挂念

22 августа

Дрю казалось, что утренний обход отнял у него вечность. Он не хотел уходить из дома, не позавтракав, но не смог найти ничего, чего хотелось его организму. Ему было холодно даже в невероятную жару. Наконец, он взял с собой утренние дозы и вышел, слабо помахав Лин, проходя мимо нее по дороге.

В прохладном и сыром темном доме рука Чанг Мина была крохотной и сморщенной, когда Дрю взял ее в свою.

— Как Вы себя чувствуете? — Дрю на слух ощутил улучшение в своем мандаринском наречии, но ему все еще сложно было подбирать слова.

Чанг Мин пожал плечами.

— Мне не нравится, как лекарство на меня действует.

Дрю посмотрел ему в глаза.

— Расскажите мне, что Вы имеете в виду. Хочу убедиться, что даю Вам правильную дозу.

— Я все время уставший, — раздосадовано ответил Чанг Мин. — Wo ren he de shi qing dou be neng zuo. Я ничего больше не могу делать.

Дрю глубоко вдохнул, пытаясь унять тошноту, с которой он боролся все утро.

— Частично виноват рак, — мягко объяснил Дрю, стараясь быть честным. — Частично — морфин. Он делает Вас уставшим.

Чанг Мин был немного раздражен.

— Боль хотя бы утихает? — спросил Дрю.

Старик помялся, а затем кивнул один раз.

Дрю смотрел на него, чувствуя, как смешиваются горечь и досада в его и так уже изъеденным кислотой желудке. Он знал, что Чанг Мину больше бы помогли, если бы тот согласился поехать в лечебный центр в город. Вполне вероятно, что его жизнь можно было спасти, ослабив болезнь. С изменениями в рационе его здоровье немного поправилось, но этого было недостаточно. Дрю мог сделать здесь только то, что уже было сделано, и он говорил ему это несколько раз, но, как и многие другие оставшиеся в деревне, Чанг Мин не хотел уезжать.

— Lei de gan jue bei tong hao shou? Вы предпочитаете усталость боли?

Чанг Мин не ответил. Дрю воспринял это как утверждение и протер спиртовой салфеткой его руку, работая медленно, чтобы Чанг Мин мог остановить его, если хотел.

Входная дверь открылась и тихо закрылась за ними.

— Zhao yi sheng, ni hao, — слабо окликнул Чанг Мин Томми.

— Иди, приляг, — сказал Томми Дрю, войдя и внимательно осмотрев своего друга. На его лбу отпечаталась тревога.

— Я в порядке, — промямлил Дрю, наклонившись, чтобы дать Чанг Мину выпить лекарство. Его рука держалась уверенно, но не без усилий.

Томми сделал шаг ближе.

— Лин сказала мне, что ты шатаешься. И это так. Ты похож на пьяного моряка.

Дрю ничего не ответил, но ощутил импульс паники, когда осознал, что Томми был прав. Он чувствовал себя ужасно. Дрю поднял взгляд на Томми, выпав на несколько секунд из реальности, пытаясь вспомнить любой риск, которому он мог подвергнуться за последний месяц. Томми понимающе взял Дрю за руку.

— Приятель, ты потеешь как сумасшедший. Иди.

Дрю потел. У него была лихорадка, потому что тело боролось с инфекцией, и ничего больше.

Он рассеянно кивнул и, спотыкаясь, вышел из дома Чанг Мина. Путь к его дому казался иллюзией, он постоянно растягивался и отодвигался. Дрю хотелось пить.

Маленькие руки подхватили его, одной из них держа его за пояс.

— У тебя жар, — прошептала Лин. — Пойдем.

Дрю рухнул на постель и уставился в потолок, который рябил перед глазами, как подвешенный сверху слой воды. Лин приподняла его голову и напоила его водой из бутыли.

Немного прокашлявшись, Дрю проговорил:

— Я не настолько ослаб, что не могу сам пить.

Он потянулся и забрал у нее бутылку.

Она оценивающе приложила грубую ладонь к его щеке.

— Ni jiu hui.

Но ты ослабнешь.


Глава 8


2 июля

Я наблюдал, как она разбирала свою холщовую сумку, выкладывая перед собой ингредиенты для нашего ужина.

— Позволь мне заплатить за что-нибудь, — сказал я, когда она положила на стойку темно-фиолетовую гроздь винограда.

— Ни за что, — она взглянула на меня через плечо и улыбнулась. — Дрю. Серьезно.

Внутри меня что-то перевернулось от того, как прекрасна она была. Гладкая кожа с красивым оттенком, зацелованная солнцем.

— Нора, ты готовила для меня ужин двадцать вечеров подряд. Пожалуйста, позволь мне заплатить тебе за это, — умолял я ее глазами, желая дать ей понять, как сильно я этого хотел, как много ее простая доброта значила для меня. Питание для меня было больше, чем поддержание энергии и здоровья. С ней это становилось тем, что оно собой представляло — ее заботой и уходом, неким совместным занятием.

Я привык заботиться сам и получать заботу в ответ. В деревнях я навещал и помогал тем, кто не мог помочь себе сам. Я охотно отдавал свою энергию, а мои пациенты, как правило, принимали ее. В свою очередь, женщины во время моих командировок заботились обо мне. Они благодарили меня плодами и блюдами своей земли и своих столов. Я с благодарностью принимал все это.

Но здесь все было по-другому. Что я давал Норе? Что она получала от нашего совместно проведенного времени?

— Готовить для двоих легче, чем для одного, — объяснила она просто, сложив сумку и убрав ее на противоположную стойку. — Мне не хватает кого-то, для кого я могла бы готовить.

