— Это правда. Мы поссорились, — я сглотнула.

— Знаю, дорогая, знаю. Как ты?

— Плохо, — честно призналась я.

— Что-то со здоровьем? С ребенком?

— Нет, к счастью, в этом плане всё отлично. На душе просто тяжко.

— Родная, мне жаль. Но неужели вы действительно решили развестись?

— Не знаю, скорей всего.

— Дорогая, я даже не знаю, что сказать. Всё ведь было так хорошо. Мы замечательно провели выходные. Вы выглядели такими счастливыми и беззаботными. Ну как так? — Настя искренне сопереживала мне.

— Хотелось бы дать ответ, но я правда не знаю.

— А ты советовалась с матерью? Обычно, мамы больше смыслят в таких делах.

— Говорила, — мои губы искривила горькая улыбка.

— И?

— Ничего.

— Понятно, — вздохнула Настя. — Дать бы Муси по голове чем-нибудь тяжелым, чтобы жену свою беременную не обижал, так боюсь не сдержусь и на больничную койку его отправлю. Слушай, Арин, у меня тут появилось несколько свободных дней. Давай я к тебе приеду, если, конечно, ты не будешь против. Хочу тебя поддержать. Понимаю, что мой братец далеко не подарок, но что поделаешь. Как ты на это смотришь?

— Было бы здорово, — у меня прям дыхание перехватило.

— Правда?

— Да.

— Замечательно. Я в ближайшее время приеду, только ты не грусти, пожалуйста. Не расстраивай мою племяшку. Всё наладится, я тебе это обещаю.

— Хорошо. Спасибо тебе. Я буду ждать.

— До встречи.

Я сбросила вызов и сжала телефон в руке. Первые несколько секунд было сложно поверить в то, что кому-то не всё равно, что происходит со мной. В голове даже не укладывалось. Но когда я это всё-таки осознала, стало даже дышать легче.

16.

За окном выл сильный ветер, распарывая тишину небольшой гостиной на части. Пальцы обжигала вторая по счёту чашка только что сваренного кофе. Уже тошнит от него, если честно, но ничего кроме кофе в горло просто не лезет. В хрустальной пепельнице, которую мне кто-то подарил лет пять назад, тлела сигарета. Рядом лежала уже третья пустая пачка. Вообще есть такое ошибочное убеждение, что если покуришь, то стресс немного снижается, наступает некое эфемерное успокоение. Но я вот на себе испробовал это и что-то легче или спокойней мне совсем не стало. Просто, когда руки чем-то заняты, не так мерзко на душе. Давно пора бы эту пагубную привычку бросить, кажется, что даже получилось на некоторое время. А теперь вот снова сорвался.

Горячий кофе жжёт горло и теплой волной спускается в пустой желудок. Несмотря на то, что в камине трещат поленья, подпитывая огонь, мне всё равно холодно. Не физически, конечно, а морально. Душа будто покрылась толстой коркой льда. Я ничтожен, причем настолько, что моя собственная жена не хочет со мной жить. Злит то что, когда в поле зрения появляется этот сопляк, я тут же реагирую на него, причем крайне негативным образом. Рассудок молниеносно отказывает мне, и я выхожу из себя. Ненормальный.

Рука уже не раз тянулась позвонить Арине и спросить, как она. Но колючие чувство вины не позволяло. Я рушу всё, к чему только прикасаюсь. Что я ей скажу? Что мне жаль? Ну да, это всё тут же исправит и поможет забыть. Только вот ее взгляд вряд ли получиться стереть из памяти. Обессиленный, потерянный, злой и грустный. Несколько рыжих прядей обрамляли ее лицо, добавляя облику драматичности, когда она говорила. А я продолжал сатанеть. Ну и кто я после этого? Ни один вменяемый мужчина не позволит себе срывать свою злость на беременной жене. Перед глазами навязчиво то появлялся, то исчезал силуэт Арины. Крошечная такая и всегда переживающая по поводу того, что внезапная любовь к шоколаду сделает из нее толстушку. Не будет она такой. Даже сейчас, с животом она выглядит потрясающе. Хочется обнять. Поцеловать.

От одной мысли о том, что я сейчас нахожусь на грани, чтобы потерять то единственное и бесконечно дорогое, заставляет кривиться. Я должен всё исправить, а, чтобы сделать это, нужно понять, зачем Ломов так настырно добивается расположения Арины.

На следующий день рано утром ко мне в охотничий домик приехал Алексей. Он периодически наведывается ко мне, хоть я об этом его и не просил. Продукты привозит, интересуется как я себя чувствую. Лёшка мужик хороший и работник ответственный. Таких, как он трудно вообще найти. На вес золота, так сказать.

