Я искренне хотела что-то начать испытывать к своему мужу. Ведь так правильно, так должно быть, этому меня учили мать и няня. Но мое сердце молчало, зато учащенно билось лишь от одной мысли об Александре. Я даже испугалась такого неожиданного отклика.

Где-то внизу неподалеку от гоночных машин, мелькнул Александр. Я тут же его узнала по его золотистым волосам. Поддавшись чуть вперед, я хотела проследить, куда он пошел, но фигура Александра уже где-то исчезла.

— Всё хорошо? — Герман сильней сжал мою коленку и как-то подозрительно посмотрел на меня.

— Да, — я прикусила нижнюю губу.

— Кого-то увидела? — он приблизился ко мне и глянул так, словно бы пытался найти в моем облике намек на ложь.

— Нет, просто, — я запнулась. — Скучно немного, я ничего не понимаю в этих гонках.

— Герман, твоя жена сущий ангел, — засмеялся собеседник моего мужа.

— Да, это уж точно, — Зацепин немного расслабился, его взгляд перестал быть таким пристальным. — Кстати, познакомься Сережа, это Арина.

— Очень приятно, — я пожала Сергею руку и как странно, Герман спокойно отнесся к этому, не то, что в случае с Александром.

— Мне тоже. Надеюсь, вам удастся растопить сердце нашего Германа, и он наконец-то станет мягче, — добродушно произнес Сергей.

— Не неси чепухи, — оборвал его Герман. — И не пугай мне Арину, она и так меня боится, — муж едва заметно улыбнулся и вновь погрузился в деловые разговоры, по-прежнему крепко сжимая мою коленку.

Когда непосредственно началась гонка, я немного оживилась и постаралась вникнуть в суть самого действа. Визг шин и рев моторов резали слух, тем самым вызывая волну адреналина у болельщиков.

Отметив для себя, какой машиной управлял Александр, я вот уже больше часа следила исключительно за ней. Сердце непроизвольно сжималось всякий раз, когда красную машину с широкими черными полосами по бокам заносило на крутых поворотах. Это страшный вид спорта и это я отчетливо поняла, когда один из автомобилей не вошел в поворот врезался в трибуну, и несколько раз перевернувшись в воздухе, бесформенной грудой металла упал на землю.

Я вздрогнула от звука удара машины об асфальт. Герман же со своим другом наоборот — рассмеялись, явно довольные тем, что стало на одного противника меньше. Это было просто ужасно! Гонка продолжалась, а выбывшего участника унесли с трассы, в то время, пока разбитый автомобиль оттаскивали эвакуатором.

Слава богу, что подобная печальная участь не постигла Александра. Судя по словам комментатора, господин Ломов вел себя нахально и рискованно на трассе, чем собственно и пытался взять свою победу.

Меня немного подташнивало, и временами я просто не могла смотреть на гонку. Еще несколько машин сошли с дистанции, одна из них даже загорелась, но всё обошлось — ее вовремя потушили.

— Чего жмуришься? — услышала я голос своего мужа.

— Страшно, — ответила я, не поднимая взгляд на трассу.

— Чего же ты боишься? — он улыбнулся, как бы насмехаясь над моей боязливостью.

— Не знаю. Это жестокий вид спорта. Некоторые машины просто в щепки разлетаются, а всем весело. Тут нет ничего смешного.

— Маленькая ты и совсем ничего не понимаешь, — Герман приобнял меня и неожиданно было ощущать от него не грубые объятия, а ласку. — Никто ведь никого не принуждает. Они же становятся гонщиками по собственному желанию и зарабатывают на этом огромные деньги.

— Никакие деньги не стоят человеческой жизни, — возмущенно заявила я.

— Это верно, только вот люди об этом часто забывают.

— А вы… Ты бы решился поучаствовать в подобном?

— Нет, я слишком ценю свое здоровье и здоровье близких мне людей. Ненавижу играть на чувствах, ненавижу заставлять кого-либо переживать за меня. Это всё же неправильно.

Я ничего на это не ответила, но в глубине души была согласна с мнением Германа.

Гонки продолжались и к счастью, аварий больше не возникло, хотя риск был, причем огромный. Наверное, за тот период, пока наблюдала за автомобилем Александра, я прожила несколько жизней. Это было так волнительно, так тревожно, что даже голова немного разболелась. Но в конечном итоге победу в этой жестокой гонке всё-таки одержал господин Ломов. Герман не помнил себя от счастья, ведь победа Александра принесла ему немаленькую прибыль. На этой почве муж решил пригласить победителя к нам домой на праздничный ужин.

Мне эта идея понравилась, ведь наличие гостей исключало то, что Герман будет проявлять ко мне исключительный интерес и нам не придется оставаться наедине. Тем более, было очень интересно пообщаться с человеком, который сознательно выбрал такой рискованный вид спорта. Я искренне хотела узнать, почему Александр пошел по такому пути, а не, скажем, по пути семья-работа-отпуск.

Когда мы приехали домой, прислуга уже всё готовила для грядущего вечера. Муж заметно расслабился и находился в поднесенном настроении. Таким веселым он мне нравился значительно больше.

Я ушла к себе в спальню и первым делом, когда переступила порог комнаты, сбросила туфли. Они натерли мне жуткие кровавые мозоли на пятках и нескольких пальцах. Никогда не любила узкую обувь, да еще и на каблуке. Мама меня всегда учила ходить в туфлях, но мне больше нравились кроссовки или босоножки на низкой подошве.

Переодевшись в просторный халат, я аккуратно повесила в шкаф платье и, отыскав в ванной пластыри, вернулась в спальню, чтобы хоть что-то сделать с мозолями, которые продолжали неприятно саднить.

Когда я кое-как разобралась с одной ногой, в спальню без стука вошел Герман. Я инстинктивно напрягалась, даже несмотря на то, что муж был весел. Кажется, у меня уже выработалась привычка опасаться Германа всякий раз, когда он вот так неожиданно врывается ко мне в комнату.

— Что с тобой? — он хмурым взглядом осмотрел рядом со мной лежащие кусочки ватки, испачканные кровью, затем посмотрел на мои ноги. Мне стало как-то неловко, словно бы я здесь занималась неприличным делом.

— Ничего. Пустяк. Просто мозоли. Со мной такое с детства, — я продолжила заниматься своим делом, как вдруг Герман сел рядом, отобрал у меня пластырь с ваткой и осторожно положил одну мою ногу себе на колено.

— Пустяк говоришь? — он немного сердито глянул на меня.

— Ну да, — тихо ответила я.

Герман ничего больше не произнес, а просто начал аккуратно, словно ювелир обрабатывать мою ногу. Он это делал так быстро и ловко, что я даже ни разу не пикнула, боли не было.

— Вот и всё, — муж поцеловал мою щиколотку и встал, чтобы отнести оставшиеся пластыри обратно в ванную.

Такая забота с его стороны поразила меня. Со мной никто так не возился, разве что няня, но и то до тех пор, пока мне не исполнилось одиннадцать. Затем меня учили полной самостоятельности. Папа вообще говорил, что излишняя опека может только распустить и обленить меня. Поэтому я, наверное, так странно и реагировала на проявленную мужем заботу.

— Распоряжусь, чтобы тебе купили обувь поудобней, — твердо заявил Герман, вернувшись в спальню.

— Не стоит тратить на меня деньги, я и к этой привыкну.

— Нет, это даже не обсуждается, — оборвал меня Зацепин, и я не решилась ему противостоять. — Да, и вот еще что, — он уже собрался уходить, но в последний момент задержался у открытой двери. — К ужину надень что-нибудь поскромней, платье какое-нибудь закрытое или брюки с блузкой. Думаю, ты поняла, чего я хочу.

Герман своими желаниями совсем сбил меня с толку. То, я обязана одеваться так, чтобы каждый встречный видел, насколько сильно платье обтягивает мою фигуру, теперь нужно нарядиться так, чтобы моей фигуры вообще не было видно. Глупости какие-то!

Отчаянно хотелось запротестовать, но я не смогла. И дело было здесь не только в строгом воспитании, которое заключалось в том, что я обязана слушаться своего будущего мужа во всем. Я сама по себе была неконфликтным человеком. Я долго терплю-терплю, а затем могу просто взорваться.

Меня возмущало то, что и так, почти не имея никаких прав, я еще и не могла самостоятельно решить, что мне надеть. Это уже выглядело абсурдно! Что-то внутри меня неожиданно начало бурлить, бунтовать. Жутко захотелось сделать наперекор Зацепину, но разумно ли это? Пожалуй, что нет.

— Хорошо, — покорно ответила я, сжав руки в кулаки.

— Вот и молодец. Будешь хорошей девочкой, и жизнь рядом со мной тебе покажется настоящим раем, — Зацепин улыбнулся лишь уголками губ и вышел из спальни.

