— Почему?

По тону, которым был задан этот вопрос, мне показалось, что Юра не удивлен. Странно. Но ответа на этот вопрос я и сама не знала.

Мы не разговаривали и не виделись с Яной уже почти год. Последний раз она позвонила под прошлый новый год. Я купила ей подарок — красивую брошь ручной работы, цветок из войлока, как раз в ее стиле. Хотела договориться о встрече, но Яна сообщила, что уезжает на праздники, и позвонит, как приедет. И вот минул год. Она так и не позвонила. Каникулы, видимо, затянулись. Брошка до сих пор лежит где-то дома, без дела — я такие вещи не ношу. Яна всегда была своеобразна. Но до такой степени все-таки не доходило никогда. Прежде были какие-то рамки. Я решила разведать обстановку, но подруга просто не отвечала на мои звонки. Примерно до апреля. Я обиделась. В конце концов, это даже не смешно.

Мой мужчина иронизировал на эту тему, якобы это его вина — разлучил меня с подругой. Я стала вспоминать… Конечно же! Янка снова начала чудить, как только я познакомилась с ним. Пока расходились с Юрой, и я приходила в себя после его дезертирства обратно в семью, подруга была как шелковая. Поддерживала, навещала. Носила шампанское и тортики, откармливая меня после стресса. Таскалась с нами по детским площадкам, выслушивая мое нытье… Но ныла и страдала я недолго. Быстро утешилась. Началась новая, совсем не похожая на прежнюю, жизнь. А Янка вновь из нее удалилась. Так уже было когда-то. Правда, тогда она перед уходом задом голым посветила. В этот раз без стриптиза обошлось…

— НЕ знаю даже. Приревновала, может? У нее бывает…

— А может, это просто зависть?

Может и зависть. За столько лет дружбы я так привыкла к Яне, что даже зависть ее стала воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Юра тем временем продолжил:

— Я не рассказал тебе тогда. Да и сейчас, наверное, не стоит.

— Что?

— Ну, наверное, это уже и не важно, раз вы…

— Юра! Давай не темни, начал уж, так продолжай — я теряла терпение. Ну что за мужик, мнется как девочка.

— А ты все та же — рассмеялся Юра — хоть и волосы отрастила. Нетерпеливая, и не любишь загадки…

— Именно! Не люблю! Выкладывай!

— Ладно… Тогда, на дне рождения Марка, помнишь, она попросила отвезти ее к метро…

Я, если честно, успела об этом позабыть. Ну отвозил и отвозил, сто лет прошло с того момента.

— НЕ помню, но не важно. И что?

— Ты даже не заметила? — Юру, казалось, это задело — Правда?

— Юра, тому минуло много лет. Если это было ярчайшее событие в твоей жизни, я очень рада. Ты об этом мне хотел рассказать?

Его, что, забавляет, что я злюсь? Вот подлец, решил хоть так вывести меня на эмоции. И как ни удивительно, ему это удалось. Сидит теперь вот, улыбается:

— Ярчайшее? Ну, может быть. Слушай дальше, удивишься. В общем, Янка твоя начала на меня вешаться. Сначала прозрачными намеками. Потом уже напрямую.

Я сидела, и не верила своим ушам. В голове только стучало: врет! И тут же я сама себя одергивала. Да зачем Юре врать? Это вообще не тот вопрос, чтобы его обсуждать. Янку он знал настолько мало и поверхностно, что… Хотя теперь я уже ни в чем не уверена.

— Вешаться? — спросила я, наконец — это как?

Глупый какой вопрос. Как-как…

— Ну как? Как девчонки вешаются? Начала мне глазки строить, чулки показывать, вздыхать томно. Спрашивать про тебя, про нас с тобой. Мы в пробку попали, ты знаешь, какие там пробки обычно…

— Знаю.

Чулки — это уже серьезно. Янка больна на чулочно-носочные изделия. Покупает их тоннами, оптом. Обязательно с рисунком, в сеточку или цветные. Это ее личная фишка. У нее их много. Компенсирует малый рост каблуками и имиджем. В каких чулках она явилась на день рождения к моему сыну, чтобы потом попытаться соблазнить моего мужчину, я конечно не помню… Но уверена, что чулки имели место быть. Выходит, все правда?

— И что же дальше было?

— Интересно? Неужели, ревнуешь? Через столько-то лет, — какие черти теперь пляшут в его глазах. Этого и добивался, что ли?

— Конечно! Сейчас шоколадом вымажусь для достоверности, и всех передушу. Из ревности.

— Отелло! — рассмеялся Юра.

— Ладно — я попыталась вернуть беседу в серьезное русло — что было дальше, расскажешь? Или это останется твоей маленькой тайной?

— Расскажу — сдался Юра — дальше она начала убеждать меня, что мы с тобой друг другу не подходим. Что ты слишком… Я не знаю, милая… я не буду говорить тебе этого всего. Противно как-то!

Милая… С ума сойти! Какие нежности….

— В общем, сейчас это все уже не важно — продолжил он — раз вы не дружите больше, может, оно и к лучшему. Да не может, скорее всего, к лучшему. С такими друзьями врагов не надо…

Я задумалась.

— В чем-то ведь она была, наверное, права.

— В чем же?

— Про нас с тобой… Что мы не пара.

— Не пара? Почему ты так думаешь?

Он смотрит на меня пристально, в глаза. Я хочу отвести взгляд, но у меня не получается. Глаза у него все те же, когда-то я тонула в них. Когда-то…

— По кочану — огрызаюсь я, чтобы скрыть смущение от нахлынувших воспоминаний — ты сам от меня ушел. К жене и детям. О чем мы вообще разговариваем?

