Молитва, потом мы сели за стол и занялись содержимым своих тарелок. Мне очень хотелось поскорее покончить с макаронами, чтобы снова оказаться наедине с собой, но у папы сегодня было настроение поговорить о нашей успеваемости. Не то, чтобы у меня это вызвало раздражение, но лучше бы эта забота проявилась как-нибудь потом… Или хотя бы коснулась одной только Сони.


- Танечка, ты сегодня какая-то грустная, - заметила мама, когда я вкратце рассказала, что по всем предметам, кроме разве что физкультуры, у меня, как и всегда, только хорошие оценки. – Что-то случилось?


- Надеюсь, это не какой-нибудь мальчик? – вмешался папа. – Ты помнишь, что я тебе об этом говорил? Православная девочка должна держать себя в чистоте до самой свадьбы, а не уподобляться своим сверстницам, впустившим в себя дьявола!


- Нет, пап, это не мальчик, - успокоила я его. – К нам в класс перевелись две новенькие девочки из Москвы, и ребята отнеслись к ним не очень хорошо… Начали над ними смеяться и говорить, что они лесбиянки.


- Отец наш небесный! – папа так вытаращил глаза, что, казалось, они сейчас выпадут из орбит и укатятся под холодильник, откуда их потом будет весьма проблематично достать. – Я всегда знал, что Москва – это гнездо разврата! Понаехали к нам из этого Содома, а потом мы еще удивляемся, откуда на улицах столько гомосеков, прости Господи… Татьяна, ты ведь носишь с собой иконку Божьей Матери? Еще святой воды возьми, будешь окроплять парту перед тем, как сесть, чтобы вся эта бесовщина не смогла к тебе подобраться…


И все это он говорил совершенно серьезно, даже без намека на шутку или сарказм.


- Миш, не перегибай палку, - вразумила отца мама, но было видно, что и она шокирована моим рассказом. – Танюш, ты ведь понимаешь, что эти девочки сбились с пути истинного? Ты должна поговорить с ними и объяснить, что то, чем они занимаются, осуждается Господом…


- Да нет же, вы меня неправильно поняли! – я с трудом сумела вклиниться в этот поток советов. – Эти девочки на самом деле очень хорошие, мы с ними даже подружились. Просто одноклассники решили, что они вместе, и теперь им прохода не дают. Сегодня они Алису даже до слез довели…


- Но ведь не просто же так ребята говорят такое о ваших новеньких, - папа все не унимался.


- Просто Аня с Алисой дружат с самого детства, - начала я объяснять, уже жалея, что вообще все это рассказала за столом. – Они ходят вдвоем, держатся за руки… может, они и подружились бы с остальными девочками, но те по наущению Маши Голиковой с ними не разговаривают.

- Никогда не осуждай ближнего своего, - папа ткнул в мою сторону вилкой. – А насчет твоих девочек – то ты должна поговорить с ними об их поведении. Если они держатся за руки и из этого можно сделать какой-то вывод, значит, все не так уж и невинно.


- Да что вы все прицепились к этим рукам! – возмутилась я. – Все друзья так делают, что в этом плохого?


- Не перечь отцу, - мама начала собирать грязные тарелки в одну стопку. – За руки тоже можно держаться по-разному.


- А лесбиянки – это тоже гомосеки, да? – неожиданно ввернула до сих пор молчавшая Соня.


- Софья, как тебе не стыдно повторять такие нехорошие слова?


- Действительно, как ей не стыдно повторять то, что она слышит за столом каждый божий день? – буркнула я и, встав из-за стола, покинула кухню.


Меня даже никто не остановил – для нашей семьи такое мое поведение было даже более шокирующим, чем та выходка Сони на почве Винкс. Во-первых, я не помолилась после еды, во-вторых, нагрубила родителям, и, если первое вышло не нарочно – я просто так рассердилась, что совершенно забыла о молитве, - то второе я сделала намеренно. Раньше я никогда не позволяла себе «перечить отцу», как выразилась мама, но разве я могла молчать, видя, как они отзываются в адрес моих подруг даже после того, как я объяснила, что под издевательствами одноклассников нет никакой почвы?


