***


Я закончила свое письмо глубоко за полночь, поэтому утром чувствовала себя жутко не выспавшейся. Мама приучала нас с Соней собирать вещи с вечера, чтобы не тратить на это время, которое можно посвятить молитве, но последнее время я забывала даже помолиться перед сном, не то что учебники собрать. На письменном столе царила полный хаос, но мне уже было некогда разбираться, что из всей этой кучи мне понадобится на занятиях, поэтому просто одним движением сгребла все в рюкзак и начала одеваться.


Погода была просто кошмарной. Осень, похоже, решила все-таки уступить место зиме, но делала она это так неохотно, что особой разницы не чувствовалось – все та же грязь и те же лужи, что и в начале сентября, только по утрам все это покрывалось ледяной коркой. Соня недовольно сопела, шагая рядом – из-за меня мы опаздывали к первому уроку, - но вслух ничего не сказала, только буркнула «угу» на мое рассеянное пожелание удачи и скрылась за дверью своего класса.


Первой у нас была литература. Нужно было, кажется, законспектировать критическую статью или еще что-то в таком духе – честно говоря, я никак не могла вспомнить. Голова просто раскалывалась, и непонятно, то ли я так ужасно не выспалась, то ли «первый снег» в виде ледяного дождя так повлиял на мое давление… В общем, на уроке сидела вовсе не я, а мое ссутулившееся бренное тело, больше всего на свете желающее оказаться в каком-нибудь удаленном уголке космоса, где нет людей, школы, уроков и произведений великих русских классиков.


Я далеко не сразу сообразила, что за листы засунуты в тетрадку с конспектом, а, когда поняла, что это мое письмо Алисе, то у меня похолодели руки. Чтобы наверняка убедиться в том, что я действительно совершила такую глупость, я бегло пробежалась по тексту, но это действительно были мои излияния, а не, скажем, черновики прошлого сочинения по литературе. Ну да, все правильно, я оставила письмо на столе, когда ложилась спать, а утром, собирая сумку, не обратила на него внимания…


Так. Спокойствие, только спокойствие. Ничего страшного не произошло, я просто взяла в школу то, что следовало либо спрятать на дне океана, либо писать китайскими иероглифами, чтобы никто и никогда не смог прочесть, даже я сама. Мне просто нужно сложить это письмо и засунуть в самый дальний карман, чтобы, не дай, Боже, не сдать его вместе с домашней работой. Рюкзак у меня большой, потайных карманов много…


Ко второму уроку мне немного полегчало и я хотя бы стала обращать внимание на что-то помимо головной боли. На перемене поймала на себе встревоженный взгляд Алисы – ну или мне просто хотелось думать, что он встревоженный, - но девушка тут же отвернулась. Что ж, а чего я еще могла ожидать? Так теперь будет до конца года, а потом еще один… а потом мы навсегда расстанемся и больше не увидимся никогда. Жаль, что нельзя пережить что-то за пару минут, повернуть у себя в голове рычаг и ррррраз! – тебе уже не больно. Я сама говорила, что любовь от Бога, не отрицаю, но в моем случае эти чувства были скорее жертвой ради спокойной жизни любимого человека и принести ее было невероятно тяжело…


Но меня ждали страдания не только моральные, но и физические – третьим уроком сегодня стояла сдвоенная физкультура. Я, с детства не занимавшаяся никаким видом спорта (если, конечно, не считать земные поклоны во время богослужений – да простит мне Господь такое богохульство), каждый раз шла к дверям спортзала, как на казнь. Различные кроссы вокруг школы еще ладно, там можно вместе со всеми хитрить и идти пешком с обратной стороны здания, куда учительница при всем желании не смогла бы заглянуть. А вот всякие козлы-канаты были для меня настоящей гееной огненной… К тому же, наша преподавательница по физкультуре очень принципиально относилась к своему предмету, искренне хотела, чтобы все ее ученики как минимум могли выполнить утвержденные государством нормативы, а как максимум мечтали стать олимпийскими чемпионами. Вот только после уроков Лидии Николаевны хотелось записаться не в спортивную школу, а на собственное отпевание – тело болело так, что каждое движение сопровождалось мысленным стоном.


- Сегодня я не буду вас особо мучить, - сообщила учительница, когда мы, переодетые в спортивную форму, выстроились в длинную шеренгу и приготовились узнать, какие ужасы таит в себе сегодняшний урок. – Делитесь на две команды и несите мяч – будете играть в волейбол.


