Мэри Бэлоу - Немного женатый

– Скажи ему, что меня нет дома, что уже легла спать, – возмутилась Ева. Как он посмел! Она больше не хочет видеть полковника Эйдана Бедвина. Его бесчувственность, его разговор с Сесилом днем на террасе заглушили чувство благодарности к нему, которое она испытывала прежде.

– Он сказал, что не уйдет, не повидав вас, – сообщила Агнес. – Он не захотел ждать в холле, а протопал прямо в гостиную без разрешения. Я попытаюсь, если хотите, выгнать его. Хотя в силе я не уступаю большинству мужчин, но, наверное, не смогу вытолкать его в шею. А вот сцепиться с ним я не прочь, а то ведет себя здесь будто хозяин. Да какое право он имеет так распоясываться?

– Хорошо! – Ева встала и передала книгу Тельме. Маффин, сердито тявкнув, тоже поднялся. – Сейчас я укажу ему его место. Но если кто-то и хочет получить удовольствие и как следует с ним сцепиться, Агнес, то это буду я. Сегодня у него хватило наглости похвалить нелепые планы Сесила по перестройке Рингвуда. Он сказал, что это добавит тому уважения в обществе. И это в моем присутствии!

– Какие неслыханно дурные манеры! – воскликнула Тельма.

– Верно! – с воинственным пылом откликнулась Агнес. – Я вот ему за это покажу, я его проучу, не посмотрю, что у него такие плечищи. Я сверну ему его длинный нос!

– Нет, вы этого не сделаете, – вздохнула Ева, когда экономка наконец замолчала, хотя и продолжала с вызовом смотреть на хозяйку. – Почитайте детям, Тельма, пожалуйста. Я приму его, Агнес. Может быть, он хочет на коленях вымолить у меня прощение.

Она поцеловала детей, пожелала им спокойной ночи и велела Маффину оставаться на месте. Пес снова сел, печально глядя на Еву единственным глазом.

– Мне пойти с вами? – спросила Агнес, когда они спустились вниз. – Или лучше позвать миссис Причард?

После обеда тетя Мэри обычно час-другой отдыхала в своей комнате, а затем перед сном пила чай с Евой.

– Не надо. Я поговорю с полковником Бедвином одна, – ответила Ева. – Но вы можете подождать в холле. Я позову на помощь, если понадобится.

Она глубоко вздохнула и открыла дверь гостиной.

Как и тогда, когда Ева увидела полковника впервые, он стоял у камина, только на этот раз на нем не было мундира. Но он по-прежнему выглядел грозным великаном. Уже темнело, и он сам зажег свечи на каминной полке.

– Полковник Бедвин, – холодно сказала Ева, закрывая за собой дверь. Она не улыбнулась и не пыталась быть любезной. – Чем могу служить?

– Вы скрыли от меня правду, – ответил он, – вернее, одно обстоятельство. Ваш отец действительно оставил вам Рингвуд, но только при условии, которое вы не выполнили. Вы скоро все потеряете. Если быть точным, через четыре дня.

На мгновение Еву охватила такая ярость, что она смогла лишь упереться кулаками в бока. Неужели привилегия быть аристократом может довести человека до такой наглости? Он уверен, что вправе явиться к ней в дом без приглашения, совать нос в ее дела и так бесцеремонно и резко с ней разговаривать?

– Вы пришли за этим? – спросила она. – Чтобы обвинить меня во лжи? Какая наглость, полковник Бедвин. Извольте немедленно покинуть мой дом. Спокойной ночи!

Сердце Евы беспокойно билось. Она редко теряла самообладание и выказывала свой гнев.

– Вам, возможно, приятно отдавать такие приказания. – Он не двшгулся с места. – Но скоро это будет не в вашей власти, не так ли?

– Может быть, – сказала Ева, – когда вы через год или два приедете сюда и, восхищаясь мраморным портиком и вымощенной аллеей со срубленными деревьями, станете дерзить Сесилу, то уже не я, а он с удовольствием прикажет вам покинуть его владения, но сегодня я еще здесь хозяйка. Убирайтесь!

Ева чувствовала себя мышью, пытающейся указывать слону.

– Ваш кузен – настоящий осел, верно?

Ева была не совсем уверена, что правильно поняла полковника. Она посмотрела в его темные глаза, но ничего в них не увидела.

– Как еще я мог узнать правду о вашем положении? Поэтому я позволил ему раболепствовать передо мной, – сказал Эйдан.

Ева нахмурилась.

– Правда обо мне вас не касается, – сказала она.