Вернувшись в комнату, я первым делом перекрестилась, компенсируя благодарственную молитву, и, сев на свою кровать, крепко задумалась. И правда, почему одноклассники с такой охотой восприняли желание Голиковой поиздеваться над новенькими? Ведь и так понятно, что она делает это лишь стремясь хоть как-то утешить свою ущемленную гордость. Неужели они все и правда стадо баранов? И Минеев, которого я всегда считала не таким, как остальные? Неужели причина действительно в том, что они поверили в нетрадиционные отношения между девочками? И что было бы, если бы Аня с Алисой действительно… действительно занимались такими вещами? Честно сказать, я не могла себе это представить, для меня девочки были просто очень хорошими подругами, моими подругами. Все, тема закрыта!


Вот только как им помочь защититься от насмешек класса, я по-прежнему не знала.


***


На следующий день Алиса не пришла в школу – Аня сказала, что та просто не могла себя заставить собраться с духом и встретиться с теми, кто так жестоко над ней смеялся, и ее родители, увидев дочь в разбитом состоянии, разрешили ей посидеть пару дней дома.


- Меня тот цирк, что устроила Голикова, не так задевает, - Аня мрачно посмотрела в сторону «королевы», которая как ни в чем не бывало болтала со своими подружками. – А вот Алиске тяжело все это слышать.


- Но почему она так болезненно воспринимает все эти насмешки? Можно же просто не обращать внимания…


- Тебе легко говорить, - Аня неодобрительно нахмурилась. – Это связано с нашей московской школой, там одна история произошла… Мы потом только на экзамены в конце года пришли, и то одноклассники нас чуть не сожрали. Алиска тогда ушла в глубокую депрессию, я ее еле вытащила, мы приехали сюда, надеясь, что начнется новая жизнь, а тут снова здорово.


- Что же с вами случилось в Москве?


- Не могу сказать. Если Алиска захочет, то сама тебе расскажет, это ее история. Просто поверь – нам пришлось пережить самый настоящий кошмар.


Я поверила. И мне сразу стало невыносимо жаль этих двух милых жизнерадостных девочек, которым послано столько испытаний. Я знала, что Господь позволяет страданиям придти в нашу жизнь, чтобы потом мы могли выстоять перед лицом более страшных и были готовы к их появлению. Но что Ане и Алисе от моих знаний, даже если я прочту об этом целую проповедь? Верующий человек должен уметь утешить своего брата, а я не способна была даже в себе унять грусть, что уж говорить о других…


Алиса не появлялась в школе целую неделю. Аня передавала ей от меня приветы и разные добрые слова, которые я только могла извлечь из своей головы, а в ответ приносила благодарность и заверения в вечной дружбе.


- Алиса, как всегда, преувеличивает, - добавляла Аня, улыбаясь.


- Я бы и правда хотела, чтобы мы всегда оставались подругами, - возразила я однажды.


- Алиска тоже наверняка этого хочет…


- А ты?


- А я уверена, что все хорошее когда-нибудь кончается, - Аня пожала плечами. – Вокруг много людей, кто-то приходит, кто-то уходит, а остаются очень немногие. Ты не обижайся, но я привыкла относиться с подозрением ко всем, кто проникает в наш маленький мирок.


- Да нет, что ты, я все понимаю…


Я действительно понимала, но насчет обиды все же покривила душой – меня на самом деле сильно задевало, что Аня, хоть и относилась ко мне хорошо, все же не признавала, как полноценную подругу. Да, у меня совсем недавно вообще не было друзей, я должна была ежеминутно благодарить Господа, что он послал мне подруг, но, как и всякий грешный человек, я желала больше, чем имела. В общем, после слов Ани остался неприятный осадок, как бы я ни старалась убедить себя, что все нормально и что девочка вовсе не обязана считать меня своей лучшей подругой, тем более что пока мы все еще очень плохо знакомы.


Закончился сентябрь, наступил октябрь. Листья на деревьях активно облетали, дожди почти не давали горожанам отдохнуть, на улице становилось все холоднее и холоднее. Одноклассники после того разговора старались делать вид, что нас с Аней не существует, а, если я вдруг ловила на себе чей-то случайный взгляд, его хозяин тут же отворачивался. Что же касалось Соколова – единственного человека во всей школе, который мог бы поинтересоваться, куда делась Алиса, - то он еще до той неприятной истории с Голиковой пару дней постоянно хлюпал носом и кашлял, а потом и вовсе перестал ходить в школу. Еще бы, с его-то привычкой идти прямо по луже в независимости от ее глубины… Так что мы с Аней были словно на необитаемом острове, только вот и межу собой мы тоже общались не слишком увлеченно…


- Алиска хочет, чтобы ты к нам сегодня зашла, - сообщила мне как-то Аня, когда я уже начала потихоньку возвращаться к своей привычной жизни и понимать, что уж больно много радужных надежд себе настроила. – Надоело ей изо дня в день видеть только мою рожу, да и соскучилась. Ну так что, придешь?


