– Потом, все потом! – бросила Анна и исчезла.

Гроув поднялся и подошел ко окну. Он видел, как тут же подъехало такси, как Анна нырнула на заднее сиденье и как, повизгивая тормозами, машина понеслась по спящей улице.

«Она успеет. Самолет у него только через три часа», – подумал Гроув и добавил уже вслух:

– Как противно никогда не ошибаться. – Он выпил шампанское и отправился спать.

День его триумфа закончился поражением. Впрочем, он предвидел его давно. Наверное, поэтому так и торопил Анну.


Анна не застала Дика в отеле. На той же машине она домчалась до аэропорта.

– Простите, мне нужен Дик Чемниз, – обратилась она к дежурной.

– Да, конечно, сейчас я все уточню, – быстро ответила дежурная и добавила: – Миссис Гроув, как вы сыграли! Это просто великолепно! Это – как в жизни!

– Вы уже видели фильм? – рассеянно спросила Анна.

– Я была вчера, меня провели. По знакомству. – Девушка улыбнулась.

– Хороший у вас город. Можно все устроить по знакомству, – машинально сказала Анна.

– Да, это так. Вот и Дика Чемниза я найду благодаря своему шурину. Сами же понимаете, Ричард Чемниз в числе почетных пассажиров, он отдельно от всех проходит билетный контроль. И перекусить он может в специальном ресторане для важных персон. Туда никто никого не пустит. Но меня…

– У вас там шурин, свояк… Я поняла. – Анна смягчила иронию улыбкой. – Поторопитесь, пожалуйста. Мне очень надо его видеть.

– Я вас понимаю. – Девушка сделала важное лицо и сняла телефонную трубку.

Анна огляделась вокруг. Несмотря на ранний час, здесь было полно народа. Кто-то уже покидал город – закрытие фестиваля для проигравших, не получивших никаких наград, не представляло никакого интереса. Уезжали туристы-зеваки – уже завтра на вокзалах и в аэропорту будет столпотворение, а самое интересное они уже видели. Анна понимала, что ее узнают, и только благодарила бога, что выскочила из дома в нормальном виде – причесанная и хорошо одетая. «Ах, эти привычки кино! Помирать будешь, а о том, как свет падает, подумаешь!» – усмехнулась она.

– Простите, миссис Гроув, сейчас за вами подойдут и проведут к мистеру Чемнизу. Он уже прошел контроль и ожидает посадки.

– А я успею?! – Анна испуганно посмотрела на девушку.

– Не волнуйтесь, успеете. До вылета еще достаточно времени. Еще даже багаж не грузили в самолет! – В голосе послышалось превосходство, которое сменилось просительной интонацией. – Простите, вы не дадите мне автограф?

– Конечно, конечно! – Анна понимала, что эту девушку надо отблагодарить. Именно от нее сейчас зависело ее счастье. Она полезла в сумку.

– Вот, пожалуйста! Вот вам программа конкурсного показа, и на ней я вам напишу пожелание счастья, самого большого, самого прочного! – Анна размашисто расписалась и отдала девушке буклет.

– О! Я даже не знаю, как вас благодарить!

– Это я не знаю, как вас отблагодарить…

– Что вы, это такая честь, помочь… А вот… Вот за вами пришли. Вас проводят к самому мистеру Чемнизу.

Анна улыбнулась суровому господину, он открыл ключом служебную дверь, и они пошли по длинному коридору. Анна шла задыхаясь, то ли спешка, то ли волнение, то ли усталость от вчерашнего шумного вечера и бессонной ночи – но ей не хватало воздуха. Она шла, пытаясь придумать начало разговора, и вдруг поняла, что сказать ей нечего. Те горячечные, сбивчивые, похожие на горестные восклицания слова, которые она твердила в такси, вдруг потеряли смысл. Что она должна сказать Дику?! Какими фразами она должна остановить его?! На что она должна пожаловаться?! Ни на один из этих вопросов Анна ответить не могла. Не могла же она, в самом деле, пожаловаться Дику на мужа. На то, что Гроув хочет детей. Что упрашивает ее оставить кино, хотя бы на время? Что в этом такого ужасного и невероятного было?! Ничего. Обычные семейные разговоры, касающиеся двоих. Как Анна расскажет Дику, что муж прав – времени у них обоих немного. Ей уже сорок, муж еще старше. Нельзя об этом разговаривать с Диком. И как можно говорить о том, что отныне она будет привязана к дому? У нее не будет поводов бывать там, где будет Дик. Анна чуть ли не застонала. Господи, сейчас она встретится с ним, увидит его спокойную улыбку, его глаза и… И ничего не сможет сказать.

