— Никто ничего мне не промывал, — весь этот разговор начинал меня жутко нервировать. — Знаешь, я честно не понимаю, почему ты так рьяно хватаешься за меня. Ладно я… Меня душили контролем с самого детства, и я хотела немного свободы, но ты… Взрослый мужчина должен всё правильно понять и прекратить навязываться, — я встала из-за стола.

— Арина, — Саша испугано посмотрел на меня.

— Еще раз дашь о себе знать и тобой займется мой муж, — я быстро вышла из кафе и вернулась в детский магазин. К счастью, моя небольшая авантюра прошла незаметно для водителя.

Домой я вернулась с покупками и первым делом решила позвонить Герману.

— Да? — слышу, как обычно, его резкое, потому что, когда муж на работе он редко привык нежничать.

— Привет, ты не сильно занят? — я села на диван и нервным движением потеребила край подушки, что служит скорей просто украшением, чем практичной вещицей.

— Занят, — тут же отвечает Герман и по его голосу уже понятно, что он не в лучшем расположении духа. — Что-то срочное?

— Нет, поговорим позже. Извини. Пока.

— Пока.

Я швырнула телефон на другой конец дивана и тяжело вздохнула. Саша своим неуместным появлением посеял во мне тревогу и чувство ядовитой вины. И почему я такая глупая? Так легко поверила во все эти бредни про нежелание жить. Ну честное слово, это нелепо звучит, учитывая, что мы даже любовниками не были. В голове никак не укладывалась мысль о том, что Ломов вдруг стал таким слабым. Зачем он вообще захотел меня увидеть? Господи, да даже женщины себя так не ведут, как он!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Чтобы избавиться от навязчивых мыслей, касающихся Саши, я ушла складывать купленные вещи для дочки в ее уже, дня как три, сделанную детскую. Доставая из пакетов симпатичные розовые ползунки, я вдруг словила себя на мысли, что немного боюсь предстоящих родов. Конечно, до них еще очень далеко, да и я раньше об этом всём как-то серьезно не задумывалась. А вот сейчас… И поделиться своими страхами не с кем. Звонить маме совсем не хотелось. Алину тревожить таким болезненным для нее вопросом было бы как минимум кощунственно. Поэтому всё приходилось перемалывать внутри себя самостоятельно. Отчего-то захотелось расплакаться. Ну не буду же я в одиночестве в окружении детских вещей и игрушек рыдать, как маленький ребенок.

Успокоившись и прогнав все мрачные мысли, я отправилась к себе в комнату заниматься домашним заданием. Хорошо, что, хотя бы с учёбой у меня полный порядок и всё предельно ясно. Но это даже неудивительно, учитывая, что кроме занятий у меня больше и нет каких-то крайне важных дел. Училась я отлично, несмотря на дистанционную форму образования. Поэтому работать над картинами, изучать теоретический аспект художественного искусства, мне очень нравилось, и я получала от этого процесса настоящее удовольствие.

Поздним вечером вернулся с работы Герман. Я специально не ложилась спать, ожидая его прихода. Пока я была полна смелости и решимости, нам нужно было поговорить. Герма немного возбужденный и злой, ужинал в одиночестве, когда я тихонько к нему подкралась.

— Привет, — я поцеловала мужа в щеку и села рядом.

— Привет, — он улыбнулся, но взгляд всё равно остался серьезным.

— Что-то случилось? — я насторожилась.

— Нет, просто много работы и я немного устал. Всё хорошо, не волнуйся, — Герман поцеловал меня в лоб и вернулся к своему ужину.

— Знаешь, — начала я после недолгой паузы. — Мне бы не хотелось тебя сейчас загружать еще и своими проблемами, но…

— Не говори ерунды, — оборвал меня на полуслове Герман. — Твои проблемы — мои проблемы. Что случилось?

Я осторожно, тщательно подбирая каждое слово, всё рассказала мужу. Немного страшно было наблюдать за теми эмоциями, что время от времени менялись на его лице. Недоумение уступало место растерянности, потом мелькала злость, искреннее удивление.

— В общем, — подытожила я, когда закончила рассказ. — Я решила тебе в этом признаться, чтобы ты не думал, будто мне всё еще хочется быть с Сашей. Это не так. Просто я боялась твоей реакции вот и молчала, хотя по-хорошему нужно было сразу всё сказать, — я выдохнула.

— Вот как, — задумчиво проговорил Герман.

