– Времени как раз достаточно, чтобы нам пожениться по особому разрешению, – возразил он. – Завтра рано утром мы едем в Лондон, послезавтра сыграем свадьбу, а на другой день вернемся сюда. Вы будете здесь как раз вовремя, чтобы показать кукиш вашему кузену, когда он явится, дабы вступить во владение вашей собственностью. По крайней мере я испытаю от этого некоторое удовлетворение.

Ева поняла, что полковник говорит серьезно. Он на самом деле говорил серьезно, со всей уверенностью старшего по званию, отдающего приказы своим подчиненным или солдатам. Он ее не спрашивал, он ей приказывал.

– Но я не испытываю желания следовать за барабаном как солдатская жена, – ответила Ева.

Он мрачно взглянул на нее через плечо.

– Рад это слышать, – сказал он. – Разумеется, вам не придется этого делать.

– А у вас не может быть желания жить здесь. – Сама мысль об этом показалась ей смехотворной.

– Абсолютно никакого, – согласился он, поворачиваясь к ней. – Вы плохо соображаете, мисс Моррис. У нас будет настоящий брак по расчету. Кажется, вы не желаете выходить замуж. Вы уже не юная девушка и, должно быть, много раз имели возможность самой выбрать человека, питавшего к вам нежные чувства, если бы захотели. Вы этого не сделали. Я тоже не имею желания жениться. Я уже давно служу в кавалерии. Такая жизнь не для женатых и семейных. Значит, наш брак не создаст ни одному из нас больших неудобств. Я проведу остаток отпуска в Линдсей-Холле, а затем вернусь в свой полк. Вы останетесь в Рингвуде. И после того как я через три дня провожу вас из Лондона домой, у нас не будет необходимости встречаться.

– Вы – сын герцога, – заметила она.

– А вы – дочь углекопа. – Он смерил ее высокомерным взглядом. – Я не думаю, что различие в общественном положении мешает нашему браку.

– Ваш брат, герцог Бьюкасл, придет в ужас.

– Ему незачем об этом знать, – вместо возражений ответил полковник. – Кроме того, мне тридцать, и я давно сам себе хозяин, мисс Моррис. Разница в положении не должна смущать ни одного из нас. После бракосочетания мы расстанемся.

Зачем она вообще с ним спорила? Ведь существует Джон, хотя он и не вернулся к ней. При их последней встрече перед его отъездом в Россию они дали друг другу обет…

– Я не знаю никого, кто бы женился по особому разрешению, – сказала Ева.

– Не знаете?

Неужели это действительно так просто? Что, если Джон уже едет домой? Но могла ли она в эту минуту по-прежнему обманывать себя? Джон не вернется. И даже если бы он приехал, как бы он ей помог? Все потеряно. Если только не…

– Так что же? – нетерпеливо спросил полковник Бедвин.

Ева облизнула пересохшие губы.

– Существует миллион причин, я просто не способна сейчас думать. А мне надо подумать. Мне нужно время.

– Время, – повторил он, – вот времени-то у вас и нет, мисс Моррис. Иногда лучше не думать, а просто действовать. Идите наверх и прикажите горничной собрать ваши вещи. Мы едем рано утром. Ваша тетя должна сопровождать вас приличия ради, если сможет. У вас есть экипаж, подходящий для путешествия? И лошади?

Она кивнула. Имелась старая карета, служившая ее отцу символом богатства и высокого положения.

– Тогда перед возвращением в Хейбридж я загляну на конюшню, – сказал он, – и велю все приготовить к завтрашнему утру. Больше я вас не задерживаю. Вероятно, вам надо отдать кое-какие распоряжения, поскольку вы будете отсутствовать три дня.

Полковник церемонно поклонился и широким шагом вышел из комнаты. