— Привет, — тихо проговорил он и тут же нахмурился, вероятно из-за боли в плече.

Я ничего не ответила. Просто подошла ближе, продолжая впитывать, как будто заново узнавать, изучать Германа, его внешность, особенность взгляда и мимолетной улыбки. Присела на самый краешек кровати, боясь, что могу нарушить хрупкий покой и причинить боль. А затем, наверное, секунду спустя по моим щекам скользнули слёзы.

Еще минуту назад я даже не думала о том, чтобы плакать. Но стоило увидеть Германа, убедиться в том, что с ним всё в порядке, как облегчение болезненной волной тут же окутало меня. Я просто была вымотана как физически, так и психологически. Слишком много всего случилось, и я боялась не справиться, боялась дать слабину в самый не подходящий момент.

— Не нужно, — тихо проговорил Герман и взял меня за руку. Его ладонь была прохладной, а хватка совсем слабой.

— Прости, — я попыталась успокоиться. — Просто очень устала.

— Это нормально, — Герман никогда не упрекал меня в слезах, в излишней эмоциональности.

Мне всегда казалось, что мужчины не любят вот это всё: когда женщина раскаливается, когда не улыбается, а ходит хмурая. Мама часто твердила, что рядом с мужем нужно быть весёлой и беззаботной. Но это всё чепуха. Если человек не принимает тебя со всеми достоинствами и недостатками, то любви между вами нет и вряд ли она вообще когда-нибудь появится.

— Где Вика?

— В больнице, но с ней всё хорошо. Я скоро смогу ее забрать, и мы уже вдвоем будем тебя терпеливо ждать, — бодро ответила я.

— А как та медсестра? Она была очень напугана.

— С ней всё хорошо. Девушка оказалась очень стойкой и выносливой.

— Я виноват, — вдруг проговорил Герман, снова переводя взгляд в окно.

— Что? — я даже немножко опешила от такого заявления.

— Должен был сразу догадаться, чьих это рук дело. Должен был, но не сумел.

— Прекрати. Твой брат не в своем уме и вряд ли можно предугадать шаги такого человека. Всё обошлось и это главное.

— Знаю, но всё равно испытываю вину. Я должен оберегать вас.

— Именно это ты и делаешь. Прошу, не думай о себе плохо. Я горжусь тобой, и наша дочь тоже будет гордиться, будет знать, что ее папа настоящий герой.

— Мне уже хочется поскорей вернуться домой, — Герман снова посмотрел на меня.

Я насторожилась, пытаясь понять, почему он так резко сменил тему. Слишком неприятно было продолжать винить себя? Или это была секундная слабость, которую мой муж моментально подавил в своем сознании? Я не решилась бесцеремонно вторгаться в его душу.

— Думаю, еще день или два побудешь в больнице, а затем тебя выпишут.

— Скорей бы.

— Не терпеться вернуться к своей обожаемой работе? — шутка получилась неважная, но мы с Германом всё равно улыбнулись.

Вошедший доктор деликатно заявил о том, что мне уже пора. Я не стала сопротивляться. Поцеловала Германа в лоб и пообещав прийти завтра, вышла. На небольшой больничной парковке меня уже ждал водитель. Когда я садилась в машину, то снова увидела ту незнакомую женщину. Она стояла у красного спортивного автомобиля и смотрела в мою сторону. Стало даже как-то жутко. Я уже была готова подойти и прямо спросить о том, что здесь творится. Но женщина словно уловила мои намеренья, быстро села в машину и куда-то уехала.

26.

Когда я, наконец-то, забрала Вику домой, пришлось на некоторое время попрощаться со сном. Нет, она не плакала, не капризничала, просто требовала к себе постоянного внимания, а я, испытывая некую вину перед своей дочерью, не отказывала ей в этом внимании. Конечно, вот так сразу обучиться всем тонкостям материнства у меня не получилось, но я старалась изо всех сил. Мама начала поговаривать насчет того, чтобы поскорее нанять няню, да и вообще многие женщины из нашей семьи старались не отягощать себя заботами о детях. Я от этой идеи наотрез отказалась.

Вполне достаточно того, что мне в свое время дико не хватало родительского внимания и поддержки. Поэтому для Вики я такой участи не желала. Мне хочется, чтобы у меня с ребенком выстраивались доверительные отношения, а для этого нужно участвовать в жизни дочери, интересоваться тем, что ее увлекает. Конечно, обо всем этом рано еще задумываться всерьёз, но мне хотелось стать для Вики самой лучшей матерью.