— Ты злишься на меня? — тихо спросил я, не решаясь поднять взгляд на мужа.

— Нет, — вдруг ответил он и я вместо того, чтобы расслабиться, наоборот отчего-то напряглась. — Мне известно, что он набивался к тебе в друзья.

Я ожидала от Германа всякого: что он мог накричать на меня, обвинить в неверности, упрекнуть и возможно даже разбить пару тарелок в приступе неконтролируемого гнева. Но уж точно не того, что услышала на самом деле.

— То есть как известно? — переспросила я.

— Всё, что происходит в стенах этого дома всегда мне доступно. Я знаю кто, куда и сколько раз звонил по домашнему телефону. Стоит признаться, что одна из наших горничных любит поболтать по междугороднему. И я ее понимаю, ведь не ей эти счета оплачивать. Так же знаю и то, что творится на твоей странице в социальной сети, — Герман говорил спокойно, даже как-то устрашающе спокойно.

— Значит, проще говоря, ты следил за мной даже через интернет? — такая догадка оказалась до жути неприятной.

— А ты думала, что я вот так сразу начну тебе доверять? Прости, Арин, но с доверием у меня, как ты уже могла заметить, крупные проблемы.

— Ты всё это время знала о том, что Саша донимает меня, но остался в стороне?

— Ждал, когда ты сама во всём сознаешься. Проверял тебя.

— Герман, я не подопытная крыса, чтобы проверять меня.

— А как иначе я могу убедиться в твоей верности? М?

Возмущение распирало грудную клетку. Я только тяжело дышала, а ничего дельного произнести не могла. Гадкое чувство, будто тебя рассматривают под микроскопом вызвало прилив тошноты. Значит я переживала, не знала, как с этой щекотливой темой подойди к Герману, а он всё видел, читал и спокойно молчал. Я почувствовала себя уязвлённой и униженной.

— Знаешь, Зацепин, — я поднялась из-за стола. — Ты как обычно в своем репертуаре. Сумасшедший деспот, который только то и делает, что пытается всё держать под жёстким контролем.

14.

Целую неделю мы не разговаривали. Не знаю, как Герман, а я даже видеть его не хотела. Можно смириться со многими недостатками человека, но, когда за тобой шпионят — это уже слишком. Слишком даже для моего мужа с привычками тирана. Сидя в собственной комнате, я не могу быть до конца уверена, что сейчас, именно в эту самую минуту, Герман не наблюдает за мной. Ну а что? Припрятал где-нибудь несколько скрытых камер и смотрит, чтобы я лишнего шага без него не сделала. Идиотизм полный! Я будто бы попала в тюрьму для особо опасных преступников, за которыми нужно особенно тщательно следить.

Меня съедала обида и мучала злость. Я-то думала, что теперь у нас всё наладилось, а оно вот как оказывается. Муж мне не доверяет, несмотря на то, что мы узнали друг о друге. Ну да, я понимаю, печальный опыт с прошлой женщиной и всё такое, но превращаться из-за этого в надзирателя как-то уж совсем ненормально. А еще постоянно звучащие в голове слова Саши, что как назойливые мухи только мешают. Он постоянно твердил, что Герман настоящий деспот. И сейчас я была склонна в это поверить. А как иначе описать поведение Зацепина?

Обидней всего было то, что, когда случилась вся эта ситуация с Сашей, я не переставала думать про Германа. Боялась и совсем не хотела ему навредить, а он продолжал преследовать свои эгоистичные цели, прировняв меня к подопытной крысе. От этого было и обидно и жутко больно.

Завтракать я старалась тогда, когда Герман уезжает на работу. Но сегодня воскресенье, а значит, что муж из дома ни ногой. Прятаться от него я не собиралась, хотя он специально всё это время ночевал в другой комнате. Интересно было узнать, почему? Разъяснять ситуацию или извиняться Зацепин не спешил, значит полностью убежден в своей правоте. Тогда зачем убегать? Или это такая форма заботы, чтобы я лишний раз не нервничала? Что же, это вполне правильная тактика.

Надев маску полного безразличия к сложившейся ситуации, я спустилась к завтраку. Евгения уже накрыла на стол, а Герман, как обычно, пил кофе и просматривал на планшете новости бизнеса. На мое появление муж никак не отреагировал, даже не пошевелился. Конечно, это меня в глубине души задевало, но виду я не подала.

