбиваюсь подобно одной из тех пивных бутылок и рассыпаюсь на миллион неправильных осколков. Только Йен не отпускает. Ни на миг не отпускает.

Мы стоим так целую вечность, до тех пор, пока ко мне не возвращается способность дышать без рыданий, моргать, не проливая слез.

– Черт, ты невероятно сильная, ты справлялась со всем этим дерьмом, и я не знаю, почему мне понадобилось так много времени, чтобы увидеть... Ну, я знаю, почему, но это не имеет значения, ведь теперь я вижу. Теперь я знаю. Проклятье, ты – воин. – Он целует меня в лоб, и, черт побери, это так правильно, идеально. Я не хочу двигаться, даже для того, чтобы сказать ему: все эти эпитеты ко мне неприменимы. Я просто девочка, которая разозлилась.

Очень, мать твою, разозлилась.

– Грэйс?

– Ммм.

– Рад, что ты этого не сделала. Я про стекло.

– Было бы просто. Не правильно.

Все еще обнимая меня, Йен вздрагивает так, словно я ударила его током. А потом я падаю. И в процессе падения думаю: "Я знала, что это всего лишь сон".

***

– Грэйс.

Что-то шлепает меня по лицу; я отбиваюсь. Кто-то смеется.

– Грэйс, ну же. Открой свои ясные глаза.

Йен? О, Боже. Я моргаю; он улыбается, глядя на меня сверху-вниз, одной рукой сжимает мою руку, а второй гладит меня по щеке. Что... Оглянувшись по сторонам, обнаруживаю, что я в его машине. Лес. Алкоголь. Осколок стекла. Охнув, подскакиваю на сиденье и зажмуриваюсь. Черт, черт, дерьмо!

– Грэйс, посмотри на меня. – Рука на моей щеке встряхивает меня слегка, опять похлопывает. Мои глаза распахиваются, потому что по тону голоса я слышу – Йен раздражен.

– Ничего не случилось. Ясно? Честное слово. Ничего не было.

Как он... Я лишь киваю.

– Дай мне свой ключ.

Ключ? Хлопаю по карманам. Кажется, я сунула его в задний карман. Привстаю, пытаясь совладать с непослушными руками, и наконец-то выуживаю ключ. Йен забирает его, выходит из машины. Выругавшись, накрываю лицо ладонями. Какого черта он делал в лесу? Пассажирская дверца открывается; я едва не падаю с сиденья к ногам Йена. Он вздыхает и подхватывает меня на руки, словно больного ребенка.

– Я тебя держу.

О, Боже, ты даже не представляешь. Закрываю глаза, отдаюсь ощущениям, потому что такого, наверно, больше не случится, пока я не уеду в колледж, где никто не знает шлюху Грэйс. Вздрагиваю, когда моей спины касается что-то мягкое.

Я на диване в нашей гостиной. Йен бросает ключ на кофейный столик, включает светильник, затем приподнимает мою ногу, расстегивает один сапог, потом другой. Даже несмотря на то, что мои нейроны невосприимчивы из-за выпитого алкоголя, я чувствую трепет. Он усаживает меня, снимает мою кожаную куртку, бросает ее на стул, ставит мои сапоги в угол. На спинке дивана лежит одеяло. Стягиваю его, но Йен тут как тут, расправляет одеяло, укутывает меня. Боже, это так восхитительно. Заставляю глаза раскрыться... даже не помню, как их закрыла... но Йен исчез. Проклятье. Снова зажмуриваюсь, пытаюсь вспомнить все гадости, совершенные им, чтобы так сильно по нему не скучать, и... и сразу вспоминаю прекрасные слова, которые он сказал мне совсем недавно. Это был не сон?

– Грэйс.

– Я не сплю. – Не без усилий распахиваю веки.

– Хорошо. – Йен вернулся, и он смеется. У него в руке большой стакан воды. Он снова помогает мне сесть, протягивает мне свою ладонь, ухмыляясь.

Обезболивающее.

Улыбаюсь такой иронии, глотаю таблетки, запиваю, ложусь обратно.

