Словно чувствуя взгляд ее светло-синих глаз, Зак поднял голову. Его шоколадно-карий взгляд потеплел, губы дрогнули в улыбке.

— Привет…

Ничего не ответив, Элейн достала ключи и отперла дверь. Прежде чем переступить порог, она бросила через плечо одно единственное слово.

— Уходи, — и замок, словно выстрел, щелкнул в тишине.

Солнце уже почти село, когда Элейн вошла в ванную комнату. Женщина вздрогнула, стоило ей посмотреть на блестяще-белую ванну, где все еще отчаянно билась, захлебываясь, какая-то часть Элейн. Вздрогнув, она закрыла глаза, снова переживая те моменты. Так и не заставив себя помыться, Элейн вернулась в прихожую. Последнее время она все чаще думала о том, что ей следует поменять место жительства. В этой квартире произошло все самое хорошее, что было в ее жизни, но здесь же случились и самые страшные вещи. Потеря ребенка, гнев Зака…

— Черт! — выругалась Элейн, при мысли о Брайсоне.

Всего на секунду замешкавшись у входной двери, она все же повернула ключ. За последние несколько часов ничего не изменилось. Зак остался на своем месте, а душа Элейн не обрела этого самого места. Ей по-прежнему было тревожно и одиноко.

— Ты не уйдешь, да? — спросила женщина, зная, что он ответит.

— Ты же знаешь, что нет, — он всегда так говорил. Говорил и оставался верен своему слову.

До сегодняшнего дня Элейн тоже оставалась верна своему страху и обиде. Она продолжала упорствовать, не желала слушать его, не хотела даже думать о том, чтобы поговорить нормально и выслушать Брайсона.

— Заходи, — устало произнесла женщина, убирая назад изрядно отросшие волосы.

Стоило ей закрыть двери и повернуться лицом к Заку, как он опустился перед Элейн на колени. Закрыв глаза, он уперся лбом в живот женщины. Чувствуя его руки у себя на талии, она подумала ни о том, что ей следует подумать о том, что делать с ним, а о том, что за последнее время ее не касался ни один мужчина. Она почти забыла это ощущение теплых ладоней на своем теле, пока он не воскресил его в памяти.

— Я знаю, что мне нет прощения, но… — Брайсон замолчал, подбирая слова, — …но дай мне шанс, умоляю тебя. Позволь мне хотя бы попросить тебя о прощении.

— Встань, — она попыталась поднять его с колен. — Встань же! — Элейн сама не знала, почему ей так захотелось расплакаться.

— Ладно, — кивнул он, услышав слезы в ее голосе. — Ладно, — он поднялся и сделал пару шагов назад, поднимая руки.

Сжав двумя пальцами переносицу, Элейн сморгнула набежавшие слезы и направилась на кухню. Сев там на стул, она попыталась успокоиться и взять себя в руки. Не справившись, все-таки разрыдалась.

— Не нужно! — вскочила она, когда пальцы Зака коснулись плеча, словно обжигая при этом. — Не трогай меня, прошу.

— Хорошо, я не буду, — мягко проговорил Брайсон. — Я не преследую цели напугать тебя еще больше, чем есть. Просто… Просто хочу, чтобы ты поняла, что я не враг тебе. Никогда не был им…

— Как вы мне надоели — ты и Реймонд, — прошептала она, качая головой. — Он хотя бы исчез и не показывается мне на глаза, но ты… — Элейн судорожно выдохнула, чувствуя, как слезы начинают душить ее. — Ты забрал у меня самое главное — покой. Ты просто взял мою жизнь и… — она сжала пальцы в кулачок, силясь справиться с подступающей волной паники и отчаяния.

— Прости, — подошел Зак ближе. Его ладонь легла ей на затылок, привлекая голову женщины к плечу. — Прости меня.

Не в силах держаться, она уткнулась носом в мягкую ткань его пуловера. Надрывный плач разрывал сердце Заку, но он продолжал держать ее, ожидая пока отступит волна горя, схлынет и оставит после себя лишь изнеможение и покой, которого так не хватало несчастной Элейн.

— Ты же разрушил меня, — она попыталась оттолкнуть его. — Ударил оземь и разбил. Убил мою душу.

— Я вижу это, — он все еще удерживал ее возле себя, чувствуя, как все сильней и сильней колотится сердце. — Вижу, как тебе больно, потому хочу помочь.

— Меня уже ничто не спасет, — прошептала она, стискивая пальцами пуловер на его плече.

— Никогда не говори так, — возразил он.

— Оставь меня! — Элейн оттолкнула Зака и бросилась вон. — Оставь!

Он догнал ее уже в гостиной и поймал за запястье. Едва не свалившись на пол, она попыталась вырвать руку, но не смогла. Следующие несколько минут женщина ожесточенно старалась разжать его пальцы, а потом снова принялась вырываться.

— Успокойся, — произнес Брайсон, терпеливо дожидаясь, пока Элейн устанет сопротивляться. — Все-все…

— Отпусти, — прошептала она.

— Хватит, — он снова привлек ее ближе, прижимая спиной к своей груди. Обхватив бьющуюся в истерике женщину, Брайсон все же сумел удержать ее. — Успокойся, Элейн. Успокойся.

Издав стон, более походящий на полузадушенный вой, она беспомощно повисла у него на руках. Казалось, ее просто отключили от питания. Истерика измотала Элейн, выжала из нее все соки, оставив только пустоту, как и хотел Зак.

Развернув ее к себе лицом, он бережно прижал голову женщины к своему плечу, придерживая ладонью под затылок. Чувствуя, как шумно ухает ее сердце, он поцеловал Элейн в горячий висок. Не в силах больше плакать, женщина лишь тяжело дышала и продолжала стонать, словно раненый зверь. Обнимая ее, Зак думал о том, что никогда не сможет понять их — женщин. Красивые, нежные, одинаково сильные, они переживали свою боль каждая по-своему. Кто-то кричал о ней, а кто-то, как Марисса Харпер, переживал наедине с собой, загоняя все, что терзает, так глубоко, что потом уже не достать. И, если Марисса могла справиться с собой, то Элейн погибнет, если рядом с ней никого не будет.

***

Опираясь плечом на косяк, Майкл Ройс внимательно наблюдал за своей дочерью. Не смотря на то, что уже была глубокая ночь, малышка все еще не спала. Ребенок чему-то улыбался, лепетал лишь ему понятные слова и радостно агукал.

— Иди спать, — на плечо Ройса опустилась изящная ладонь. — Ничего с ней не случиться.

— Мне не спокойно, — возразил он, поворачиваясь к матери. — Она плакала без остановки почти двое суток, а теперь… Взгляни на нее, — указал в сторону манежа.

— Все дети плачут — это нормально, — пожала плечами Меган. — Возможно, она скучала по Мариссе.

— А сейчас вдруг перестала? — вскинул брови Майкл. — Последние пару часов Дженни ведет себя очень странно.

— Иди спать, — повторила Меган, хотя по красивому лицу миссис Ройс прошла тень.

Последовав совету матери, Майкл все же лег, но сон так и не шел. Периодически прислушиваясь к лепету дочери, киллер около часа ворочался в постели, прежде чем встать. Дженни притихла, хотя продолжала изредка ворковать и хихикать. То, что ребенок не спал так поздно, не могло не беспокоить Майкла. Напившись в ванной воды прямо из-под крана, он снова вернулся к своему неизменному месту обзора. Вот только на этот раз детская слегка изменилась. В комнате было по-прежнему сумрачно и довольно тихо. Вязкая темнота, распарываемая зеленоватым светом ночника, тянулась из углов к кому-то, кто склонился над манежем. Бесшумно вернувшись в комнату, Майкл взял с прикроватной тумбочки пистолет, а затем направился обратно. Аккуратно пройдя к кроватке, киллер уже готов был приставить дуло к затылку ночного гостя, когда заметил изящный палец, что поглаживал нежную щечку Дженни. Малышка улыбалась во весь беззубый рот, теребя при этом тугой темный локон отливающий зеленью в свете ночника.

Судорожно выдохнув, Майкл закрыл глаза. Переведя дыхание, поставил пистолет на предохранитель и убрал за пояс черных классических брюк.

— Чуть не пристрелил тебя, — проговорил он в полголоса.

— Ну, не пристрелил же, — спокойно ответила Джин, касаясь кончика носика дочери. Казалось, она даже не была удивлена. На самом деле, Майкл знал, что причина не в этом. Вниманием Джин сейчас всецело владела Дженни.

— Вот в чем дело, — сам себе сказал киллер.