- Можно, - я так обрадовалась, что хотелось прыгать на месте и хлопать в ладоши, но, разумеется, внешне осталась такой же смущенной и нерешительной, как всегда. – Может, что-то нужно принести?


- Что, например?


- Ну, апельсины там или торт…


- Алиска же не в больнице, чтобы апельсины жрать, - фыркнула Аня. – А торт у нас дома есть, с орехами. Любишь орехи?


Орехи я любила, а предложенный мне в гостях у девочек торт и вовсе показался божественным. Разумеется, чаепитие было совершенно не главным, просто мне всегда сложно бороться со своей слабостью к сладкому, хоть я и понимала, что чревоугодие – один из тяжких грехов…


- Да ты не стесняйся, кушай еще, маме приятно будет, что тебе понравилось, - улыбнулась Алиса, изловчившись подложить мне в тарелку еще один внушительный кусок, несмотря на все мои протесты. – Она у нас знатный кулинар, а торты с пирожками вообще может с закрытыми глазами печь.


Пока мы с Алисой не виделись, она вроде бы не изменилась, только лицо стало бледней, а улыбка – печальней. Это для обычных людей прошло не больше недели, а для девушки, наверное, ее добровольное домашнее заточение казалось вечностью… Мне хотелось обнять подругу, как часто делала она сама, и сказать, что все обязательно будет хорошо, что рано или поздно все утрясется… Но, разумеется, я осталась на своем стуле доедать второй кусок торта.


- Вы не против, я пойду почту проверю? – Аня встала и, ловким движением отправив табуретку обратно под стол, вышла из кухни.


- Она же вроде заглядывала в почтовый ящик, когда мы заходили в подъезд, - полушепотом заметила я.


- Аня имела в виду электронную почту, - хихикнула Алиса. – Ей наши знакомые из Москвы фотки скинуть обещали… Но на самом деле ей просто надоело с нами сидеть.


- Почему? – испугалась я. – Это из-за меня?


- Нет, что ты, ни в коем случае! Просто… ну хорошо, признаюсь – это я попросила ее незаметно оставить нас, но у Ани способностей к маскировке столько же, сколько у светофора на автомагистрали. Мне хотелось объяснить тебе кое-что, думаю, ты должна это знать.


Я внутренне напряглась. Обычно, когда так говорят, за этим не следует ничего хорошего, и я очень сомневалась, что сейчас будет по-другому. Алиса залпом допила остатки чая, отставила кружку в сторону и снова заговорила, попутно разглядывая мое лицо.


- Мне сложно о таком рассказывать, особенно тебе, ведь ты говорила, что верующая… Тебе, наверное, было непонятно, почему тогда после школы я убежала от Голиковой и остальных, бросив вас с Аней, хотя должна была держать оборону вместе с вами.


- Тебе, наверное, было очень неприятно слышать все, что Голикова тогда, озлобившись, наговорила, - я и правда много об этом думала, но в данный момент почему-то резко расхотелось знать, в чем там было дело на самом деле. – Я все понимаю, ты не обязана оправдываться.


- Нет, не понимаешь, - Алиса печально покачала головой. – Выслушай меня, пожалуйста, до конца, и постарайся не судить слишком строго.


Я глубоко вдохнула и обреченно приготовилась слушать, раз другого выбора все равно не было. Господи, пошли мне сил выдержать то, что меня ожидает, каким бы страшным они ни было…


- В Москве мы с Аней учились в самой обычной школе с самыми обычными детьми. У нас была своя компания, почти всех мы знали еще с детского сада, играли в одном дворе и, хотя интересы были у всех разные, дружба оставалась крепкой вплоть до девятого класса, когда и произошла та история, которую я хочу рассказать, - Алиса перевела взгляд на скатерть и до самого конца рассказа больше не подняла глаз. – К нам в класс перевелась девочка – вернее, даже не перевелась, а вернулась, ее родители забрали прямо посреди седьмого класса и отдали в какую-то навороченную гимназию с математическим уклоном, чтобы потом она могла поступить в МИФИ, мечта у них такая была. Мы иногда встречали ее на улице, такую вечно заморенную, торопившуюся, едва здоровавшуюся с нами, и между собой не раз жалели эту девочку - совсем у бедной нет времени на отдых, все бежит куда-то, опаздывает…