– Так устрой мне встречу с Богом или архангелом!

– Кретин! О чем ты просишь!

– За «кретина» ответишь!

Случалось, и не раз, что Боря бил старикашку. Это было глупо, нелепо, бесполезно. Но давало выход Бориному отчаянию: я урод, с мертвяками разговариваю, без них не могу, и с ними тошно.

– Только не дерись! Не распускай руки! – Харитон Романович забился в кресло и съежился.

Хотя побои не доставляли ему вреда, он боялся их отчаянно. Зато потом долгое время был как шелковый, не ерничал и не обзывал Борю плохими словами.

– Антон Ильич Скробов. Тебе говорит о чем-нибудь это имя?

– Первый раз слышу. А с кем из… из наших он встречался?

– Было дело маньяка сексуального, проводника поездов…Да, да, знаю! До суда не дошло. Милейшего парня в тюрьме зэки порезали. Неужели выходит на контакт?

– Возможно, не он, а жертвы.

– Невинно убиенные – это не по нашей части, другой уровень.

– Ты, значит, не во всё вхож?

– Юноша! Вы представляете себе, какое количество народа померло за историю цивилизаций? Миллиарды! Что ж мы, по-вашему, все друг с другом вась-вась? Поди, не горох в банке.

– Иными словами, ты мне в этом деле не помощник? А если контингент Скробова окажется более интересным, чем мой? Например, мы займемся инсайдерскими делами? Чистая работа, никакой головной боли с производством, трудовыми коллективами и правительством. Стриги купоны и плюй в потолок. Харитон Романович явно нервничал, тряс коленом, грыз ногти – испугался.

– Поставлю вопрос по-другому, – гнул свое Боря. – Моя агентура – против Скробова. Если будет стычка, чья возьмет?

– Как ты себе это представляешь? Стенка на стенку души сражаются? Бред!

– Невозможно?

– Абсолютно. Тут даже не деревянные сабельки, не воздушные шарики, а ничто против ничего. Мы не властны действовать, пойми! Что-то реальное в реальности можешь сделать только ты, а мы – подсказать, направить, посоветовать. Но я очень сомневаюсь, что контингент Скробова может переплюнуть твой, Боренька!

– Ты все-таки разузнай, что можно. Переходим к текущим делам. Кто там первый? Пусть является.


Борис уже был в постели, когда вернулись из театра Катя и Алла. Дочь влетела в его спальню:

– Папа! Тайгер пропал! – и разразилась рыданиями.

Борис совсем забыл про кота, чтоб он сдох. Так, возможно, и случилось. Борис очень любил, когда Катя радовалась, и не признался бы даже самому себе, что в горе испытывает к ней еще большее умиление. Потому что только он мог ее утешить, убаюкать, снова сделать счастливой.

Он сидел возле ее кровати, Катя уже не плакала, но икала.

– Когда дверь открывали, он, наверное, и выскочил. Вазу разбил, испугался.

– Он нечаянно!

– Верю. Не переживай! Завтра объявим розыск, найдем твоего Тайгера. Если жив, он будет с тобой.

– А если умер?

– Хочешь, я в… на даче построю для твоей Салли конюшню? Еще можно завести козочку или как там его… барашка. Хоть полный скотный двор.

– Правда? Ой, папочка, какой ты добрый и хороший! Как я тебя люблю! А корову настоящую или… верблюда?

– Будет у тебя зоопарк! А сейчас спи.

Борис закрыл дверь Катиной спальни и пошел на кухню. Там стояла Алла, белее мела, с квадратными глазами:

– В сти… стиральной машине… такое…

– Знаю! Иди к себе. Кате ни слова.

Борис позвонил охранникам, чтобы приехали, забрали стиральную машину с кошмарным содержимым и выбросили.

После пожара

Пришла беда и привела с собой подружек, – так назывался период невезения, в который вступил Антон. Вышел утром на улицу и обнаружил, что капот его автомобиля обнимает фонарный столб, зад авто тоже сплющен гармошкой. Мало того что кто-то ночью стукнул его машину, впечатал в столб, так они еще очистили бардачок. А там лежали бумаги по страховке. Без них страховая компания отказывается деньги выплачивать.

Приказ об увольнении Антона не появился, но выплату зарплаты ему прекратили. Деньги переводили на счет в банке. Пришел снимать, и, хотя день выплат миновал, у него на счете ноль, точнее – сто тридцать семь рублей, оставленные от предыдущей зарплаты.