— Погода просто отвратительная, — причитал мой водитель, занося в дом пакеты с едой.

— Угу, — безучастно промычал я, всматриваясь в полыхающий огонь камина.

— Это не моё дело, конечно, но сколько вы еще здесь собираетесь прятаться?

Иногда меня раздражало то, что Лёшка обращается на «вы». Ну не такая у нас уж и большая разница в возрасте. Да, я — начальник, он — подчинённый, но вот это всё выглядело как по-идиотски. Часто говорю Лёше, чтобы он общался со мной без этих всех «вы», «хозяин», «шеф». Не слушается. Дисциплинированный слишком. Муштра в армии сделала из него настоящего мужчину.

— Я не прячусь, а переосмысливаю всё, что со мной случилось.

— И сколько это переосмысление будет длиться? По-моему, нужно не мыслить, а действовать, иначе всё окончательно разрушится.

— Лёшка, ты смотришь в самый корень проблемы, — оживленно начал я. — Мне будет нужна твоя помощь.

— Какая?

— Необходимо, чтобы ты сюда привёз Александра Ломова.

— Гонщика этого? — Лёша насторожился.

— Именно.

— Зачем?

— Надо поговорить с ним. Достань его из-под земли. Не захочет добровольно идти, заставь.

— Будет сделано, — водитель немного помолчал. — Вы ведь не собираетесь его здесь убить? — вопрос прозвучал с отчётливо уловимой долей опасения.

— Хотелось бы, — я холодно улыбнулся, понимая, что шутка не совсем уместная и уж точно совершенно несмешная. — Но нет, я не стану никого убивать. И вообще, Лёш, за кого ты меня принимаешь?! — я беззлобно возмутился. — По-твоему, я окончательно свихнулся?

— Нет-нет, я об этом даже и не думал, просто такого подонка как этот гонщик, не мешало бы проучить, чтобы к чужому не прикасался.

— Вот именно это я и хочу сделать. Позвонишь, когда с ним ехать будешь.

— Хорошо.

Пока я находился в мучительном ожидании встречи с соперником, мне позвонила Настя. Лгать можно кому-угодно, но только не самым близким и дорогим людям. Хотя я пытался. Пытался выглядеть беззаботным, только вот голос, наполненный отсутствием эмоций и вообще жизни, выдал меня, наверное, на второй минуте разговора с сестрой.

Впрочем, от Насти никогда ничего не удавалось нормально утаить, а если это и случалось, то ненадолго. Несмотря на то, что у нас существенная разница в возрасте, сестра всегда как-то по-особенному чувствовала меня. Мы, будто бы находились на одной волне. Если было плохо мне, Настя тут же звонила или приезжала. А если у нее случались трудные периоды, я тоже старался оказать поддержку и помощь. Конечно, когда все мы выросли и у каждого появилась своя семья, эта незримая ниточка между нами истончилась, но не оборвалась.

Настя, не изменяя своим принципам, отругала меня, как какого-то школьника-двоечника. Порой кажется, что это она — старшая сестра, а я — непутёвый младший брат. Хотя в этом что-то есть, ведь возраст не гарантирует у человека наличие мудрости и здравого мышления.

После разговора с сестрой я долго не мог найти себе места. Меня буквально ломало оттого, что я не могу всё держать под контролем и устранять проблему в тот момент, когда она только появилась. На работе в этом плане всё намного проще, но проблема в том, что личная жизнь — это не работа. Здесь нельзя уволить, выписать штраф, сменить кадры, взять кредит. Я знаю, как грамотно обойти конкурентов, выстроить новую схему рекламной кампании нашего продукта, где взять еще денег, если потребуется. Но при этом совершенно не понимаю, как нужно строить семью, сохранять ее, где важно и необходимо пойти на компромисс.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Сидя на диване всё перед тем же камином, я рассматривал клочок бумажки, на котором был изображен. Мне эта, казалось бы, на первый взгляд несущественная вещица, давно стала очень дорогой моему сердцу. Даже когда наши с Ариной отношения находились на грани, я всё равно бережно хранил его. Да, у моей жены есть определенный талант. Одна только мысль о ней заставляет что-то в груди больно щемить. Такая маленькая и беззащитная. А я вместо того, чтобы защищать ее, оберегать, раню Арину, причиняю боль своим недоверием.

