Наталья Нестерова - Немного волшебства

Из школьного курса истории Миша помнил, что революции бывают буржуазно-демократические и социалистические. Но чтобы цветные?

Тане стоило некоторого напряжения припомнить сгинувшие за тридцать лет реалии. Вспоминалось то одно, то другое.

– В больницах теперь шприцы только одноразовые, – рассказывала она.

– Не понял. Один раз укололи, и что?

– Выбрасывают шприц. Молоко или кефир не в бутылках продают, а в бумажных пакетах.

– Протечет, – сомневался Миша.

– Нет, бумага специальная, вощеная.

– Аппаратов с газированной водой больше нет. Помнишь такие, с одним стаканом на всех? Естественно, помнишь, ты же еще… Неужели мы не страшились пить из одного стакана?

– Что тут особенного? И вообще, что-нибудь сохранилось?

– Конечно, София Ротару и Кобзон до сих пор поют, а Михалков снимает фильмы.

– А Советская армия? – Миша со дня на день ждал повестки из военкомата.

– Она уже не советская. И большинство ребят стараются откосить от армии.

– Что сделать?

– Получить белый билет, дать взятку – что угодно, лишь бы не служить.

– Ведь это подло! Я косить не собираюсь!

– Правильно, ты будешь служить, то есть служил в танковой дивизии. А я, то есть Таня Кутузова, тебя ждала. Из армии ты написал чемодан писем, до сих пор на антресолях хранится.

– Вы случайно… – замялся Миша, – мне показалось… Словом, вы не Таня Кутузова?

– Да, Мишенька, – пришлось признаться, – это я, твоя законная супруга. Мы с тобой поженились и счастливо прожили до серебряной свадьбы.

Он смутился и отвел глаза, потупился.

«У него уши покраснели, – отметила Таня. – Ах, бедняжка, думает, я старая, в матери гожусь, и вдруг жена!»

Но Миша, который еще ни разу в жизни не имел интимных отношений с женщиной, прежде подумал об ином, возликовал: у меня с Таней, значит, получится? И я много лет с ней буду спать? Здорово! Завтра как бы между прочим Тане намекнуть, вот удивится! Или обидится? Минутку! Кому намекать? Вот она, Таня, престарелых лет. С ней целоваться и всё остальное? Мы так не договаривались! Куда делась моя Таня? Туда же, куда и весь мир. Нет, ну можно в это поверить?

– И что же, – тихо спросил он, – у нас и… дети были… есть?

– Дочь, Светланка. Ты ее очень любил, то есть полюбишь, – запуталась Таня. – Сейчас фото покажу.

Миша держал в руках раскрытый Танин бумажник, в котором за пластиковой пленкой был маленький снимок улыбающейся девушки. Его дочь? Такая взрослая?

– Симпатичная, – пробормотал он, возвращая фото.

– Ты не бойся, – поняла его настроение Таня, – никто тебя неволить выполнять какие-то супружеские обязательства не станет. Мы только поможем тебе освоиться, потому что ты нам родной, как… как… – опять запуталась Таня.

«Собственного мужа усыновлять? – поразилась она и тут же отогнала посторонние мысли. – Сейчас не время о грустном».

Но без грусти не получилось, Миша расспрашивал о своих родных, у него навернулись слезы, когда Таня рассказывала, как умерли его мама и папа. Но через несколько минут Миша отвлекся, узнав, что его младший брат стал программистом и уехал на работу в Америку.

– Славка в США? – недоверчиво покачал головой Миша. – Зашибись!

Таня подтвердила, что его брат вполне благополучно устроился за океаном и они с Мишей переписываются по электронной почте.

– По какой?

– Мы тебе всё покажем, объясним, это не бог весть что за премудрость.

Термосы с едой опустели, но Миша больше и не просил добавки. Ему очень хотелось выйти на улицу, своими глазами увидеть перемены. Таня отправилась спрашивать разрешения у Васи.

Кладову не понравилась идея выпустить Мишу на волю. Татьяна уговаривала: сколько взаперти его держите, ничего не случится, если я мальчика на машине по городу покатаю, в кино сходим или в кафе. Скрепя сердце Василий согласился. Но, вернувшись в палату, Таня обнаружила, что Миша крепко спит.

Зазвонил мобильный телефон. Дочь:

– Мамочка! Сюрприз! Я дома! На три дня закатилась.