– Не уходи, – шепчу я.

Он смотрит на дверь, нахмурив брови, поджав губы. Мое сердце раскалывается еще на сантиметр, но я ничего не говорю. Полагаю, я уже достаточно шансов ему дала. Йен опускается на колени передо мной, тянется к моей щеке, начинает поглаживать, рисуя маленькие круги. Если бы я не лежала, то растаяла бы в лужицу. Веки такие тяжелые, только, если я закрою глаза, могу что-нибудь пропустить. Я годами представляла этот момент, как все будет происходить, какие обстоятельства к нему приведут. Йен откидывает назад свои каштановые волосы, спадающие на темные глаза, облизывает губы, и, клянусь, я практически чувствую запах шоколада.

Он опускает взгляд. Я едва не озвучиваю свой протест, пока он не произносит мое имя.

– Грэйс? Мне очень хочется тебя поцеловать.

В губах щекотно; я не могу определить – это от предвкушения или чего-то еще?

– Ты можешь.

Он резко вскидывает голову, его глаза округляются немного, встречаясь взглядом с моими. Йен смотрит, просто смотрит на меня в течение долгого времени; тиканье часов, висящих на стене, становится все громче, громче, громче. Когда я практически убеждаюсь, что он посмеется надо мной и скажет, что пошутил, Йен садится рядом со мной на диван и обхватывает обеими ладонями мое лицо. Пульс учащается. Он нависает надо мной, склоняет голову набок, и я забываю, почему ненавижу его.

– Только когда ты протрезвеешь.

Закрываю глаза, чтобы Йен не заметил мое разочарование, но мой мозг проигрывает в памяти день, когда мы поцеловались в коридоре. Я ощущала вкус шоколада. И мне хочется еще. Потому что... кому хватит одного шоколадного поцелуя? Мои пальцы сжимают его широкие плечи... забавно, не помню, когда успела обнять Йена... притягиваю его к себе с такой силой, что он кряхтит. Есть только стальные мышцы под нежной кожей, теплые ладони, горячее дыхание, бешено бьющиеся сердца, отяжелевшие руки. Час назад я не хотела больше ничего чувствовать. Сейчас я чувствую все, и этого все равно недостаточно.

– Ты не облегчаешь дело, Грэйс.

– Ты правда мне веришь?

Йен кивает, его взгляд прикован к моему.

– Да, верю.

– Почему? Почему сейчас?

Он внезапно встает, проводит рукой по волосам. Я дуюсь. Я хотела это сделать, но забыла.

– Грэйс, мне нужно кое-что сделать, и потом я вернусь, ладно?

Отворачиваюсь; моя кровь леденеет. Йен не вернется. А завтра он вонзит нож немного глубже. Может, этот нож проткнет меня насквозь, и все наконец-то закончится.

Йен испускает странный звук, будто задыхается. Прежде чем успеваю понять, почему, он падает на диван рядом со мной и заключает меня в объятия.

– Нет. Проклятье, Грэйс. Нет. Не делай этого. – Его руки – словно стальные стены вокруг меня.

– Чего не делать? – бормочу безжизненно ему в грудь.

– Не думай о том, о чем думаешь.

– О чем я думаю?

Он сжимает мои плечи, немного отодвигает меня и смотрит прямо в глаза.

– О чем-то вроде: "Ох, наверно, он просто хочет выяснить, такая ли я легкодоступная, как говорит Зак". Или хуже: "Интересно, как Йен поиздевается надо мной завтра". 

Опускаю взгляд; Йен опять крепко меня обнимает.

– Грэйс, знаю, ты уже дала мне множество шансов. Дай мне еще один. Пожалуйста? Всего один. Мне нужно кое с чем разобраться. А завтра я объявлю всей школе, что ты моя...

Он вдруг замолкает. Я смотрю на него, стараясь понять, почему Йен выглядит так растерянно, что аж засмеяться тянет.

– Что?

– Не знаю, как это назвать. Тебя. Нас.