– Не могу с вами согласиться. Ваше благополучие, безопасность и счастье заботили вашего брата. Умирая, он возложил на меня ответственность за вас. Совершенно ясно, что именно это он имел в виду, когда заставил меня дать слово, что я буду вас защищать. Он знал, какие последствия Для вас будет иметь его смерть. Скрывая от меня правду, вы лишаете его душу покоя, которого он искал, обращаясь ко мне с этой просьбой.

До этого мгновения Ева не рассматривала его предложение о помощи в таком свете. И сейчас ей не хотелось так его воспринимать. Он был для нее чужим. Кром? того, он явился из совсем иного мира, такого от нее далекого. Он был настолько выше ее по положению в обществе, что для нее было немыслимым обсуждать с ним свои дела, как она делала бы это со своими соседями и друзьями. Он был лордом Эйданом Бедвином, сыном герцога.

Ева подошла к ближайшему стулу и села.

– Вы ничего мне не должны, полковник, – сказала она. – Вы меня даже не знаете.

– Я знаю, что несу за вас ответственность. Я дал слово чести. Давая слово, я никогда не нарушал его и не собираюсь делать этого и теперь.

– Я освобождаю вас от него, – сказала она.

– Это не в вашей власти, – возразил полковник. – Что вы намерены делать? Каковы ваши планы?

Она хотела ответить, но ей не хватало воздуха, трудно было дышать, словно она долго бежала куда-то. Девушка пожала плечами.

– Что-нибудь придумаю, – неуверенно сказала она.

– У вас есть кто-нибудь, к кому вы могли бы поехать?

Ее все еще возмущали его короткие вопросы, его вмешательство в ее личную жизнь. Но сейчас Ева поняла, что ему это нравилось не больше, чем ей. Как, должно быть, сожалеет он о том, что оказался рядом с умирающим Перси. Как досадует на то, что его денщик простудился и он не смог уехать вчера, как собирался. Ева покачала головой.

– Да нет. – Она не могла, конечно, даже временно поселиться у Джеймса и Серины. Ее единственными родственниками были Сесил и тетя Джемайма, тетушка Мэри и ее кузен Джошуа, за которого она как-то чуть было не вышла замуж, но отец запретил ей это из-за того, что Джошуа, хотя и богатый лавочник, не был ни джентльменом, ни землевладельцем. Он уже был на ком-то женат и растил троих детей.

– Значит, вы собираетесь искать работу?

– Видимо, так. – Ева расправила на коленях юбку. Она не переодевалась в этот день и чувствовала себя неряшливо одетой. – Я кое-что умею и не боюсь тяжелой работы. Но мне кажется бессердечием и трусостью просто вот так взять и уехать, заботясь только о себе. У меня есть несколько дней, и я попытаюсь что-то уладить. Мне бы следовало заранее подумать и предусмотреть то, что произошло, не так ли? Ведь Перси мог погибнуть в любое время.

– Почему же вы не сделали этого? – спросил он. – Вы же знали об условиях завещания своего отца. Вы знали, как только что упомянули об этом, что вашего брата в любую минуту могут убить.

– Полагаю, я просто не хотела мириться с такой возможностью. Видимо, я предпочитала не признаваться в этом даже самой себе. Перси был моим единственным братом. Он был мне опорой и надеждой. Что же до брака, то мне казалось отвратительным выходить замуж лишь для того, чтобы сохранить имение. Я всегда считала, что сделаю это по любви.

Она не упомянула о Джоне. Вышла бы она замуж в этом году, не будь у нее Джона? В этом она не была уверена.

– Перси уверял меня, что ему не нужно имение или деньги. Он решил переписать все на мое имя, как только имение перейдет в его собственность, – добавила она. – Я не видела необходимости выходить замуж в этом году. Я бы совсем не возражала, если бы Перси передумал. Брат любил меня не меньше, чем я его. Глупо было так слепо надеяться, что он вернется живым, не так ли?

Полковник не ответил, а только долго молчал и пристально смотрел на Еву с непроницаемым выражением лица.

– Почему бессердечие? – спросил он. – Почему трусость?

– Что? – Она смотрела на него, не понимая.

– По отношению к кому будет бессердечием, если вы найдете себе работу? – пояснил он. – Вы только что употребили это слово. К ученикам деревенской школы? К матерям, которым нужна ваша акушерка?

Эйдан так пристально смотрел ей в глаза, что Ева не могла отвести взгляда. Он подавлял ее. Ей хотелось, чтобы он ушел. Но он не собирался отпускать ее, пока она не откроет ему свою душу.

– К ним ко всем, – вздохнула она. – Все, думаю, без исключения, будут вынуждены покинуть Рингвуд, когда его хозяином станет Сесил. Дело не только во мне.