Таня очень обрадовалась, давно доченьку не видела. Но и мысль: значит, сегодня Вася не сможет ко мне прийти – тут же возникла. И следующая: говорить ли дочери, что произошло с отцом?

Таня вышла в коридор, чтобы не беспокоить Мишу.

– А где папа, – тараторила Светланка, – в институте? Сейчас ему позвоню.

– Не надо! – испугалась Таня. – Он… он в командировке. – Язык не повернулся сказать правду.

– Ой, жалко! Я так без него соскучилась! А когда приедет?

– Через неделю, – продолжала врать Таня.

– Мам, ты скоро?

– Не знаю, наверное…

– С тобой всё в порядке? Голос какой-то…

– Всё отлично, просто работы много, – поспешно ответила Таня. – Жди и никуда не уматывай!

Открылась дверь кабинета Шереметева, и в коридор влетел Василий. Танино сердце счастливо ёкнуло: мой любимый!

Вася увидел на мониторе, соединенном с видеокамерой в палате, как с головы уснувшего Кутузова разом опали все волосы, череп оголился. Непривычная к подобным картинам, Таня могла испугаться. Но она стояла в коридоре, улыбалась, говорила по телефону. Слава богу, не видела Мишиных превращений!

– Ко мне дочь приехала, – виновато сказала Таня, нажав кнопку «отбой».

– Вот и отлично, поезжай домой, твоя помощь более не требуется.

– Только термосы возьму, чтобы в них завтра принести еду.

– Нет! – резко и поспешно воспротивился Вася. – Иди в кабинет, я сам термосы принесу.

– Милый, ты что? Обиделся?

Он подошел к ней, взял под мышки, оторвал от пола, поднял, Танино лицо оказалось напротив, потерся носом о ее нос.

– Я люблю тебя, коротышка!

– И я тебя люблю, долговязый Дон Кихот!

Она заехала в магазин и купила столько продуктов, сколько их требуется на большой банкет. Подъехав к своему парадному, позвонила дочери: выходи, помоги донести. Они целовались и обнимались минут пять, не в силах оторваться друг от друга. А потом тащили покупки и термосы, про которые Светланка спросила, зачем они, и Тане на ходу пришлось выдумывать версию.

– Готовлю еду для своих сотрудников и отвожу по утрам в офис.

– О, провинция! – закатила глаза дочь. – Мама, ты же владелица фирмы, а не кухарка! Никакого представления о корпоративной этике и выстраивании дистанционных отношений с подчиненными. В западных компаниях…

Доченька прочитала ей лекцию о принципах управления персоналом. Таня слушала вполуха, но умилялась: Светланка такая умная, хорошо учится. Критику Татьяна легко признала, не стала спорить, указывать на то, что книжные знания часто оказываются далеки от реальных проблем. На лице у дочери появилась довольная гримаска – маму научила уму-разуму, и это тоже было приятно Татьяне. Когда ребенок радуется, у матери поет сердце.

Таня приготовила ужин, накормила дочь. Наговориться и насмотреться не могла, но Светланка ускакала к подружкам:

– Мамочка, ну, извини! Я только к Оле и к Маше на минуточку!

Это означало, что дочь вернется за полночь. А что поделаешь? Около своей юбки не удержишь, выросла.

Одинокий Танин вечер скрасили телефонные разговоры с Василием, который остался ночевать в клинике. Сначала Таня ему позвонила, потом он ей, потом договорились – каждые полчаса выходим на связь. Как подростки, честное слово! Но ведь никто не видит, никто не посмеется!

На последний звонок Татьяны Василий долго не отвечал. Сняв трубку, признался: уснул за столом, лицом в бумаги, как пьяница в салат.

– Про пьяницу забудь! И ложись отдыхать немедленно! Ты же… мы же… прошлую ночь…

– Да, – согласился Вася, – потрудились. Но как славно! Обещай мне много таких ночей!

– Хорошо! – как девчонка, рассмеялась Таня. – Но сейчас спать, и точка!

– Слушаю и повинуюсь.

Он лег в одежде на диван, на котором несколько часов назад валялся Шереметев. Наш доктор-сноб и вообразить не мог, что его кожаному дивану придется проминаться под спящими мужиками.

Вася уснул, едва коснувшись щекой прохладной обивки.

А следующим утром его разбудило онемение неудобно скрюченного тела. Первым делом Вася посмотрел на монитор. Чертыхнулся, пошел в палату. Всё так и есть. Позвонил Шереметеву. Все, хватит строить из себя нобелевских лауреатов!