Два дня носился по автомастерским, юридическим консультациям (хотел подать на страховщиков в суд), а на третий день новая напасть. В квартире выше над ним этажом случился пожар. Выгорело основательно, но перекрытия не рухнули. Зато отлично потрудились пожарные – так пролили квартиру, что Антона затопило. Вода хлестала из розеток, с потолка лил дождь пополам с побелкой, обои со стен упали, паркет вздыбился, мебель и вещи испорчены, основательно пострадал гардероб Антона. Прилично выглядело только то, в чем он ушел из дома.

Наутро пришел следователь. Антон думал – из-за пожара. Ничего подобного! Оказалось, в Первой градской больнице лежит пенсионер Сидоров, которого Антон якобы сбил три дня назад ночью, а потом врезался в столб и вообще был пьян вдрабадан. Антон выпил в тот вечер самую малость, и алиби у него имелось – сотрудница финансового управления Корпорации могла подтвердить, что провела вечер на одном диване с Антоном. Но она не стала этого делать, с возмущением отказывалась: у меня муж, не смейте меня позорить, я вас не знаю, ничего у нас не было, задержалась на работе, двадцать человек свидетели. «Раньше о муже надо было вспоминать!» – в сердцах брякнул Антон и пригрозил снять отпечатки пальцев, чем довел девушку до истерики. Сам же потом утешал, извинялся и обещал навсегда забыть об их романтическом свидании. Да и какие отпечатки пальцев в затопленной квартире?

С родителями он расстался. Ходил по разгромленной комнате, когда услышал за спиной причитания мамы:

– Ой, что наделали! Кошмар!

– Сыночек, – подал голос отец, – мы тут всё приберем, но без ремонта не обойтись.

Антон не повернулся к ним, разговаривал, глядя в серую бетонную стенку, с которой упали обои.

– Спасибо! Ничего мне не нужно. И вообще… прошу вас больше… больше не приходить. Не обижайтесь! Я вас очень люблю… любил. И дело не только в вас. Пожалуйста, более никого с того света! Я живу на этом и хочу общаться только с живыми! Как нормальный человек. Извините!

«Пойдем, Света!» – услышал он голос отца и чуть не застонал от боли. Но даже тихие всхлипывания мамы не заставили его обернуться.


Антон поехал к сестре Татьяне занять денег. А там проблемы – почище его собственных.

По убеждению Антона, муж сестры Иван – отчаянный прохиндей. «Авантюристически настроенный», – более мягко характеризовала его мама Антона и Татьяны. В начале девяностых годов, в тяжелые голодные времена, Ваня как сыр в масле катался. Что-то покупал, что-то продавал, причем несуразное: соленые огурцы и бензин, цветной металл и женские колготки, гуманитарную помощь из Европы и китайские термосы. Он обналичивал, спекулировал валютой, давал кредиты, брал кредиты – словом, носился как угорелый. Татьяна сидела с детьми и была страшно горда тем, как муж ее обеспечивает.

К счастью, Татьяне хватило ума, когда Ваня, набравший высоту, стал со свистом с горы лететь (на рынок вышли акулы и мелкую рыбешку съели), часть денег припрятать, а потом открыть свое дело. По образованию Татьяна фармацевт, и бизнес ее – маленький цех по выпуску пищевой добавки, представляющей собой средство от утренней головной боли, проще говоря, опохмелочное снадобье, химический заменитель рассола. Основное содержимое средства витамины В и С, аспирин и еще какой-то болеутоляющий препарат. Средство действительно помогало, было удобным в применении – высыпать порошок в стакан воды, размешать и медленно выпить, – стоило копейки и пользовалось спросом.

Ваня поначалу относился к бизнесу жены с большим скепсисом, но его собственные дела вскорости пришли в полный упадок. Слава богу, хоть жив остался и не угодил за решетку. Ване ничего не оставалось, как пойти в помощники жене. Назывался он громко – исполнительный директор, но реальной власти не имел. Помня ошибки молодости, Татьяна завиральные идеи мужа, как правило, давила на корню.

Сестра выглядела ужасно. Если бы Антон не отметил наличие живых и здоровых племянников, вполне упитанного Ивана, то решил бы, что Татьяна враз потеряла всю семью. Лицо у сестры опухло от слез. Они уже не лились, но Таня нервно вздрагивала, была вялой, апатичной, отупевшей.

– Успокоительными накачалась, – пояснил Иван.

