— Я, я, прошу, только опусти пистолет. Ребёнок плачет, разве ты не слышишь? — я медленно сделал шаг вперед.

— Стой, — прорычал Андрей, снова целясь мне в грудь. — Это всё ты, ты, ты, ты, ты, — брат шептал так быстро, что казалось, он совсем уже не понимает, о чем говорит, будто бы его язык жил отдельно от мозга.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Ты ведь на меня злишься, правда? — мне было необходимо переключить внимание Андрея. — Я здесь. Хочешь, останусь, только отпусти их.

Андрей метнул озлобленный взгляд в сторону медсестры. Бедная девушка находилась на грани, чтобы потерять сознание. Поразительно, как она вообще еще держалась, ее выдержке можно было смело позавидовать.

Брат подошел к медсестре и коснулся одной рукой моей дочери. Я дёрнулся, но Андрей пальнул, и пуля пролетала в нескольких сантиметрах от меня. Сомнений в том, что Алексей позаботится об приезде полиции у меня даже не возникло, но до этого момента я должен сделать хоть что-то. Сил оставаться в стороне и просто бездействовать попросту нет.

— Ладно, пусть идут, — Андрей вдруг так сильно подобрел, что мороз заколол в позвоночнике. — Идите, — брат толкнул девушку в плечо. Она посмотрела на меня заплаканными глазами, я лишь одобрительно кивнул.

Медсестра прижала к себе ребенка, будто бы он был ее родным, встала и, пошатываясь, прошла к выходу.

— А ты останешься, — Андрей направился ко мне и сдавленно засмеялся.

Я не шевелился, чтобы лишний раз не нервировать брата. Мне стало понятно, что это странное ненормальное состояние на него находит, будто наплывами.

— Что с тобой случилось? Не хочешь об этом поговорить?

— Банкрот я! Понятно?! Нищий! — от внезапного крика я непроизвольно дёрнулся, а вслед за мной дёрнулось и дуло пистолета, словно оно невидимыми нитями было крепко привязано ко мне. — Ноль! У меня везде ноль! А ты! — Андрей вплотную подошел ко мне, кончики наших носов практически соприкоснулись. Я почувствовал неприятный запах перегара и немытого тела. — А ты смеешься надо мной! Да? Весело тебе? Радуешься? Это пока! Пока тебе смешно!

— Ничего подобного, — я был удивлен тому, насколько мой голос звучал ровно. Это шло в полный противовес с той бурей эмоций, что зрела у меня в груди.

— Врёшь! Я тебя насквозь вижу! Это ты всё подстроил так, чтобы я остался ни с чем, — Андрей отступил на шаг назад и тряхнул головой несколько раз. Грязные волосы спали ему на лоб. — Ты всегда завидовал мне!

— Я тебе помочь хочу. Ты сейчас не в себе.

— Всё я в себе, малой! — Андрей хохотнул, затем умолк, а потом закашлялся.

— Просто отдай мне пистолет, а после мы можем спокойно поговорить и обсудить как тебе помочь.

— Нет, — теперь дуло было направленно точно в центр моего лба. — Ты не заслуживаешь всего того, что у тебя есть. Это должно быть только моим. Поэтому будет справедливо, если я отниму у тебя то, что ты отнял у меня.

— Андрей, у тебя никто ничего не отнимал. Ты ведь сам отец и я твоих детей не воровал, никогда не желал им зла.

Брат ничего не ответил. Он просто смотрел на меня, буравил стеклянным взглядом и не отнимал пистолет от лба.

Время будто застыло в тесном удушливом пространстве гаража. Я мысленно досчитал до пяти и резко сделал выпад вперёд, намереваясь выхватить оружие. Несмотря на невменяемость Андрея, хватка у него была уж очень сильная. Между нами завязалась драка. Брат никогда не отличался хорошей физической подготовкой, но он меня достаточно быстро и точно повалил на пол и сам навалился сверху, стремясь ухватиться за глотку.

Мне пришлось выворачиваться и следить за тем, чтобы дуло пистолета не уперлось мне в висок, а свободная рука Андрея не перекрыла кислород. Несколько ударов ногой попали точно в пах, еще один куда-то в бок. Брат кричал что-то нечленораздельное, вдавливая меня в холодный бетонный пол всем своим весом.

