Порой Морган открыто выказывала мужчинам пренебрежение, однако испытывала при этом неловкость.

— О, мне здесь очень нравится. Благодарю вас, — подчеркнуто вежливо проговорил граф. — А теперь, когда меня представили самой очаровательной женщине в этом зале, нравится еще больше.

Этот сомнительный комплимент прозвучал как тонко завуалированное издевательство.

Морган даже не сочла нужным ответить. Лишь слегка дрогнувший в руках девушки веер выдал ее раздражение. Неужели он полагает, что она так глупа и тщеславна? Зачем ведет себя подобным образом? Чтобы посмеяться над ней? Но ведь это свидетельствует о его недалекости.

Граф уже не прятал насмешки. Видимо, он прочел ее мысли.

— Смею ли я надеяться, — с улыбкой проговорил он, — что вы все же позволите пригласить вас на танец?

Черт возьми! Ее веер на мгновение застыл в руке. Морган мучительно подыскивала ответ, чтобы раз и навсегда поставить точку в знакомстве с этим неприятным человеком. Тут в разговор вмешался капитан лорд Гордон.

— Послушайте! — подчеркнуто вежливо произнес он, как обычно, когда хотел выказать кому-либо презрение и продемонстрировать свое превосходство. — Все сеты уже распределены, не осталось ни одного свободного танца, мой дорогой друг.

Глаза Морган округлились от негодования. Как он смеет! Но прежде чем она успела ответить какой-нибудь остроумной репликой, граф Росторн повернулся к капитану. В его руке словно по мановению волшебной палочки появился монокль. Он поднес его к глазам и уставился на капитана.

— Примите поздравления, капитан! — сказал Росторн. — Но мой долг — вывести вас из заблуждения. Я не вас приглашал танцевать.

Морган усилием воли подавила желание вскрикнуть от удовольствия. Вот это отпор! Неожиданно она посмотрела на графа совершенно другими глазами. Остроумный, находчивый и уверенный в себе мужчина. Он напомнил Морган ее братьев.

— Благодарю вас, граф Росторн, — ответила Морган как ни в чем не бывало. — Я принимаю ваше приглашение. Через один танец.

Глядя на столь элегантный наряд графа и его манеру вести себя, леди Морган интуитивно почувствовала, что в этом человеке есть что-то противоречащее общепринятым нормам поведения в обществе, что у него дурная репутация. Но возможно, все дело в его возрасте. Он гораздо старше ее и лучше знает свет.

— О, благодарю вас за оказанную честь. С нетерпением буду ожидать своей очереди, — проговорил граф.

Возможно, в глубине его глаз, в его интонациях крылась некая почти неуловимая угроза. Но нет, кажется, все дело в его легком французском акценте.

Морган, слегка помахивая веером, проводила графа взглядом.

— Ему очень повезло, что здесь присутствуют дамы, — волновался капитан Гордон, стоя в кругу доброжелателей, — иначе я с удовольствием влепил бы ему пощечину.

— Загадочный… Не правда ли, maman? — обратилась к матери Розамонд.

— О да, настоящая загадка, — согласилась леди Каддик. — Год назад он унаследовал титул своего покойного отца и вступил во владение огромным состоянием, но ни до этого момента, ни после никто не встречал его в свете. Он впервые появился здесь, в Брюсселе. Говорят, работал на континенте. Что-то связанное с британской разведкой.

— Так он шпион? — От волнения глаза Розамонд округлились.

— Вполне возможно, — вздохнула ее мать. — Похоже, именно этим обстоятельством и объясняется его появление здесь. Без сомнения, такая профессия востребована в подобной обстановке.

Этот разговор подогрел интерес Морган к новому знакомому. Он действительно опасен! Кавалеры начали приглашать дам на следующий танец, а дирижер уже взмахнул своей палочкой, готовый в любой момент дать сигнал оркестру играть. Лейтенант Хант-Матерс сделал шаг к Морган, несколько неуклюже поклонился и протянул ей руку.

Глава 2

Следующие полчаса Джервис провел в комнате для карточной игры. Он бесцельно прогуливался между столов, изредка обмениваясь приветственными кивками со своими немногочисленными знакомыми и продолжая вполуха прислушиваться к музыке.

Леди Морган вблизи была столь же хороша, как и издалека. Безупречно чистая кожа теплого персикового оттенка, глубокие карие глаза с пушистыми темными ресницами. От графа не укрылся тот факт, что его комплименты вызвали у девушки только раздражение. За его насмешку она наградила его высокомерным взглядом вдовствующей королевы. К своему удивлению, в этой хорошенькой головке Джервис обнаружил и острый ум, чего никак не ожидал.