Он тоже имел бледный вид, источал сильный запах спиртного, но был не пьян – не брало. Ваня рассказал Антону, что стряслось. Серия ударов-нокаутов. Во-первых, налоговая проверка. Вроде с проверяющими договорились, а потом им как шлея под хвост, выставили счета и штрафы, на мировую ни в какую идти не хотят. Во-вторых, комитет Минздрава по лекарствам много лет назад зарегистрировал пищевую добавку, а теперь говорят, что это, мол, никакая не пищевая добавка (раз содержит фармацевтические препараты), а лекарственное средство, которое вы не имели права выпускать, за что суд и астрономические штрафы. В-третьих, кредиторы. Татьяна долго не решалась, но все-таки взяла кредит под расширение производства. Сняли помещение, сделали ремонт, купили оборудование и материалы. А производство остановили санитарная и противопожарная инспекции – это в-четвертых. И в-пятых, нагрянули, насчитали сотню нарушений, вроде мешков с порошками витаминов на полу. А куда их еще ставить?

– Вот такая картина, – подвел итог Ваня.

– Дела… – покачал головой Антон. – Погодите! Давайте разбираться. Налоговая проверка. Вы что, налогов не платили?

– Платили, – тихо отозвалась Татьяна.

– Значит, правда на вашей стороне?

– Ты как с луны свалился! – возмутился Иван. – Кто же всё платит? Тогда без штанов останешься. Это только декларируется поддержка малого бизнеса, а на практике…

– Погоди! – перебил Антон. – Все остальные претензии тоже законны и справедливы?

– Юридически да, – уныло подтвердила Таня.

– Хорошо, то есть очень плохо! Следующий вопрос: какие ближайшие и неотложные платы вам предстоят?

– Сто тысяч через три дня, – ответила сестра.

– Рублей?

– Каких рублей! – воскликнул Иван. – Зеленых, долларов! Но я что думаю? Продаем нашу машину, беру кредит под залог квартиры… а, нет! мы ведь уже ее заложили под первый кредит. Продаем хату! Вот! Сами переезжаем к Антону. Пустишь, надеюсь? И еще… не мог бы ты нам… ну, хотя бы машину продать? У тебя же тачка дорогая?

Антон был вынужден их разочаровать. Испытывал неловкость, словно сам разбил машину и испоганил квартиру. О том, что и на него заведено абсурдное, идиотское уголовное дело о наезде на пенсионера, говорить не стал, чтобы не добавлять печали.

– Сто тысяч, – пробормотал он. – Допустим, мы их найдем, хотя не представляю где, это решит проблему?

– Не решит, – покачала головой Таня. – Сто тысяч, потом сто пятьдесят, потом… мы оказались должны столько, сколько никогда не имели, не зарабатывали, в глаза не видели.

– Всё ваш бизнес! – не удержался от упрека Антон. – Бизнесмены! Что бы вам не работать за зарплату? Хлеб наемного труженика скудным показался?

Таня и Иван молча посмотрели на него. И заплаканные глаза Татьянины, и пьяно-трезвые Ивана словно говорили: ты не поймешь!

«Танька на маму стала похожа, – подумал Антон. – Как давно сестра не видела нашу маму! А я – несколько дней назад. Танька бы никогда не выгнала родителей, живых или мертвых, а я…»

– Не время морали читать, – хмуро буркнул он и повинился: – Вырвалось, извините! Не со зла, от расстроенных чувств. Чем я могу вам, ребята, помочь?

– Сколько можешь занять? – спросила сестра. – Надо заткнуть рты пожарным и санэпидемнадзору. Две тысячи? Три?

– Долларов, – уточнил Иван.

Признаться, что сам приехал одалживаться, Антон не мог.

– Мне надо позвонить. – Он ушел в другую комнату.

Набрал номер домашнего телефона Сергея Афанасьева. Трубку взяла его жена Люся. Антон старался, чтобы голос не выдал его настроения, весело спросил:

– Говорят, вы теперь страшно богаты?

– Ой, правда здорово? Сорок тысяч! У нас никогда… а?.. что?

Люся закрыла микрофон рукой, но Антон услышал, как она отвечает мужу, который, видно, махал на нее руками: «А разве он не знает? Что ты не предупредил?»

«Ну, Серега! – подумал Антон. – Секретчик! Постеснялся сказать, чтобы не вызывать зависть, не выглядеть капиталистом. Славно! Он мне точно займет».

– Алло! Люся! – позвал он. – На проводе попрошайки. Знаешь, когда кто-то стремительно богатеет, рядом обязательно оказывается народ с протянутой рукой. Люся, не откажите сирому и убогому! Займите десять тысяч!