Послышались нестройные радостные вопли, но я не спешила к ним присоединяться. Волейбол, конечно, лучше козла или кувырков назад на матах и с матами, как у нас любили говорить, но в целом хрен редьки не слаще. Мяч обязательно попадет мне в лицо, или отобьет руку, или кто-то специально запустит его мне в живот – такое случалось с завидной регулярностью, так что уже сталось для меня в порядке вещей.


Меня определили в команду к Алисе и Ане, но девочки демонстративно встали так, чтобы меня не видеть. Собственно, я и сама не рвалась вперед, с моей головной болью только прыжков не хватало… Мяч и правда все время так и норовил улететь в мою сторону, и только благодаря новеньким наша команда проиграла с меньшим позором – как оказалось, те довольно неплохо умели играть, особенно Аня.


- Монашка, блин! – Минеев даже за голову схватился, когда я еле успела отпрыгнуть с того места, куда секундой позднее упал мяч. – Это не вышибалы, тут надо отбивать, а не уворачиваться!


- А ей в штанах неудобно. Лидия Николаевна, разрешите нашей Танечке надеть юбку, а то мы так проиграем!


Шутка показалась смешной не только нашей команде, но и команде соперника, и, если бы не свисток учительницы, призывавший продолжить игру, одноклассники обязательно продолжили бы закидывать меня своими оригинальными остротами.


Прозвенел звонок, и мучения наконец-то закончились. Возбужденные одноклассники пошли в раздевалку, и я было последовала за ними, но Лидия Николаевна меня задержала.


- Что с тобой сегодня такое? – спросила она, и ее лицо при этом было куда недовольней обычного. – От тебя на поле не было вообще никакой инициативы, ты стояла, как столб, даже не приняла ни одной подачи!


- У меня очень болит голова.., - попыталась было я оправдаться.


- А как ты думаешь наши спортсмены выигрывают медали на олимпиаде? Они не сверх люди, они тоже когда-то были самыми обычными школьниками вроде тебя. И побеждают они только благодаря упорству и преодолению собственных слабостей. Ты меня понимаешь?


- Да, Лидия Николаевна, - покорно кивнула я.


- Начни хотя бы бегать по утрам, что ли, - учительница нахмурилась еще больше.


Она говорила мне это чуть ли не каждый урок, я соглашалась, а в душе мечтала о том радостном моменте в самом конце следующего учебного года, когда я в последний раз посмотрю на окна спортзала и буду твердо знать, что больше никогда туда не войду…


В раздевалке были только две девчонки, подправляющие макияж, но и они не обратили на меня никакого внимания. Остальные, наверное, даже и не переодевались, сразу пошли в столовую на завтрак. Интересно, что сегодня дают? Так хочется чего-нибудь вкусненького…


Мой рюкзак валялся на полу – должно быть, кто-то его случайно смахнул, -и я со стоном наклонилась, чтобы его поднять. Какой-то день сегодня неправильный, с самого утра все не так, да еще и это Божье наказание в виде головной боли… Сходить что ли к медсестре, таблетку попросить?


Переодевшись, я побрела в столовую. Все же, в юбке намного привычнее, чем в спортивных штанах. В последних я чувствовала себя почти голой… На весь первый этаж пахло кашей – не скажу, что так прямо ненавижу пшенку, но все же это не манна небесная и даже не макароны с сосиской. Обычно такую кашу редко ели, одноклассники предпочитали купить в буфете что-нибудь повкуснее, но сегодня возле закрепленных за десятыми классами столов было необычайное оживление. Похоже, вещала снова Голикова – ее обесцвеченная шевелюра возвышалась над головами остальных,- и, судя по громким взрывам хохота, ее речь вызывала всеобщий интерес. Что наша «королева» там опять затеяла? Могу поручиться, что какую-нибудь очередную гадость ближнему своему…


Сначала я заметила в руках у Маши какие-то бумажки и лишь спустя несколько мгновений сообразила, что именно она зачитывает в присутствии не только всего нашего класса, но и вообще практически половины школы.


- «…это самая невозможная любовь, которую только можно себе представить, потому что мои чувства были изначально обречены», - Голикова старалась читать как можно громче, но ее слова то и дело тонули во всеобщем ликовании.