А этот взгляд! Разве можно было ошибиться? Настоящая урожденная Бедвин. О, они все мастера бросать столь убийственные взгляды. Именно такое выражение лица он видел у ее брата во время последней встречи с ним. Гордыня, самодовольство, тщеславие, высокомерие. Все эти качества характера, так неожиданно проявившиеся и в сестре, укрепили Джервиса в его решении.

Наконец музыка смолкла. Что ж, пора идти в зал потребовать обещанное. Танец с сестрой Бьюкасла.

Веселье и оживленные разговоры в танцевальном зале никак не вязались с реальной опасностью предстоящих военных действий. Но возможно, именно ощущение приближающейся катастрофы заставляло людей особо остро чувствовать праздник и наслаждаться им.

Джервис увидел девушку и стал пробираться к ней через толпу.

— Леди Морган, — обратился он к ней, — это мой танец. Полагаю, вы помните?

Она ответила царственным наклоном головы. Стоящая рядом девушка с золотистыми волосами и ее кавалеры — офицеры на мгновение замолчали и устремили взгляды на Джервиса, с трудом скрывая свою враждебность.

— Это вальс, — сказала подруга леди Морган. — Вы умеете вальсировать, граф Росторн?

— Как-нибудь справлюсь, — ответил Джервис. — Я только что вернулся из Вены. Там сейчас этот танец в моде, и я имел удовольствие попрактиковаться в нем.

— Розамонд! — резко сказала леди Каддик. Вероятно, ей не понравилось, что дочь заговорила с графом, не будучи представленной ему. Но затем в сторону Джервиса благосклонно опустились роскошные перья, украшавшие прическу пожилой дамы. — Вы можете станцевать вальс с леди Морган, граф Росторн, и патронессы «Олмакс» не против.

Джервис посмотрел на затянутую в белую шелковую перчатку изящную кисть с тонкими длинными пальцами, которая легла на его рукав.

— Патронессы «Олмакс» не против? — произнес граф, вскинув брови. — Вероятно, это кое-что значит…

— В высшей степени смехотворно, — отозвалась леди Морган. — Леди в Лондоне не могут танцевать вальс, не получив на то позволения.

— В самом деле? — удивился граф Росторн. — Но Боже мой, почему же?

— Многие вообще в принципе не одобряют этот танец, — едва заметно усмехнулась Морган. — Считают его слишком быстрым.

— Быстрым? — снова эхом повторил Джервис, наклоняя свою голову ближе к партнерше.

— И не слишком приличным, — с негодованием добавила она.

— Понятно, — теперь усмехнулся граф. — Старушка Англия ничуть не изменилась. Все такая же благонравная.

— Дома я часто танцевала вальс со своими братьями и учителем танцев, — сказала Морган. — Но на светских вечерах мне никогда этого не разрешали.

— Как это не разрешали? Разрешить или запретить можно ребенку! — Казалось, он был шокирован.

— Именно! — Она подняла глаза и прямо посмотрела графу в лицо. Сейчас они стояли друг напротив друга, ожидая начала танца.

Боже! Да она настоящая красавица!

— Вы британский шпион? — без обиняков спросила она.

Джервис удивленно приподнял брови.

— Просто об этом все говорят, — спокойно сообщила она. — Вас долго не было в Лондоне, и все решили, что вы выполняете какую-то секретную миссию для британского правительства.

— Господи милостивый! Боюсь, я не слишком гожусь на столь романтическую роль, — засмеялся Джервис. — Я не был в Англии девять лет просто потому, что жить здесь запретил мне мой отец.

— В, самом деле? — удивилась Морган.

— Эта история связана с женщиной, — продолжая улыбаться, сказал он, — и похищением одной драгоценности.

— И эту драгоценность, надо думать, украли вы?

— Эту драгоценность я не похищал, — закончил он. — Но вы когда-нибудь слышали, чтобы пойманные и разоблаченные воры говорили что-нибудь другое?

Какое-то время она внимательно всматривалась в его лицо. Затем разочарованно сказала:

— Жаль, что вы не работаете на разведку. Впрочем, вы все равно не ответили бы мне на вопросы, касающиеся военной ситуации. — Она повернула голову в сторону оркестра. Наконец зазвучала музыка.

