— Что ж, полковник, буду откровенной с вами, — промолвила царица, сердце которой от восторженных слов красивого мужчины наполнилось гордой радостью, — я не испытываю к вам ненависти.

— Стало быть, ты меня любишь?

— Этого я тоже сказать не могу.

— Но ты дозволяешь мне поклоняться тебе?

— Да, полковник, поклоняйтесь мне, — кокетливо сказала она.

Максим обнял красивую женщину с такой страстью, которая, при всем его честном отношении к Анжеле, была все же чем-то большим, чем обыкновенная комедия.

В конце концов царица высвободилась из объятий.

— Довольно, — сказала она.

— Я тебя не понимаю, — прошептал Максим, — ты пригласила меня к себе, чтобы снова отослать прочь, как ребенка?

— Пусти меня, — проговорила она, — я хочу предстать перед тобой еще более красивой.

— Разве ты и без того недостаточно красива?

— Я хочу совершенно свести тебя с ума, — пробормотала она, поднялась с оттоманки и юркнула в отороченный темной пушниной жакет, наготове лежавший на стуле. — Как я тебе нравлюсь в таком наряде? — спросила она, бросив на Максима взгляд, от которого у него на короткое время помутился рассудок.

— Ты великолепна… — он пьяными от восторга глазами смотрел на величественную женщину, роскошная грудь которой в темной пушнине казалась еще ослепительней. — Будь моей, Екатерина, целиком и всецело моей, ты хочешь видеть меня безумным, так я уже безумен. Будь милостива сейчас, сжалься надо мной.

Оба, верный жених и жестокая кокетливая женщина, прекрасно выучили свои роли, и до этой секунды комедия разыгрывалась как по нотам; однако дальнейшее развитие ее сюжета приняло несколько иной оборот, нежели полковник и царица, или, точнее, Потемкин и Анжела, предполагали.

Страсть красивого мужчины захватила чувства императрицы, и когда он увлек ее на оттоманку и жаркими поцелуями заглушил язвительные слова, вот-вот уже готовые было сорваться с ее уст, тут, в момент, когда он ожидал, что она начнет попирать его ногами и высмеивать, она вдруг сама привлекла его к своей груди, и теперь ему пришлось делать хорошую мину при плохой игре, которая, впрочем, надо признать, была не так уж плоха.

Красивая деспотиня принадлежала ему, но принадлежала лишь на один блаженный миг, потом в ней пробудилась нероновская натура, и наслаждение с презрением отвергнуть красивого мужчину, которого любила, она захотела вкусить с той же полнотою и безграничностью, как и наслаждение от обладания им.

— Что ты теперь думаешь, Максим Петрович, — начала она, — ты, верно, думаешь, что я люблю тебя?

— Я этого не знаю, — запинаясь, проговорил он, — я знаю только, что боготворю тебя, что не смогу без тебя жить.

— Тогда твои дела совсем плохи, — ответила Екатерина Вторая с убийственной холодностью, — потому что я тебя не люблю. Ты был игрушкой, забавлявшей меня, пока я не владела ею, и которая мне теперь безразлична, а завтра, возможно, станет и неприятной.

— Екатерина, — вскричал Максим.

— Чего ты хочешь? — продолжала она, поднимаясь. — Ты червь, который здесь для того, чтобы извиваться у меня под ногами, раб! Достаточно хорош для того, чтобы с тобой скоротать часок, но не более! Прочь с глаз моих, ты мне наскучил.

— Сейчас, прекрасная моя, — воскликнул Максим, обхватывая ее, — и никакая сила на свете не сможет вырвать тебя у меня.

Царица оттолкнула его от себя, запахнула мех на своей ослепительной груди и позвонила.

— Ты говоришь в горячке, — холодно и уничтожающе промолвила она, бросив на него взгляд, точно кинжал, поразивший полковника в самое сердце.

На первый же звук колокольчика в спальню вошли четыре казака из ее личной охраны, по знаку императрицы схватили полковника и через анфиладу комнат препроводили в маленькое совершенно пустое помещение без окон. Они втолкнули его туда и заперли дверь, в которой имелось окошко с подъемным переплетом. Вот оно отворилось, и внутрь заглянула Екатерина Вторая.

— Ну, полковник, давайте посмотрим, не удастся ли мне немного охладить пыл вашей страсти, — проговорила она.

В следующую секунду на бедного влюбленного глупца с потолка обрушился ливень, а из всех стен ударили мощные струи воды, принявшиеся хлестать его точно незримые фурии. Екатерина же глядела на это и хохотала.

Ее уязвленное самолюбие было удовлетворено, она отомстила; и наконец освободив полковника, похожего сейчас на мокрого пуделя, она — уже не с жестокой насмешливостью, буквально стершей его в порошок, а с любезным лукавством спросила:

— Вы еще меня любите?

— Я боготворю вас, — ответил Максим, бросаясь перед ней на колени, — и буду боготворить до последнего дыхания.

Это императрице понравилось, и на прощание она милостиво протянула ему руку для поцелуя.

На следующий день стало известно, что полковник Урусов попал в немилость и отправлен в отставку. Спустя несколько дней за ним последовала Анжела, чтобы по велению царицы выйти за него замуж. Не прошло и года, как судьба наградила молодых супругов красивым и крепким мальчонкой, а его крестным отцом стал Потемкин, князь Таврический.