– Сколько лет твоему сыну? – спросил Василий.

– Одиннадцатый год.

– Привези его белье и одежду.

– Что… так радикально?

– Да. И диспуты окончены, я везу Кутузова в Москву.

– Согласен.

Шереметева не решительность Васи убедила, а элементарное чувство самосохранения. Вчера губернатор, даже не предложив присесть, орал на него, брызгал слюной, как бешеный. Грозился пустить по миру, в прах развеять его фирму за распространение слухов о его, губернатора, семье. Семен оправдывался, мямлил и потел, чугунная голова гудела, но уже не от похмельной боли, а от страха. Хозяину действительно ничего не стоило сделать из Степана котлету. Хотя формально налоговая инспекция, или прокуратура, или пожарные, или санинспекция не подчинялись губернатору, но стоило тому выдать один звонок – на Шереметева бы набросились и порвали в клочья. И тогда что бы ему оставалось? Идти в больницу рядовым терапевтом? К Мамке наниматься? Кажется, он видел ее в приемной губернатора. Воронье! Слетелись поклевать! Думал, что игра беспроигрышная. Заигрался, без козырей остался, и блефовать не получится. Что его может спасти? Московские дела. Если столичные мэтры от медицины подтвердят, что он занимался (и кучу личных денег угрохал!) научно ценным экспериментом, никто не посмеет тявкнуть. И хозяин области сменит гнев на милость. А в отношении его зятька, предположительно спидоносного, надо собрать информацию, на всякий случай.

У Татьяны в двух больших кастрюлях на плите булькали гречневая каша со свиной тушенкой и макароны с говяжьей, питание для Миши, когда раздался звонок в дверь.

На пороге стояли Василий и мальчик лет десяти – двенадцати. Увидав мальчика, Таня ахнула.

– Да! – подтвердил Василий. – Это Миша. Пусть у тебя недолго побудет, хорошо? Мне нужно закончить оформление истории болезни. Потом Мишу заберу, и мы сегодня полетим в Москву.

– Я с вами, – быстро решила Таня.

– Где моя мама? – испуганно спросил мальчик.

– Мама скоро придет, – погладил его по голове Василий. – Не волнуйся, тебя здесь не обидят, тут живут твои родственники.

– Я их не знаю!

– Мы дальние родственники, – пришла на выручку Таня. – Проходи, Мишенька. Кушать хочешь?

– Очень.

Василий ушел, а Таня бросилась будить дочь:

– Светланка, подъем! Живо! Мне нужно съездить на работу, а ты вставай и корми ребенка!

Дочь попыталась отбрыкнуться, вчера она поздно пришла, имеет право выспаться, и какой еще ребенок?

– Наш родственник! – гаркнула Таня. – Я кому сказала? Быстро встала и отправилась на кухню! Я уже всё сварила. Покорми хорошенько мальчика!

Удивленная Светланка сползла с постели. Мама редко повышала голос, а тут нервно орала на нее. Она быстро одевалась, в спешке порвала чулки, стянула их, обозвав сволочами, натянула новые.

– Мама, ты джемпер задом наперед надела.

– Холера! – ругалась мама, путаясь в рукавах. – Как сговорились против меня!

– Что случилось? Почему ты психуешь?

– Потом объясню. Обязательно покорми ребенка!

Через три минуты Таня уже выскочила из квартиры, ей нужно было успеть отдать распоряжения на фирме, чтобы ее отъезд не обернулся большими потерями. На ходу ответила на Лизин звонок: тороплюсь, извини, Миша со мной, можно сказать, но с ним плохо, очень плохо.

Потягиваясь, Светланка вышла из спальни. На диване сидел насупленный мальчишка.

– Привет, родственничек!

– Привет!

– Первый раз тебя вижу, откуда ты взялся?

– И я тебя не знаю.

Мише с самого утра, когда очнулся в странной больнице, ужасно хотелось плакать. Он держался, не хныкал, но уже из последних сил.

– Как тебя зовут и фамилия?

– Миша Червяк.

– Как моего папу, значит, ты с его стороны. Похож. А я Света.

Девушка говорила и совершала непонятные действия. Вернее – с удивительными предметами обращалась. Взяла черную коробочку с кнопками, нажала, и включился телевизор. Вот это телик! Огромный экран, цветное изображение! Потом девушка подошла к другому телевизору, напоминающему книжку, с маленьким экраном, включила, и по экрану побежали нерусские слова.