Понятия не имею, как у меня получилось освободиться, телом управляли исключительно инстинкты. Я хотел заломить Андрею руки за спину и выбить пистолет, но какая-то просто нечеловеческая сила ни на секунду не покидала его. Послышался вой полицейских сирен и именно это на секунду выбило брата из колеи. Он встрепенулся, буквально выскользнул из моих рук, словно уж и хотел выбежать из гаража. Я, недолго думая, ударил Андрея по ногам. Он упал и в его глазах мелькнуло полное осознание того, что уже не получится так просто убежать. Злость исказила лицо Андрея, буквально изуродовала его.

Я пытался встать, но ноги не хотели меня слушаться. Андрей схватил пистолет, который упал при падении и не раздумывая, выстрелил. Меня качнуло ощутимой волной, и я упал на спину. В ушах вспыхнул шум, а перед глазами быстро начало распространяться, увеличиваться черное пятно, что размывало всё вокруг.

Кто-то забежал в гараж. Голоса смешались в единую неделимую субстанцию. Надо мной склонилось несколько человек. Что-то говорили, махали руками, но я не реагировал. Мысли расползались, я ведь даже не понимал, куда именно угодила пуля. Единственное, что мне удалось выдавить из себя перед тем, как потерять сознание, одно-единственное короткое слово: «дочка». Но вряд ли его вообще кто-то услышал.

25.

Солнечные лучи стелились на полу медовыми лужицами, украшая собой немного сколотую в уголке белую больничную плитку. Этот маленький сколотый кусочек никак не хотел давать мне покоя. Я всё смотрела на него и смотрела, будто надеясь, что сейчас крошечный недостаток в мгновение ока исправится.

В сущности, этот несчастный пол сейчас не должен привлекать столько лишнего внимания к себе. Он вообще не должен привлекать. Какая мне разница, где именно расположен этот скол и каким образом он вообще здесь появился? Может, от старости, а, может, кто-то случайно уронил что-то достаточно тяжелое? Чашку, например. Мой муж должен с минуты на минуту прийти в себя, и я обязана сконцентрироваться именно на этом. Но мысли почему-то неприлично рассеяны и смазаны. Это обычная эмоциональная усталость, которая провоцирует вот такое странное флегматичное состояние.

Первую половину дня я пробыла рядом с Викой. К счастью, с ней всё хорошо, но я решила, что будет лучше, если она некоторое время побудет в больнице, в то время пока лично смогу убедиться в стабильном положении Германа. Хотелось разорваться надвое, но это невозможно, поэтому пришлось совмещать сразу несколько дел.

Полиция брала у меня показания, пока я пыталась успокоить Вику. Затем Алексей отвёз меня в больницу к Герману. Мама пообещала, что присмотрит за моей дочерью и я, несмотря на прошлые обиды и недопонимания, доверилась ей. Как бы там ни было, но она ведь не захочет причинить вред родной внучке, правда же?

Голова из-за переизбытка нечётких мыслей казалась мне невыносимо тяжелой. Я почти ничего не знала, только из обрывков слов Алексея кое-как могла представить себе всё, через что пришлось пройти моему мужу. Его благородный поступок, смелость и самопожертвование поразили меня до глубины души. Герман ни раз говорил мне о том, что семья — это самое главное в его жизни. У меня не было оснований не верить ему, но близко к сердцу такие громкие слова я старалась не принимать. А оказалось, что Герман совершенно не шутил, только вот я лишь сейчас усвоила простую истину — мой муж не из тех, кто привык заворачивать серьезные высказывания и обещания в обёртку дурачества. И, видимо, именно это и определяет нашу разницу в возрасте.

Доктор сказал, что всё хорошо и у меня нет причин для волнений. Все постоянно только это и твердят, а на деле оказывается, что простого волнения мало, но сейчас я искренне верила в лучшее. Просто потому что устала, потому что не хотела испытывать боль, которая выворачивает на изнанку, расползается по грудной клетке и тебя всю трясет из-за нее. Потому что отказывалась верить в то, что, пройдя такой горький и травмирующий опыт, я могу просто потерять Германа. Никакие жизненно важные органы пуля вроде бы не задела, разве что левая рука какое-то время будет болеть, а плечо не сразу начнет хорошо функционировать. С этим можно справиться, а вот с Андреем, с его окончательно свихнувшейся головой всё будет куда сложнее. Я его ненавидела каждой клеточкой своей души, но и в то же время понимала, что это абсурдно, ведь человек уже перестал быть собой, перестал быть дееспособным.

Сейчас с ним работают психиатры, но уже велика вероятность того, что не самые радужные опасения подтвердятся. А раз так, то Андрея попросту не смогут привлечь к ответственности. И если я с этим попытаюсь с трудом, но смириться, а вот Герман вряд ли.