Джервис положил правую руку на талию Морган, которая оказалась настолько тонкой, что ее можно было обхватить двумя руками. В его левую руку она осторожно вложила свою ладонь, а свободную руку положила ему на плечо.

Она выглядела трогательно молодой и очень красивой.

Но она — сестра Бьюкасла.

Ему всегда нравилось танцевать. Джервису казались привлекательными и менуэт с его элегантными движениями, и кадриль, и сложные па быстрой мазурки, и, разумеется, эротическое волнение вальса. Возможно, именно поэтому англичане и не разрешали юным девушкам танцевать вальс.

В начале танца граф вальсировал очень осторожно, не торопясь, словно пытался понять, насколько хорошо она чувствует намерения партнера. Танцевала леди Морган превосходно! В ее движениях было не только умение школьницы хорошо воспроизвести усвоенный урок. Не только точность и аккуратность. И Джервис сразу почувствовал это.

Ей не хотелось разговаривать, да и у него пропало желание вести беседу. От нее исходил слабый запах душистого мыла или духов. Она была такой юной и хрупкой. Теплой, легкой, гибкой, ее туфельки мелькали всего в нескольких дюймах от его ботинок.

— Так танцуют англичане? — спросил он.

— Да. — Она подняла на него глаза. — А разве не англичане танцуют по-другому?

— Хотите, я покажу вам, как это делают в Вене, ma cherie? — поинтересовался Джервис.

Ее глаза округлились — то ли ее удивил вопрос, то ли обращение к ней по-французски.

Граф закружил свою партнершу и увлек в угол танцевального зала. Морган ослепительно ему улыбнулась.

Вальс не только творчество двух партнеров, это еще и своеобразное общение. Глаза смотрят в глаза, тончайшие оттенки мелодии отражаются в сердцах и заставляют тела трепетать.

Вальс очень чувственный танец, особенно если партнеры увлечены друг другом. Движения вальса ассоциируются с движениями более интимными.

Поэтому ничего нет удивительного в том, что англичане противились распространению этого танца в своей стране.

Джервис так закружил Морган, что пламя тысяч свечей над их головой слилось в стремительно несущийся вихрь, но Морган улыбалась. Она не боялась ни сбиться с ритма, ни упасть, ни столкнуться с какой-нибудь другой танцующей поблизости парой, ни потерять равновесие. Все вокруг: и яркие мундиры офицеров, и платья дам в пастельных тонах — слилось в один бурлящий поток разноцветья и музыки.

Когда замерли последние звуки вальса, Морган, взглянув на графа своими смеющимися блестящими глазами, перевела дыхание. Она выглядела еще привлекательнее, чем прежде.

— О! — воскликнула она. — Мне очень понравилось, как это делается в Вене.

Он наклонился к ее уху и прошептал:

— Полагаете, патронессы «Олмакс» одобрили бы?

— Напротив, пришли бы в ужас, — смеясь, ответила Морган.

Опять зазвучала музыка. Тоже вальс, но более медленный.

Теперь Джервис не боялся, что она допустит какую-нибудь оплошность. Он наслаждался ее свободными и смелыми движениями. Девушка хорошо чувствовала музыку и ритм. Иногда их тела соприкасались, но не чаще, чем того требовал танец.

— Никогда не думала, что вальс может быть таким… — Она замолчала и, сняв руку с его плеча, описала в воздухе полукруг, не найдя нужных слов, чтобы выразить свою мысль.

— Романтичным? — подсказал граф. Затем его губы почти коснулись ее уха, и он прошептал: — Эротичным?

— Приятным, — сказала она, и ее брови упрямо сошлись на переносице, а лицо снова приняло высокомерное выражение, как в первые мгновения их знакомства. — Ваше слово не совсем точно передает мою мысль. И почему вы меня назвали ma cherie?

— Я девять лет провел на континенте, — просто ответил он. — И все эти годы разговаривал по-французски. К тому же моя мать француженка.

— Вы бы стали называть меня «дорогая» или «любимая», если бы эти годы провели в Англии? — усмехнулась леди Морган. — И если бы ваша мать была англичанкой?

— Возможно, не стал бы. — Его глаза явно смеялись над ней. — В этом случае я бы насквозь пропитался английским благоразумием и несгибаемой волей. Но ведь это так скучно. Слава Богу, что моя мать француженка, ma cherie.

— И тем не менее это не повод, чтобы называть меня так, — стояла она на своем. — Не могу сказать, что подобное обращение доставляет мне удовольствие. Ведь я англичанка. Мы прагматичные, правильные и… такие скучные.