Я не знала, успели ли они меня заметить, не видела лица Алисы, которая наверняка тоже была там и все слышала. Мной руководило только отчаянное желание бежать как можно дальше спрятаться туда, где меня никто и никогда не найдет. Ноги сами принесли мое безвольное тело в женский туалет, и я не сразу поняла, что это была не самая удачная идея. Это в фильмах в школьных туалетах можно запереться и сидеть хоть до второго пришествия, у нас же дверей у кабинок не было вообще. Любая из моих одноклассниц могла завернуть сюда, чтобы покурить перед уроком, а тут я, буквально своими же руками загнавшая себя в ловушку. Вернее, ногами…


Я еще никогда не оказывалась в таком полностью безвыходном положении, как это.



Глава 6, последняя


Звонок возвестил об окончательной безвыходности моего положения - если раньше еще можно было проскочить мимо охранника, отвлекшегося на беготню младшеклассников, то теперь в коридорах перекати-поле. Меня сразу же погонят на химию, где я окажусь как первые христиане на арене Колизея перед львами, и меня безжалостно сожрут…


Нет, сейчас я должна думать вовсе не о себе. Хуже всего придется Алисе и Ане… Их наладившаяся было жизнь станет еще большим адом, чем раньше. И даже Соколов не сможет спасти их от позора. Боже, что же я наделала…


Я упала на колени и начала молиться. Пусть место было не самым подходящим, пусть сюда могли войти и решить, что я чокнулась, но это был единственный способ остановить неминуемую бурю. Я просила, чтобы злоба Голиковой и всех, кто слышал прочитанные ею слова из моего письма, обрушилась бы только на меня. Я сама, сама за все отвечу, сама искуплю, сама выпью всю чашу до дна, только пожалуйста, пожалуйста! – пусть Алиса и дальше живет нормальной жизнью, пусть ее не коснется ожидающий меня ужас…


Молитва меня успокоила. Я и забыла уже, как это – молиться от всего сердца, искренне веря, что Господь может совершить любое чудо, нужно только просить с открытым сердцем и чистыми помыслами. Даже голова прошла… Я просидела в туалете целый урок и, если не считать одной девочки на вид класса из шестого, никто не нарушал мое одиночество.


Началась перемена. Дети с шумом выбегали из своих классов и неслись навстречу долгожданной свободе. Пятый урок закончился, многие на сегодня уже отмучились и торопились домой, так что, если вести себя естественно, никто и не обратит внимания, что старшеклассница собирается сбежать с географии, но главное, конечно, это не натолкнуться на своих…


План прошел, как говорят, без сучка, без задоринки. Перед школой меня тоже никто не поджидал, и я уже мысленно начала благодарить Бога за то, что он услышал мои молитвы, как заметила, что на лавочке перед моим подъездом кто-то сидит. Разумеется, в самом этом факте не было ничего необычного – всезнающие бабушки, думаю, каждым воспринимаются как непременное приложение к родному дому. Вот только сидящий у подъезда даже издалека мало смахивал на пенсионерку, к тому же погода не располагала к посиделкам на свежем воздухе.


Первой моей мыслью было броситься бежать, но я тут же взяла себя в руки и мысленно отругала за трусость. Человек возле подъезда был один, к тому же, вовсе не выглядел агрессивным. Может, он и не меня вовсе ждет… Мало ли в Питере чудаков, любящи мерзнуть под осенним ледяным дождем?


Но на этот раз мои сомнения оправдались. Даже странно, почему я сразу не узнала эту голубую куртку, столько же раз смотрела, как удаляется в компании черного Аниного пальто… Алиса надела капюшон и засунула руки в карманы, чтобы не замерзнуть, и ее хрупкая маленькая фигурка выглядела невероятно трогательно, хотелось обнять девушку, укрыть ее от дождя и ветра, отдать ей все тепло собственного тела, до последней капли… Я усилием воли вернула себя с небес на землю. Зачем Алиса пришла к моему подъезду? Она тоже сбежала с уроков, наверное, не выдержала насмешек… И теперь ждет меня, чтобы сказать, как сильно ненавидит. Ну почему я была такой неосмотрительной, почему взяла это дурацкое письмо в школу?! Зачем я его вообще написала?


Последние шаги до подъезда дались мне с трудом. Алиса подняла голову, потом встала на ноги и молча на меня смотрела, а я смотрела на нее. Совершенно спокойное лицо, ничего не выражающий взгляд – невозможно было понять, о чем думает девушка, что переживает внутри. Но ее глаза оставались сухими и ясными, значит, она точно не плакала…