– Нас? – У меня отвисает челюсть. Мы теперь "нас"?

– Да. То есть, ты была так недовольна тем, как парни распоряжаются девушками, помнишь? Не хочу рассердить тебя, назвав своей девушкой.

Пресвятая Дева Мария с младенцем Иисусом в раю.

– Ты... ты говоришь, что хочешь, чтобы мы были вместе?

Йен облегченно улыбается.

– Да. Вместе. – И потом быстро добавляет: – То есть, если ты тоже хочешь. Многое изменилось, я понимаю. Но не это.

Я хочу. О, Боже, я хочу.

– Как насчет твоих друзей, твоих товарищей по команде? Как насчет обедов, когда они не позволят мне сидеть за их столом? Как насчет следующего раза, когда один из них решит, что может прокатиться на Грэйс? Ты сможешь когда-нибудь смотреть на меня, не видя того, что сделал Зак?

Его челюсти сжимаются. Когда он говорит, его голос звучит сдавленно.

– Шаг за шагом, Грэйс. Просто скажи, что ты будешь рядом.

– Да. Я буду рядом, Йен.

Улыбнувшись, он отпускает меня, поправляет мое одеяло и направляется к двери. На пороге Йен оглядывается через плечо.

– Грэйс, помни о том, что я тебе сказал. Я тебе верю.

О, да, я помню. От этих слов ощущение было еще приятней, чем от поцелуя в лоб, а с ним немногое сравнится. После всего, что со мной случилось, после стольких раз и изощренных способов, когда мне причиняли боль, каким образом один мальчик может заставить меня поверить в сказки?

Глава 28

Йен

Нет! Зак, остановись. Я не хочу.

В салоне папиной Камри, сжимая руль, пытаюсь остыть, но все равно закипаю от ярости. То, как Грэйс смотрела на осколок стекла… меня до сих пор в дрожь бросает, и я злюсь из-за этого. Она так на меня должна смотреть. Когда-то она на меня так и смотрела. Но я не справился, поэтому вырвал сердце из ее груди и растоптал его перед всей командой, перед половиной проклятой школы. Заметив свое отражение в зеркале заднего вида, качаю головой. Я даже не могу сказать, что спас ей жизнь. Нет, Грэйс сделала это сама еще до того, как увидела меня. Она вступила в бой со своим демоном и победила.

О, Боже, мне плохо. Помоги мне, Зак. Мне так плохо.

Видео Зака непрерывно крутится у меня в голове. Я просто сижу и дрожу, словно бесполезный китайский болванчик, укрепленный на приборной панели. Замахнувшись, сбиваю идиотскую фигурку на пол.

Знаю, что должен сделать. Я знал еще до того, как отправился в лес днем. От этого не легче. Команда пострадает. Вероятно, пропустит Турнир Лонг-Айленда. Выпускники могут потерять стипендии. Мой сотрясенный мозг еще может оправиться. Есть шанс, что со мной все будет в порядке. Но, если я это сделаю, никто из нас не сможет играть. Я потеряю все – друзей, мою команду, возможность получить спортивную стипендию.

Достаю телефон и долго смотрю на него, затем снова проигрываю видео. Я думаю о том, как Зак помог мне сдать промежуточный экзамен и прикрыл меня, когда я ударил машину. О его растерянности, когда он признался, что пытался переспать с Грэйс, потому что она была пьяна.

Разве не для этого существуют такие вечеринки? Ты бы сделал то же самое, если бы был там!

Нет! Зак, остановись. Я не хочу.

Я бы остановился. Клянусь, я бы остановился.

Никто не смеет мне отказывать.

Глубоко вздохнув, делаю то, что должен был сделать сразу же после просмотра проклятого видео – отправляю смс тренеру Бриллу, прикрепив файл Зака. Через мгновение отправляю второе сообщение, предупреждая, чтобы он посмотрел его в одиночестве. Это мелочь, но я хочу защитить право Грэйс на приватность. Следом звоню детективу, который допрашивал меня той ночью, когда я привез Грэйс в больницу.