– Пожалуйста. – Служащий аэропорта открыл еще одну безликую служебную дверь, и Анна оказалась в зале большого ресторана. Она огляделась и в углу приметила Дика. Тот читал газету.

– Вот ты где?! Что же ты не сказал, что улетаешь?

– Не хотел тебя беспокоить! Но мне нужно возвращаться – у меня репетиции.

– Дик, останься еще на один день. Пожалуйста. Ты полетишь, но только завтра. – Анна присела за его стол.

– Я не могу, ты знаешь, что я не могу, – и на его лице появилась та самая улыбка.

– Дик, послушай, мне нужен совет. Я собираюсь уйти из кино. Понимаешь… – Анна на мгновение замолчала, а потом продолжила: – Понимаешь, мне нужно с тобой посоветоваться.

– Я рад тебе помочь. – Теперь Дик внимательно на нее посмотрел.

– Это разговор длинный, обстоятельный. Но я должна решение принять здесь. Понимаешь, это очень важно. Вот я и подумала, может, ты останешься? И мы посидим где-нибудь, я все тебе расскажу.

– Почему такая спешка? Ты не обязательно должна все решить здесь и сейчас.

– Да, это связано… – Анна опять замешкалась. – Это связано с одним большим контрактом, я должна дать ответ, но сомневаюсь…

– Что говорит Гроув?

– Он? Он не знает, что и посоветовать. – Анна улыбнулась. – Сам понимаешь, он часто подходит к таким вопросам только с деловой точки зрения.

– Да-да, понимаю. – Дик посмотрел на часы. – Самолет через сорок минут.

– Дик, одни сутки. Одни. – Анна понимала, что выигрывает этот поединок.

– Хорошо, может, мы сейчас и поговорим? – Дик улыбнулся.

– Поехали к тебе. Меня всюду узнают. Да и тебя тоже. Незачем создавать проблемы Гроуву.

Анна интуитивно не сделала ни одной ошибки. Через некоторое время они ехали в гостиницу, которую три часа назад покинул Дик.


– Ты всегда скромно устраиваешься. – Анна улыбнулась, оглядев номер.

– Мне стыдно пускать пыль в глаза. Я все боюсь оказаться самозванцем.

– Это странно. Ты известный актер. Тебя знают, узнают. А теперь за тобой будут охотиться режиссеры.

– Ну, пока они охотятся за тобой! – рассмеялся Дик. Он подошел к бару и налил Анне воды. – Может, что-нибудь покрепче?

– Что ты! Ни в коем случае, я сегодня не спала ни минуты.

– Как все мы. – Дик рассмеялся. – Не представляешь, как мне хотелось, чтобы все как можно быстрее закончилось. Я чувствовал себя полным идиотом.

– Отчего? Ты прекрасно сыграл эту роль! Ты заслужил все. – Анна устроилась в углу дивана.

– Мне кажется, что можно сыграть лучше, иначе, интереснее. Вот почему театр я люблю больше. Там можно все поменять. Сегодня ты играешь доброго злодея, а завтра он у тебя – монстр. Впрочем, Анна, давай о твоих делах.

– Дик, я не знаю, как поступить. Я хотела бы сделать перерыв, какое-то время не сниматься. Я хотела бы отдохнуть. Ну да, автоматически это означает превращение в жену и домохозяйку, если таковая из меня еще получится. Да, я буду рядом с Гроувом.