Я едва сдержалась, чтобы не запустить какой-нибудь предмет, желательно потяжелее в закрытую дверь.

Сидя у туалетного столика, я с ненавистью рассматривала все эти флакончики духов, помад, аккуратный ряд тональных средств, румян и прочей косметики. Я прекрасно знала, что и сколько здесь стоило. Герман не поскупился, но надо ли это всё мне? Нет, конечно, нет. Но, похоже, муж твердо убежден, что если завернет меня в дорогие шелка, увешает золотыми побрякушками, то наша семейная жизнь станет счастливой и безоблачной. Глупости всё это!

Если бы Герман был просто заботливым и хоть иногда считался с моим мнением, то я молилась бы на него. Он ведь умеет проявлять нежность, взять, к примеру, хотя бы этот инцидент с мозолями. Муж ведь позаботился обо мне, хотя мог не обратить на это внимания.

Голос подсознания тут же дал о себе знать, и я нахмурилась. Нет, это была не забота. Просто Зацепин не хочет видеть на своей вещи, которая ему стоила огромных денег, хотя бы один малюсенький изъян. Всё, что принадлежит Герману должно быть безукоризненным, идеальным как и его репутация, жизнь, бизнес.

Я глянула на свое отражение, в глазах заблестели слезы. Вроде бы нужно радоваться, ведь я живу в роскоши, мой муж не обделен красотой, голодом не морит и вроде бы не имеет склонности к физическому насилию, но на душе всё равно было тяжело и тоскливо.

С трудом, взяв по контроль свои эмоции, я принялась готовиться к грядущему ужину. Уже когда я надевала строгие черные брюки с завышенной талией, меня неожиданно охватил страх. Подойдя поближе к зеркалу, я стала боком и внимательно посмотрела на себя. Мысль о том, что рано или поздно мне придется носить под сердцем ребенка Германа, больно кольнула в груди. Я не хотела детей, не от этого человека. Нужно купить противозачаточные таблетки. Раз открыто мне не хватает смелости выступить против своего мужа, то нужно сделать всё, чтобы отстрочить нежелательную беременность. Всего лишь пару дней я нахожусь в статусе жены, а уже лихорадочно выстраиваю стратегии, чтобы сделать свою жизнь в этом доме хоть немного сносной.

Когда я закончила собираться, домработница меня предупредила, что гость уже прибыл. Внутри всё неожиданно затрепетало, словно бы я всем сердцем ожидала этой встречи. Легкое внутреннее возбуждение придало мне смелости и я, покинув спальню, отправилась встречать Александра Ломова.

4

Он выглядел великолепно, словно небесное создание, которое решило спуститься на землю. Белые брюки, такого же цвета рубашка с распахнутым воротом. Кудрявые светлые волосы находились в состоянии некого живописного беспорядка, блестящие и непременно мягкие. Голубые глаза с некоторой детской открытостью рассматривали дорогое убранства нашего дома.

Я даже задержалась на лестнице, чтобы понаблюдать за Александром чуть больше, чем это положено нормами приличия. В руках у него находился пышный букет белых роз. Тонкие музыкальные пальцы, аккуратно с бережностью держали цветы, будто качая младенца. Этот человек казался мне совершенным и, наверное, я влюбилась в него еще в момент, когда наши взгляды впервые встретились.

Эта истина меня испугала, причем настолько сильно, что вдруг стало дурно. Я не знаю этого человека настолько, чтобы вот так просто взять влюбиться в него. Да я и Германа толком не знаю, но в его присутствии мое почему-то сердце быстро сучит скорей от страха, чем от нежных чувств.

Александр, словно бы ощутив мое присутствие, посмотрел на меня, а затем широко улыбнулся. Я была ослеплена этой красивой улыбкой и не видела за ней всего того, что хранилось во взгляде бездонных коварных голубых глаз.

Я быстро спустился и тоже улыбнулась. Александр подошел ко мне ближе, я ощутила легкий приятный аромат мужских духов, что всё же немного горчил.

— Добрый вечер, — его спокойный голос рождал в моей груди какую-то приятную вибрацию, превращающуюся в теплую волну и расплывающуюся по всему телу.

— Добрый, — как-то неуверенно, даже зачарованно ответила я.

— Это вам, в знак моей победы и почтения, — Александр протянул мне букет, и когда я его приняла, поцеловал мою руку.

Я смотрела в его ясные глаза и не могла собраться с мыслями, чтобы что-то ответить. Он как-то странно влиял на меня, и я не могла понять: хорошо это или плохо?