Теперь он понимал, что произошло с Дженни. Она успокоилась так внезапно потому, что почувствовала присутствие матери. Любой ребенок, особенно такой маленький, нуждается в материнской любви, как бы хорошо к нему не относились остальные. Мать не заменит даже самая ласковая и нежная женщина, даже такая как Марисса.

***

Приехав в ресторан чуть раньше назначенного времени, Марисса обнаружила, что является единственным посетителем. На вопрос, где все, официант лишь загадочно улыбнулся и пригласил войти.

Просторный зал, убранный в красно-белых тонах, казался райским уголком. Здесь было так тихо и спокойно, что Марисса невольно улыбнулась. Ступая по светло-бордовой ковровой дорожке, она прошла к столику. В высокой вазе стояли ослепительно-белые хризантемы. Наклонившись, она вдохнула терпкий горьковатый аромат и прикрыла глаза, наслаждаясь моментом. Уже очень давно ей не приходилось чувствовать ничего подобного. Не смотря на то, что последний год прошел в сравнительно спокойной обстановке, что-то постоянно мешало или тревожило. Сегодня же на душе Мариссы было так светло и радостно, что хотелось танцевать.

— Я не знаю, какие цветы тебе нравятся, — послышался голос за спиной, — поэтому выбрал их.

— Да? — приподняла одну бровь девушка, поворачиваясь к обладателю приятного баритона. — Почему не розы?

— Банально, — пожал плечами Лоренс Максвелл.

Он стоял у входа, засунув руки в карманы темных брюк. Одетый в простую белую рубашку, Максвелл выглядел очень элегантно, не смотря на слегка встрепанные волосы. Убирая за ухо непослушную прядь, Марисса улыбнулась, наблюдая, как он не спеша идет к ней. И так хотелось броситься ему навстречу, но она заставила себя быть сдержаннее. Тем не менее, чем ближе он подходил, тем сильнее билось сердце, а еще становилась громче играющая где-то вдалеке музыка. Оказавшись в шаге от нее, Лоренс взял девушку за руку.

— Помнится, ты весьма не дурно танцуешь…

— Танцую, — подтвердила она. — Хоть и не люблю.

— Не любишь? — переспросил он, выводя ее на середину зала. — Почему?

— Наверно, потому что не было хорошего повода, — ответила она, обвивая руками его шею.

— Теперь он есть, — Лоренс склонил голову к плечу, внимательно глядя ей в лицо. — Обещаю, ты снова полюбишь танцевать. Я дам тебе еще, как минимум, еще один повод полюбить, — и прозвучало это так двояко, что Марисса даже вздрогнула.

— Какой же?

— Как насчет свадебного танца? — наклонился он к ней, хитро прищурив темные омуты глаз. — Чем не повод?

— Ты что, зовешь меня замуж? Вот так — сразу?

— Конечно, я могу потратить пару лет на букетно-конфетный период, но все равно все кончится этим же, — пожал плечами ее собеседник. — Ну, правда, Марисса. Меня достала эта тема. Давай, поженимся, а? По-человечески, как все ванильные парочки, закатим грандиозную вечеринку, нарядим здоровенный лимузин, даже выпустим голубей, если хочешь… Поедем в путешествие в медовый месяц… — он замолчал, словно хотел сказать что-то еще, но передумал.

— Родим детей, да? — закончила она, а затем повернулась спиной, чтобы он не видел, как увлажнились ее глаза.

— Дети? — переспросил он, обходя ее, чтобы снова оказаться лицом к лицу. — Ни за что! Я ненавижу детей, Марисса. Они такие маленькие, сопливые и постоянно орут. Не-ет…

— Рей… — вздохнула она.

— Серьезно, — кивнул он. — Если очень захотим, то возьмем на воспитание малыша. В мире сотни тысяч детей, которым ты сможешь быть прекрасной матерью.

— Ты, правда, так думаешь?

— Да, я так думаю.

— Но ведь…

— Нет, — покачал головой Максвелл. — Давай, не будем об этом, ладно? Итак, ты не ответила.

— Что? — не поняла Марисса.

— Пойдешь за меня замуж? — повторил свой вопрос Лоренс, доставая из кармана маленькую коробочку. — Опять…

— Опять — нет, — рассмеялась она в ответ. — Снова — да. Да, Рей. Я пойду за тебя замуж и отравлю тебе жизнь.

— Я согласен, — он наклонился и поцеловал ее в губы. — Делай все, что тебе вздумается.

— Потом не жалуйся…