Анна говорила все это и следила за реакцией Дика. Но Дик сохранял спокойствие, на его лице ничего не отразилось.

– Я вчера вдруг поняла, что устала за последний год. Да и Майлз выкачивал из нас все соки.

– Ну, если ты физически чувствуешь утомление, то лучше так и поступить. Анна, ты отлично ориентируешься в профессиональных тонкостях, и если ты говоришь, что тяжело, значит, это так есть. Значит, это рано или поздно скажется на работе.

– Да, но теперь я не та Анна Гроув, которая была до этого фестиваля. И доказательством тому новое предложение. – Анна многозначительно улыбнулась.

– Я не буду спрашивать про него. Я суеверен, как и все актеры. Но взвесь – стоит ли менять работу на здоровье и нервы? То ли это предложение, чтобы жертвовать собой? – Дик был серьезен, он был заботлив, он говорил о вещах, важных для нее, но Анна уже злилась. Вместо этих здравых рассуждений, проникнутых заботой о ней, она предпочла бы услышать эгоистичные сетования на то, что свидания, встречи теперь, скорее всего, станут редкими, а то и невозможными. Анна злилась на то, что дружеское и человеское участие Дика оказалось сильнее его любовной привязанности.

– Да, но я же все-таки профессионал, я с пятнадцати лет в кино! Я умею бороться. – Анна вдруг заговорила злым голосом.

– Не сердись, я же не отговариваю тебя, я просто волнуюсь, как бы ты не сделала себе хуже. Именно потому что ты умеешь отдаваться работе так, как никто не умеет. – Дик обнял ее за плечи.

Анна поняла, что он ждет ее слов, ее жалоб, ждет ее доводы в защиту того или иного решения. Но Анна ведь разыгрывала сценку, она на ходу придумывала слова и теперь вдруг запнулась. Она не знала, что говорить дальше – врать надо было убедительно, но сейчас, рядом с Диком, ничего хитроумного в голову не приходило. Тогда она решила сыграть одну из привычных ролей – роль обиженной слабой женщины, чьи силы на пределе. Анна всхлипнула в его объятиях, уткнулась ему в плечо, обняла его, а все остальное уже происходило при задернутых шторах, в полумраке большой гостиной. Анна помнила только, что на пол попадали многочисленные подушки, а джинсы Дика, описав замысловатую траекторию, прогремев пряжкой, опустились на одно из кресел.

– Как же я соскучился, – улыбнулся он.

– Так уходить мне из кино или нет?! – лицемерно пробормотала Анна, забывая обо всем на свете.

– Если уходить, то только в театр, – откликнулся Дик, но в его голосе было столько иронии, что Анна предпочла не думать о его словах.


Закрытие фестиваля было шумным и слегка бестолковым. Все уже расслабились. Одни – от того, что победили, другие – что уже ничего не потеряют. А потому после короткой торжественной части все спустились в ресторан, где очень быстро напились. Теперь можно было высказать претензии, неудовольствия, можно было усомниться в честности победы. Над круглыми столами стоял невообразимый гомон, откуда-то слышалась музыка, на веранде толпились люди, которых окликали уличные зеваки.

– Летти, давайте хорошенько поужинаем. – Майлз оглядел столы.

– С удовольствием, – рассмеялась Летти.

Ей нравилась непосредственность Майлза. Да и сама она проголодалась. Сюда, на закрытие, они чуть опоздали, что отметили абсолютно все. Но Летти мысленно уже была в Нью-Йорке, где ее ждали курсы в мастерской одного известного скульптора.

– Вам мало занятий в академии? Вы еще где-то учитесь? – удивился Майлз.

– Да, мне очень нравится его стиль. И потом, он – классик! Но в зрелом возрасте. Мне надо спешить, чтобы поучиться у него мастерству. Хотя от души желаю ему многих лет. Я ему написала, он согласился позаниматься со мной.

– Удивительная увлеченность! – пробормотал Майлз.

– Мне же надо имя себе делать, а для этого я должна уметь все, – просто объяснила Летти.

– Ну конечно. – Стив опять схватился за свою трубку.