Тишина, царившая между нами, до жути была неприятной и колючей. Усидеть спокойно на месте было практически невозможно, даже дочка внутри меня вела себя как-то беспокойно. Я чувствовала то, как она шевелится, это уже случалось не в первый раз, но ощущения всё равно непередаваемые. В общем чувство несправедливости и возмущения раскрывалось во всех возможных плоскостях, только вот Герману до этого не было никакого дела.

— Как себя чувствуешь? — уже под конец завтрака и, как бы между прочим, спросил меня Зацепин, продолжая ковыряться в своем планшете.

— Прекрасно, — яд в моем голосе бил через край. Меня в последнее время и так швыряло от желания разреветься как маленькой девочке до жгучей жажды что-нибудь разбить или съязвить.

— Хорошо, — Герман допил свой кофе и продолжил что-то увлеченно читать, явно показывая всем своим видом, что на этой «весёлой» ноте наш «содержательный» разговор окончен.

— Мы так и будем молчать и спать по разным комнатам? — не выдержала я.

— А тебя что-то не устраивает? — Герман даже взгляд не поднял на меня.

— Тебя же видимо всё вполне устраивает.

— Почему нет? Вроде бы не жалуюсь.

— Издеваешься, да?

— Арина, давай обойдемся без лишних нервов. Не думаю, что стресс будет для тебя полезен. Я своей вины не вижу и не чувствую, ты считаешь иначе, пусть каждый останется при своем мнении, — Герман говорил так спокойно, что создавалось ложное впечатление, будто ему всё равно.

— Ты невыносимый человек, Зацепин. Вот честное слово. Скажи, ты с детства страдал замашками деспота?

— Ну главное, что Ломов твой белый и пушистый, — недовольно проворчал Герман.

Я хотела что-то еще ответить, что-то колкое, но меня прервал звонок в дверь. Горничная пошла открывать и через пару минут вошла в столовую с пышным букетом белых роз.

— Это вам, — горничная вручила мне цветы и записку.

Я подумала, что вероятно, это Герман заказал такую красоту для меня. Но нет. Он резко вскочил со своего места, вырвал у меня из руки записку и прочел.

— Прекрасно, — Зацепин сжал несчастный клочок разноцветного картона в кулаке. — Знаешь, Арин, у тебя удивительная способность правдоподобно строить из себя невинную овечку, — он швырнул записку на пол и быстро ушел прочь.

— Давайте я подержу, — вежливо предложила горничная, подняв мусор с пола.

— Покажи, — я указала взглядом на скомканное послание и отдала цветы.

В записки было написано всего лишь несколько слов: «С любовью, твой Саша». Какого черта?!

Вдруг пробрал нервный смех и теперь уже я сжала в руке этот на редкость омерзительный клочок картона. С любовью?! Ломов видимо окончательно сошёл с ума! Что это за тенденция такая, напоминать о себе наплывами? Я думала, что мы уже всё окончательно решили. На что Саша надеялся, направив прямиком в дом эту бомбу замедленного действия с шипами и бархатными лепестками? Чутье подсказывало, что здесь что-то не в порядке. Неспроста Саша вдруг воспылал ко мне одержимой любовью. Но зачем всё это? Чтобы рассорить меня с Германом? Или показать, насколько мой муж бывает не в себе?

— Выкинь этот веник, — обратилась я к горничной и направилась к Герману.

Тянущее ощущение, что я нахожусь между молотом и наковальней неприятно било по вискам. Саша со своей крайне идиотской и непонятной манией с одной стороны, Герман со своими внутренними проблемами — с другой. Ко всему прочему неоднозначные отношения с семьей и еще не утихшие проблемы с Алиной. Столько всего навалилось на меня за такой короткий промежуток времени, а помочь никто не хочет. Такое впечатление, будто мне, беременной женщине, больше делать нечего, кроме как в одиночку разбираться со всем этим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Германа я нашла в кабинете. Это уже стало какой-то негласной традицией. Муж сидел ко мне спиной и курил сигару. Густые клубы дыма медленно плыли под потолком кабинета, постепенно растворяясь в воздухе.

— Почему ты завёлся? — тихо спросила я, подперев спиной дверной косяк.

— А что я должен по-твоему делать? — нервно передёрнув плечами, ответил Герман вопросом на вопрос. — Радоваться жизни? Бегать по полю, собирать цветочки и строить из себя безмозглого болвана?