Учебой приходилось заниматься ночью, как раз тогда, когда дочка после длительного и насыщенного дня ложилась спать. Всё остальное время я проводила с ней: училась пеленать, менять подгузники, купать в ванночке, кормить из бутылочки, потому что моего грудного молока не хватало. Временами перед глазами всё кругом шло, но я не испытывала такой жуткой усталости, когда хочется просто лечь на кровать и забыться.

Пока Герман еще был в больнице, его всё-таки там оставили больше, чем на те два дня, которые я надеялась, мы с Викой терпеливо ожидали возвращения нашего отца. Заботы помогали мне отвлечься и не думать о плохом, а если честно, то вообще думать не получалось. Моя девочка заполнила своими крохотными глазками, маленьким носиком и губками бантиком все мои мысли, всё мое внимание.

Единственное, что замерло на краях моего сознания — это информация по поводу Саши и Андрея. Ею со мной поделился Алексей. Вообще в последнее время мои отношения с суровым охранником и водителем мужа значительно улучшились. Не знаю, что тому послужило причиной, но я была рада подобным изменениям. Вот именно Алексей и стал поставщиком некоторой информации для меня. Андрей на данный момент был перенаправлен в психиатрическую клинику, а Ломов, пока тянулся весь этот кошмар с похищением и перестрелкой, куда-то улетел.

Честно, мне было всё равно. Если Андрей вынудил своим гнусным поступком ненавидеть его, то с Сашей дела обстояли немного иначе. Пусть он и был ведом корыстными целями, но именно его эта алчность помогла нам найти Вику. Всё. Этого оказалось достаточно, чтобы отпустить человека. Пусть идет себе с богом и больше не появляется в моей жизни. Маме меня отчитала за мою чрезмерную миролюбивость, но и здесь свое решение я менять не собиралась.

Когда настал долгожданный день выписки, мы с Викой поехали встречать Герман. Стоял замечательный тёплый день. Алексей вёл машину аккуратно и старался не превышать допустимую скорость. Герман нас уже встречал у дверей больницы. В здоровой руке держал кожаный портфель с ноутбуком. Боролась я со своим мужем, да не переборола его. Всё, что касается работы для Германа практически священно. Пыталась отговорить от того, чтобы не брать работу в больницу, но будто кто-то собирался меня слушать.

Алексей быстро взял ноутбук Германа и понес в машину. Муж подошел к нам и первым делом поцеловал меня в лоб. Так нежно и так долгожданно. У меня от удовольствия даже глаза прикрылись на секунду. Затем Герман осторожно коснулся здоровой рукой Викиной головки, украшенной симпатичным розовым чепчиком.

— На тебя похожа, — тихо проговорил Герман и так же, как и меня секунду назад, поцеловал нашу мирно спящую дочку.

— Может быть, но глаза и взгляд определенно твои.

— Такая маленькая. Моя девочка, — Герман улыбнулся так, как никогда прежде. Столько тёплой отцовской любви и ласки читалось сейчас в нем, что даже сердце непроизвольно сжалось.

— Герман! — громкий женский голос вмиг уничтожил такую интимную семейную минуту нашего единения. Сложилось такое ощущение, будто обухом по голове дали.

Я обернулась и увидела ту самую незнакомую-знакомую женщину, с которой еще совсем недавно встретилась в больничном кафетерии.

Всё внутри меня резко сжалось, словно мое тело уже готовилось защищаться. Это совсем не к добру. Я посмотрела на Германа и нахмурилась. Он был удивлен и, кажется, что это удивление носило негативный характер. Черные брови сдвинулись на переносице, губы превратились в узкую полоску. Затем в тёмных глазах моего мужа мелькнуло раздражение и недовольство.

Я хотела сказать, что нам сейчас лучше уйти и не обращать внимания на визит незваной гостьи, но женщина меня опередила.

— Здравствуй, дорогой, — она, будто не замечая меня, подошла вплотную к Герману и привстав на носочки, поцеловала его в щеку, как своего давнего приятеля.

Меня словно током ударило от этой картины. Захотелось резко отвернуться, но я этого не сделала лишь по той простой причине, что не хотела разбудить Вику. В груди что-то неприятно зашевелилось. Ревность? Да, это, кажется, была именно она.