На этом разговор о долге и деньгах был окончен. Она с легкостью перемещалась вокруг меня, снова принявшись разбирать и распаковывать покупки. Ее лицо не выражало никаких эмоций, но у нее была та легкая улыбка, к которой он так привык.

Движения ее рук приостановились, она повернулась ко мне и спросила с легким беспокойством:

— У тебя ведь есть гриль?

— Гриль? Да, конечно. Он вон там.

Я повел ее через свою маленькую кухню к задней площадке, указав на забытую темно-серый гриль, который находился как раз за площадкой.

— Так себе, конечно, — признал я, пожав плечами и почесав затылок. — Вообще-то я его не так часто использую.

Когда она усмехнулась мне, я добавил:

— В смысле, вообще не использую.

Она прошмыгнула мимо меня и осторожно приподняла крышку, заглянув внутрь, где все было покрыто паутиной.

— Он идеален.

Ее глаза пробежались по всему двору, словно ища чего-то.

— Можешь очистить его от паутины, а я пока пробегусь по улице, подберу пару брусков?

— Да, мэм, — ответил я, довольный тем, что мне поручили какое-то дело. В последнее время наблюдение за тем, как она готовит, сводило меня с ума. Мне приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы не преследовать ее по всей кухне, обхватив ее бедра.

— Я скоро.

Я смотрел на удаляющийся силуэт, который вышел через дверь и скрылся с поля зрения. Мой взгляд задержался на ее длинных, загорелых ногах.

К ее возвращению с другой холщовой сумкой в руках гриль был вычищен и готов. Я улыбнулся, услышав, как открылась и закрылась дверца. Мне так нравилось та легкость, с которой она перемещалась по моему дому. Я встретил ее внизу лестницы, взяв у нее сумку.

— Принесешь сюда еще какое-нибудь добро, и можно выделить в ванной местечко для твоей зубной щетки.

Она улыбнулась и прервала зрительный контакт, когда ее щеки зарделись.

— Прости, — пробормотала она, убрав за ухо непослушную прядь. — Я в последнее время вроде как оккупировала твою кухню, да?

— Нора, — сказал я, повернув ее лицо к себе и подняв ее подбородок. — Я пошутил. Мне нравится видеть твои девчачьи цветастые миски в своей раковине.

Она хлопнула меня по плечу и вручила мне пакет с древесным углем.

— Ну ладно, мужицкий мужик. Разведи для женщины огонь.

Мы сидели вдвоем на шероховатых деревянных ступеньках с бокалами вина в руках. Ее бедра были так близко от меня. Я чувствовал ее жар даже на позднем послеобеденном солнце. Тунцовые стейки, которые она принесла на обед, мариновались в холодильнике, а мы наблюдали, как угли меняют цвет от черного к серому и почти белому.

— Вон там, – сказала она шепотом, перемещая взгляд от тлеющих брусков к моему жалкому — но чистому — двору. — Ты действительно над многим здесь поработал.

Она повернулась ко мне с довольной улыбкой.

— Тебе не все равно. Это заметно.

— Я прибрался, — сказал я, пытаясь посмотреть на свой двор ее глазами. — Предыдущие жители реально запустили его.

Она кивнула, соглашаясь с ним, и продолжила созерцать пустынное пространство.

Я не мог не почувствовать себя каким-то профаном, когда представил разницу между воображаемым мной видом ее дворика и моего. Мое уважение к ней окрепло, когда я прикинул, сколько времени и сил должно было отнять у женщины самостоятельное проживание и содержание хозяйства.

— Немного сумасшедшая соседка… — проговорил я, продолжая изучать глазами бокал. — Мне нравятся наши ужины.

Я схожу по тебе с ума, не сказал я.

Она кивнула и сделала еще один глоток вина. Солнце отражалось от хрустальной ножки бокала и от рыжих и золотых отсветов ее волос. Раньше я не замечал их: они были похожи на пламя. Внезапно я осознал значения всех метафор о поглощении пламенем, и каждая из них подходила.

— Мне тоже.

Потом она вдруг тихо усмехнулась, и я ждал, что она скажет еще что-то.

— Вообще, это очень мило, — начала она, толкая маленький камешек по потрескавшемуся цементу носком своего ботинка. — Мне не хватает этих мелочей.

Я внимал тону ее голоса, отрешенному и мягкому.  Интересно, чего еще ей не хватало.

— Ты имеешь в виду готовить для кого-то? — уточнил я.

— Конечно, — кивнула она. — Или просто компании. С бывшим мне было… хорошо. Это единственное, что я могу сказать. Но нам не было восхитительно.

Настал мой черед кивать. Я понимал, о чем она, — получать удовольствие от общения с человеком, но не ощущать принадлежности друг другу.

—Мне не хватает именно глупостей, — начала она, качая головой. — Чтобы кто-то косил траву на лужайке, доставал с полки что-то тяжелое…  — Она улыбнулась, и я слегка подтолкнул ее локтем. Тогда она продолжила самым нежным голосом.

— Мне бы не помешало дружеское плечо… — она замолкла, а затем облизнула губы и подняла бровь. — Хотя с некоторыми вещами я и сама могу справиться.

Румянец исчез, и она сделала большой глоток. Моей коже было слишком жарко, а рукам — слишком пусто.

— А сейчас сможешь? — поддразнил я ее.

— Определенно.

Ее губы преобразились в хитрой улыбке, и затем она отвернулась, но я успел ее увидеть.

— Я был бы не против услышать об этом больше.

Нора взглянула на меня изучающим взглядом.

— Думаю, это будет проблематично.

— Да?

Только тогда я осознал, как близко мы были друг к другу. Мне нужно было только чуть-чуть наклониться, и я мог поцеловать ее.

— Да, — прошептала она, улыбаясь загадочной легкой улыбкой. — Думаю, пора достать рыбу.