Вдруг вспомнился ее рассказ про родителей. Она всегда была несчастна с самого детства и матери с отцом до этого совершенно не было никакого дела. Ни друзей, ни свободы выбора. Ничего. Нелюбима собственными родителями. Я и сам это замечал. Со стороны такие вещи трудно не увидеть. Они чувствуются, улавливаются на уровне инстинктов. Во мне внезапно такая лютая злость взыграла. Я злился и на себе, и на родителей Арины. Кто мы такие, чтобы портить жизнь человеку?!

Звук подъехавшей к дому машины, заставил меня вынырнуть из размышлений и вернуться в реальность. Камин уже почти потух, пока я ковырялся в себе, в своих мыслях. Я поднялся с дивана и встретил «гостя» хмурым взглядом. Ни секунды не сомневался в том, что Лёшка выполнит моё поручение, даже несмотря на всю его сложность.

На пороге моего дома стоял господин Ломов собственной персоной. Немного напуганный, но с гордо вскинутым подбородком. Мой водитель выглядывал из-за спины достопочтенного гостя.

— Лёш, оставь нас наедине, пожалуйста, — твёрдо проговорил я, не спуская с Александра буравящего взгляда.

Водитель тихо скрылся за дверью.

— Похоже, помимо деспотичных замашек ты еще и бандит, — усмехаясь, проговорил Ломов. Он боялся и пытался скрыть это за нервной улыбкой, но взгляд ведь не сотрёшь.

Я ничего не сказал, только медленно подошёл ближе к своему оппоненту, чтобы лучше изучить. Саша сглотнул и отступил на шаг назад, тем самым доказывая, что он никто иной как кусок дерьма. Трус.

— Вот мы и встретились, герой-любовник, — я чувствовал себя спокойно только по одной простой причине, этот тип сейчас находится на моей территории и максимально удалён от Арины.

— Чего ты хочешь от меня? — взгляд Ломова забегал.

— Поговорить. То, что ты вмешиваешься в мои отношения с женой, уже порядком надоело. И если ты слишком глупый, чтобы понять очевидное, я тебе помогу… По-дружески.

— Спасибо, — медленно произнёс Саша, будто возвращая контроль разуму, тем самым отбирая его у чувства страха, — но, думаю, я и сам смогу во всём разобраться, без вашего участия, — губы дрогнули в несмелой улыбке.

— Такая возможность у тебя была раньше, дружок, — я тоже улыбнулся и опустил руку на плечо Ломова. Оно оказалось неожиданно твёрдым, напряженным, будто бы всё тело этого сопляка готовилось к обороне. И всё-таки сколько секретов может выдать наше тело! — А теперь пора поговорить по-мужски.

— И что сделаете? Убьёте? Отправите на больничную койку? — Саша стряхнул с себя мою руку. — Пугать не надо, не поведусь.

— Почему ты не оставишь мою жену в покое? — я в упор смотрел в эти лживые голубые глаза в попытке понять, что движет этим пацаном.

— Потому что люблю, — просто ответил Ломов и в этих нескольких словах ощущалось столько отвратительной фальши, будто горькую пилюлю уместили на кончике языка и заставили разжевать.

Я не могу назвать себя человеком, который очень восприимчив к ситуациям, которые беспрерывно случаются вокруг, будь они положительными или отрицательными. Но всё, что так или иначе касается моей жены, я уже ощущаю по какому-то определённому наитию. Трудно объяснить эту связь и ее природу, но она есть. Когда Арине плохо, мне тоже плохо, когда она искренне чему-то радуется, я радуюсь вместе с ней. Наверное, именно по этой причине я так отчётливо уловил ложь в ответе Саши.

— Любишь значит? — меня едва не пробрал нервный смех. — Обычно, когда люди любят, они делают всё, чтобы быть с любимым человеком, но уж точно не превращает его жизнь в ад.

— Это вы мне будете рассказывать? — Ломов открыто насмехался надо мной, подчёркнуто обращаясь ко мне на «вы», видимо, чтобы сделать особый акцент на моем возрасте.

Я сдержался, хотя мне это далось очень нелегко. То, что у нас сейчас происходит с Ариной — не пример для подражания. В основном в наших проблемах львиная доля вины лежит именно на моих плечах. Осознание этого уже служит первым шагом к решению конфликтов. Но как бы там ни было, уж точно не этому сопляку учить, а тем более упрекать меня в чем-либо.

— Знаешь, любовь человека уж очень просто проверить на прочность. Сколько тебе нужно, чтобы даже духа твоего рядом с Ариной не было? М? — я не спускал с лица Ломова взгляд ни на секунду, считывая его эмоции. Он удивился моему вопросу. Хотя по-хорошему такое заявление, как минимум, должно было оскорбить по-настоящему влюбленного человека и максимум рассердить.