Он уже успел внимательным взглядом окинуть зал и пришел к выводу, что за последние сутки не только у него произошли некоторые изменения. Вот, например, Гроув почти не разговаривает с женой. Анна же, напротив, пыталась одновременно разговаривать с мужем и оживленно общаться с Диком, который, все так же спокойно и ласково улыбаясь, посматривает по сторонам. «Эге, да что-то здесь не так! Во-первых, Дик должен был улететь. Во-вторых, Анна никогда не имела такого заискивающего вида. Вот только вопрос: перед кем она больше виновата? Неужели перед Диком?! Неужели равнодушие на съемках, да и потом, не более чем игра. Если так, то она отличная актриса. Я в этом еще раз убеждаюсь!» – Майлз хмыкнул про себя.

– Так вот, я хотела поменять билеты, но не получилось. Поэтому мне надо завтра утром очень рано быть в аэропорту, – донесся до Майлза голос Летти.

– Я вас провожу, даже не волнуйтесь.

– Спасибо, но если вас что-то остановит, не переживайте, я с детских лет путешествую одна.

– Совсем одна?

– Иногда с тетей.

– А родители?

– Родители заняты собой. Они все время разводятся. А потом опять женятся. И опять разводятся. Они у меня молодые и очень эмоциональные.

– О, это такой вид спорта – разводиться?

– Это такой вид досуга, – деловито пояснила Летти.

Майлз уже оставил надежду на легкий флирт, на короткий роман, на спешную связь. На все это он был готов еще на съемках. Летти, она же Скарлетт Ломанова (о, эти чудные русские фамилии!), обращала на себя внимание сразу. Не только внешностью – Летти была хорошего роста, худенькая, но сильная, и это бросалось в глаза. Лицо у нее было не красивое, но значительное, если можно так сказать о лице двадцатидвухлетней девушки. Она была круглолица, с ямочками на щеках, с высоким лбом и синими глазами. У нее был интересный профиль – нос Летти был аккуратный, маленький, но той формы, которую имеют носы древнегреческих статуй – с высокой переносицей. Все вместе плюс мягкий овал лица делали ее внешность интересной с ярко выраженными славянскими чертами. Англосаксонского не было ничего. Майлз отметил сразу эту непохожесть на остальных и сразу же захотел попробовать снять ее на пленку. Впрочем, потом, когда уже на съемочной площадке появилась Анна и завладела всеобщим вниманием, Стиву стало не до экспериментов. Но, даже будучи погруженным в творческий процесс, он невольно следил за Летти. В ее поведении, сосредоточенности, в ее спокойном и совершенно не киношном нраве таилось очарование девицы, получившей домашнее воспитание. Майлз почему-то тогда решил, что это одна из удачливых жительниц пригородов, которую еще не успели испортить классическое образование и кампусы института и которой выпал счастливый билет поработать в кино. Привычка быстрых побед подталкивала Майлза к активности в отношении необычной девушки, но вместе с тем что-то его останавливало. К середине съемок он понял, что предвкушение флирта весьма захватывающее чувство. И он перестал торопиться и строить планы. Он теперь наблюдал, подмечал, действовал осторожно и деликатно. К концу съемок он, успевший благодаря своим неспешным маневрам как следует разглядеть и понять девушку, влюбился. Когда Майлз понял это, он слегка опешил – в его правилах роману было отведено строго съемочное время. Ни днем больше. А тут… А тут к концу съемок необходимо было только начинать. Когда Стив провожал Летти в пансион и напрашивался на чай или кофе, это было не что иное, как проверка самой Летти. Проверка самого себя. Он уже наметил для себя, что, как только закончится фестиваль, он возьмет небольшой тайм-аут и поселится там, где живет Летти, в Париже, и уже там начнет за ней ухаживать по всем правилам. Но тут выяснилось, что Летти должна лететь в Нью-Йорк, а раз так, то времени на личную жизнь, судя по ее замечаниям, у нее не будет. «Хорошо, я подожду!» – упрямо подумал про себя Майлз и рано утром был у пансиона Летти.