Герман отшатнулся и измерял наглую женщину суровым взглядом.

— Зачем явилась? — тон строгий.

— Хотела увидеться, поговорить, — женщина продолжала улыбаться и невинно рассматривать моего мужа.

— Нам давно уже не о чем разговаривать, — отрезал Герман и не дожидаясь ответа, подошел ко мне. — Идём в машину.

— Мне больше не к кому обратиться! — женщина сорвался на крик.

— Я — не центр помощи тем, кто любит причинять боль, — всё так же спокойно ответил Герман, не сбавляя шаг.

— Герман, я ведь люблю тебя! — немного помолчав, выпалила женщина и направилась к нам.

Муж резко остановился, словно сказанное пулей пролетело по воздуху и попало ему куда-то в грудь. Я тоже остановилась и невольно стала посторонним свидетелем чужой драмы. Это едкое чувство быстро начало шириться внутри меня, сродни какому-то опасному вирусу. Я понимала, что сейчас просто преувеличиваю, но ничего не могла поделать с чувством своей ненужности в этой ситуации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Герман медленно развернулся, женщина тут же остановилась, будто подчиняясь какому-то одной мне непонятному, непостижимому импульсу. Казалось, что Вселенная этих двоих захлопнулась, отгораживая от посторонних.

— Успокойся, — практически в приказном тоне проговорил Герман. — Давай просто не будем обманывать друг друга.

Медленно, но верно я начала понимать, что эта женщина — та самая несчастная любовь моего мужа, которая так вероломно ушла к другому, к его родному брату. Всё это произошло очень давно, но я по осанке Германа догадалась, что он еще не до конца закрыл дверь в ту, прошлую жизнь, мучаясь былой болью и страхом.

— Я… я…

— Хватит! — рявкнул муж. — Мы давно чужие люди друг для друга. Ты приехала сюда только с одной целю — любым образом решить свои финансовые проблемы, которые тебе с лихвой обеспечил Андрей. И знаешь, я рад, что тогда ты ушла к нему и я не узнал всё то унижение, когда с тобой живут только из-за денег.

— Это неправда! Я запуталась, понимаешь? Глупой была. Глупой и молодой. Жизни совсем не знала. Но кто из нас не ошибается, верно?

— Логично, — губы Германа искривила холодная насмешка. Это было не самое приятное зрелище.

— Но главное ведь вовремя понять свои ошибки и попытаться их исправить, правда? — женщина заметно живилась, видимо, решила, что идет в правильном направлении и Герман вот-вот падет перед ее натиском.

Несмотря на укол ревности, что иглой засел в моем сердце, я ни секунды не сомневалась в том, что Герман разрушит любые надежды этой нахальной женщины.

— Правильно говоришь и, к счастью, я свои ошибки осознал и теперь стараюсь их исправить, — муж посмотрел на меня, затем перевел взгляд обратно на нарушительницу нашего покоя. — Поэтому я такого же и тебе желаю. Знаешь, Андрей, конечно, оказался тем еще подонком, которого я никогда не смогу простить. Но даже он не заслуживает, чтобы собственная жена его предавала при первых же трудностях.

— Герман, — женщина выглядела шокированной.

— Племянникам я, конечно же, помогу, а тебе советую начать искать работу, потому что больше ты не за чей счёт жить не станешь.

— Ты не можешь так поступить со мной! — буквально заверещала женщина из-за чего на нас покосились прохожие.

— Если ты делала ставку на то, что я всё еще люблю тебя, то в тебе слишком много лишней самоуверенности, Оксана, — непоколебимый покой Германа меня восхищал. — Всё в прошлом. Смирись и живи для своих детей. Постарайся хотя бы их вырастить благородными людьми, — Герман взял меня под локоть и помог сесть в машину.

Я не знала, что мне нужно сказать в этой ситуации. Или лучше просто помолчать? Алексей плавно выехал на дорогу, и мы практически сразу же остановились на светофоре. Я аккуратно поправила Викин чепчик и маленький совсем крошечный воротничок на розовой распашонке.

Герман сидел тихо и просто смотрел в окно. Очевидно, что подобного рода разговоры мало чего положительно привносили в мысли, но я так не хотела, чтобы Герман зацикливался на всём этом. Он остро реагирует на многие события, загорается как спичка, а потом его очень трудно успокоить. Сейчас Герман был спокоен, даже слишком и вот этот эфемерный покой пугал меня больше всего.