Сложно было принять и в мыслях упорядочить все те события, которые с нами случились. А сколько еще всего будет в будущем? Страшно было даже представить, но я не хотела думать об этом. Может, я и беспечна в своих суждениях, но ломать себя всякими опасениями уже было как-то поздно и глупо.

Герман шевельнулся, но не проснулся. Что-то неразборчиво пробормотал и нахмурился. Я насторожилась, но ничего не успела предпринять, так как в палату вошел наш лечащий врач.

— Уже начинает отходить от наркоза. Отлично, — констатировал он, что-то быстро записывая себе в блокнот.

— Я могу остаться или мне лучше выйти?

— Думаю, пока что вы можете что-нибудь перекусить и окончательно успокоиться. Скоро наш пациент придет в себя и тогда можно будет с ним поговорить, но недолго. Всё же он потерял много крови и в целом еще слаб.

— Хорошо, — я быстро поднялась и поправила на плече съехавший халат.

— Далеко не уходите, я вас позову, когда можно будет зайти.

— Как скажите.

Выйдя в коридор, я почувствовала, как аромат таблеток и прочих медицинских препаратов резко обострился в воздухе. У меня уже начало складываться стойкая уверенность в том, что этот не самый приятный запах скоро въестся под кожу. Слишком часто в последнее время я оказываюсь в этом не самом замечательном месте.

Есть не хотелось, но мне уже не в первый раз приходится насильно кормить себя. Пора забывать про слабости и свои минутные капризы. Теперь у меня есть дочь и муж, который, наверное, нуждается в моей поддержке больше, чем когда-либо.

Я спустилась в небольшой уютный кафетерий, где преимущественно обедал медперсонал и совсем немного посетителей. Наверняка, тоже пришли проведать своих родных и близких. Села за самый дальний столик, предварительно купив себе какой-то овощной салат и стакан яблочного сока. Ковыряясь вилкой в тарелке, я позвонила матери, чтобы узнать, как там Вика. К счастью, хотя бы с ней всё было в полном порядке, и я могу не так сильно переживать.

Вообще ситуация с родителями не могла не удивлять меня. Сначала они не очень-то хотели принимать участие в моей жизни после того, как отдали Герману, а теперь всё повернулось в диаметрально-противоположную сторону. Меня это радовало, но такие вот резкие скачки жутко кружат голову и выбивают из колеи. Удивительно еще, как я человек, который не очень-то приспособлен к жизни, умудряется стойко выносить все невзгоды.

В кафетерий вошла высокая стройная женщина, одетая в белый брючный костюм, который отлично подчеркивал все достоинства ее фигуры. Не знаю, почему именно эта женщина привлекала мое внимание, но все мои размышления моментально испарились. Незнакомка окинула помещение не совсем радостным взглядом, затем плавной походкой подошла к кофейному автомату, но, видимо, не разобравшись как он работает, просто села за свободный столик.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Наши взгляды неожиданно встретились. Всё внутри от странного предчувствия сжалось, я тут же отложила вилку в сторону. Женщина смотрела на меня так, будто оценивала и прекрасно знала, кто я такая.

Зрительный контакт продлился до неприличия долго и, обычно, в такие моменты кто-то уже должен подойти и начать разговор первым. Но у меня совершенно не возникло подобного желания. Я внутренне ощущала, что от этой женщины лучше держаться подальше. Несмотря на всю свою очевидную красоту и уверенность в себе, незримые волны враждебности всё равно исходили от нее и чётко достигали пределов моего личного пространства.

Может, эта женщина чего-то ожидала от меня, но я не оправдала ее надежд? Не знаю. Незнакомка встала из-за столика и куда-то ушла. Аппетита у меня и до этого не было, а сейчас окончательно пропал. Отправив недоеденный салат в утиль, я всё-таки осушила стакан с соком и поспешила вернуться на свой этаж, чтобы не заставлять доктора искать меня.

К Герману в палату я попала практически сразу же, поэтому мысли о незнакомой женщине мгновенно выветрились из головы. Муж лежал в кровати и смотрел в окно, когда я появилась на пороге. Хотелось броситься в родные тёплые объятия, зарыться в них и больше никуда не уходить, но пришлось сдержаться. Герман повернул голову в мою сторону и слабо улыбнулся. Бледный и бесконечно уставший, но такой любимый. Горько и больно было даже на секунду подумать о том, что Герман мог погибнуть. Я бы этого просто не перенесла.