Юра помрачнел. Насупился. Морщина легла вдоль красивого высокого лба. Зря я пришла. Напрасно. Хотя вот много интересного про подругу свою узнала. С пользой, что называется, время провела…

— Ты прости меня… — Юра с трудом подбирает слова.

— Я простила. Хватит об этом, а?

Он кладет свою ладонь поверх моей, я пытаюсь убрать руку, но он держит крепко, и я сдаюсь. У меня руки ледяные, а у него горячие.

— НЕ простила ты. И ничего не забыла. Ну дурак я был, такой дурак… Зачем ушел, что пытался доказать, кому… Я и сам не знаю. Все прахом пошло, все… А ты… Ты же лучшее, что было. Что есть у меня.

Есть? Меня у него нет! И не было никогда! Если и было, то давно и неправда. Пора прекращать это бессмысленное свидание.

— Все! Поздно убиваться! — Я с усилием вырываю свою ладонь, и на всякий случай прячу руки в карманы жакета.

— Поздно? И ничего уже не исправить?

Он смотрит на меня с такой надеждой. Но я непреклонна!

— Уже нечего исправлять. Все быльем поросло. Ты извини, Юра, но мне, правда, пора. Была очень рада тебя видеть.

Мне уже не терпелось уйти. Все же не стоило мне приходить. И без подробностей про Янку спокойно бы прожила. Не нужно было будить всех этих крепко спящих в моих шкафах скелетов. Им там было хорошо, тепло и уютно. И не зачем вытаскивать их на белый свет! Но Юра вовсе не спешил меня отпускать. Он перегнулся через стол, оказавшись почти вплотную с моим лицом и тихо спросил:

— Скажи, только честно, ты любишь его?

Вопрос меня несколько обескуражил. Люблю ли я его? Да тебе, собственно, какое дело? Тебя уже давным-давно совсем не касается, кого я люблю, а кого — нет! И вообще, смотря кто, и что вкладывает в это слово — «люблю»? Что оно значит? Понятие «люблю» настолько дискредитировало себя столькими незавидными поступками, что для выражения истинных чувств пора придумать что-то новое.

Это тебя, дурака, я «любила». А он… Он — вся моя жизнь. Как Марк, как мама с папой. Он просыпается каждое утро рядом со мной, и засыпает, обнимая меня. Он каждое утро отводит моего сына в детский сад. И все удивляются, до чего же они похожи, сын и отец. Одного от другого не отличишь! Он заваривает мне чай, и даже научился кофе варить как я люблю, с пенкой. Он знает, что купить в аптеке, когда у меня болит горло, и все мои любимые фильмы. Он моя Вселенная… Разве это уместится в затасканном слове «люблю»?

Но я ответила, то, что он ждал услышать. Или не то, чего ждал:

— Люблю! Как никого и никогда! Теперь доволен?

Юра посмотрел на меня совсем другим, каким-то теплым взглядом, полным вселенской печали:

— Ты прости меня, малышка. Я не хотел тебя обидеть. Просто… Просто все так сложно, ты же знаешь.

О да! Конечно. Это я знаю. Годы проходят, а проще не становится.

— Я знаю, Юра. Просто сложно.

3. Пожелав Юре всего хорошего, и попрощавшись, я вышла, наконец, на улицу. Не терпелось сделать глоток свежего морозного воздуха. Там в кафе, мне буквально нечем стало дышать. От этих сложностей, от этих вселенский скорбей. Ну почему у одних людей всегда все сложно, а у других — просто как дважды два? У меня всю жизнь все было сложно. Больше я этого не хочу. Хочу легкости и простоты. Понятности. Дважды два четыре. И чтоб без вариантов!

Едва закончившись, снова пошел снег. Снежинки с завидной легкостью кружились, и падали у моих ног. Некоторые не долетали до земли, а оседали на моих волосах, пальто, ресницах. Мне стало так легко и свободно. И очень захотелось домой. Еще захотелось сменить номер телефона. Я привыкла к номеру, и его смена сопряжена со многими неудобствами, но… ради спокойствия можно и потерпеть. Зато буду твердо знать — никакие скелеты из прошлого меня точно не побеспокоят.

Я вновь подумала о Яне. Да… От таких новостей впору удивиться. Но я не стану. К этому, наверное, все и шло. Женской дружбы не существует. Надо с этим смириться. Никому нельзя доверять. Но как же так? Почему-то все эти новости ранили меня сильнее, чем я ожидала, и даже, наверное, чем они того заслуживали. Терять подруг оказалось тяжелее, чем терять любимых… Я всего ожидала от Янки. Глупостей, грубостей, ехидства… но не предательства. В ней я почему-то была уверена, как в самой себе. И очень напрасно. Янка просто заурядная завистливая и подловатая дрянь. Гораздо лучшего я была о ней мнения. Но что теперь об этом думать? Дело прошлое. Янки больше нет в моей жизни. Как нет давно в ней и Юры. А он, видимо, на что-то надеялся. Может, я обнадежила его своим приходом? Хотя это же так смешно! На что можно было рассчитывать спустя полтора года? К тому же, это он ушел, не я…

Как же эта экскурсия в прошлое меня утомила! Все это было так типично для наших с Юрой взаимоотношений: накал страстей, эмоции через край. В моей новой, такой спокойной и уютной жизни, без стрессов, без сомнений, без метаний, без него, теперь все по-другому. Иначе. Я бы даже сказал — лучше. Скучно? Может быть… Однообразно? Возможно. Но эта, новая моя уютная жизнь мне нравится гораздо больше. Может, старею? Хотя, наверное, я просто выросла.

Внезапно в мои житейские раздумья вторгся телефонный звонок. Кто на этот раз? Курьер! Сегодня мне все-таки привезут подарок, и я успею поздравить любимого вовремя.