– У вашей тети нет собственных средств? – удивленно поднял брови Эйдан.

Ева покачала головой:

– Нет их и у Тельмы, незамужней женщины благородного происхождения. Она потеряла работу, потому что она забеременела от своего женатого нанимателя, насильно овладевшего ею. Ее сын – незаконнорожденный, и у него нет ничего. Как и у других двоих детей, сирот, которых я взяла к себе. Или у Агнес Фуллер, моей экономки, бывшей заключенной. Или у Чарли Хэндрича, который с таким рвением исполняет любую работу, но он никому не нужен, ибо его считают слабоумным. Или у Эдит, моей горничной, или у няни. Никто из них не имеет собственных средств. И ни у одного из них нет надежды найти работу в другом месте. – Ева с ужасом услыхала, с какой горечью в голосе она выкладывает эти подробности, которые совершенно не касаются полковника. – Нет никакой надежды, это правда.

– У вас сердце обливается кровью, – после некоторого молчания произнес он. Ева не поняла, что это: обвинение или просто утверждение. – Вы заполнили свой дом пасынками судьбы, неудачниками и калеками, а теперь чувствуете ответственность за них.

– С ними жестоко обошлась жизнь, – сердито ответила Ева. – В этом созданном по воле Божьей мире их личности драгоценны не менее, чем наши. Еще есть Маффин, пес, которого безжалостно искалечил прежний хозяин. Жизни их всех бесценны. Что я должна делать при виде страданий моих близких? Отвернуться от них?

Полковник продолжал смотреть на Еву, и по его лицу нельзя было разгадать ход его мыслей.

– Бесспорно, это риторический вопрос, – тихо заметил он.

– Но теперь, – продолжала Ева, – уже не в моей власти помочь им. После того как я дала им крышу над головой, надежду, вернула чувство собственного достоинства, их снова лишают крова. Никто не усыновит детей, и они окажутся в приюте… если им повезет. И никто не наймет мою прислугу, даже мои соседи, хотя завтра утром я обойду их всех и буду умолять об этом. Эти дорогие мне люди станут бродягами и нищими, возможно, им уготовано нечто более худшее, а общество обвинит их самих в том, что с ними произошло.

Полковник по-прежнему молча смотрел на Еву. При виде его каменного лица у нее возникло подозрение, что и сердце у него высечено из камня. Должно быть, сказывается его высокое положение и военное прошлое. Но какое это имеет значение? Он ничего ей не должен, даже сочувствия, несмотря на то что он считает себя в долгу перед Перси.

– Прошу меня извинить, – сказала Ева. – Для вас это все, без сомнения, сентиментальная чепуха. Но видите ли, мой отец был бедняком, пока брак с моей матерью не превратил его в сказочно богатого человека. Простой углекоп, он женился на дочери хозяина: Вы знали об этом, полковник? Я далеко не леди по рождению, хотя меня воспитывали и обучали как леди. Как я могу не отдавать другим хотя бы часть того, чего я не заработала и не заслужила?

– Чисто буржуазное отношение, – сказал он, – хотя, может быть, я несправедлив к буржуазии. Большинство из них тратят всю жизнь, чтобы отмежеваться от своего прошлого и приблизиться к тем, кто выше их по общественному положению.

Именно так и поступал ее отец. Ева холодно смотрела на полковника, а он на нее. Это продолжалось так долго, что она почувствовала неловкость.

– Поезжайте домой, полковник, – сказала она. – Вы не в силах мне помочь, а тем более тем, за кого я чувствую себя в ответе. Я справлюсь. Я выживу, как и вес остальные.

Он наконец отвернулся и уставился на потухшие угли в камине.

– Есть способ спасти все, что вам дорого, – резко произнес он.

– Нет, – ответила Ева, глядя ему в спину. – Если бы был, то я бы об этом подумала, полковник. Поверьте, я уже все передумала.

Вы упустили одну возможность. – Его голос прозвучал резко и холодно.

– Какую?

Но полковник не спешил с ответом. Она заметила, как он сцепил сзади руки и ритмично постукивал себя по спине пальцами.

– Вам придется выйти за меня замуж, – сказал он.

– Что?

– Если вы выйдете замуж до годовщины смерти вашего отца, вы сможете сохранить ваш дом, деньги, а также и своих убогих домочадцев.

– Замуж? – Ева с изумлением смотрела на его прямую неподвижную спину. – Не будь это самой абсурдной идеей, какую мне приходилось когда-либо слышать, все равно осталось только четыре дня. Викарий даже не успеет сделать оглашение, как Сесил уже возведет свой мраморный портик.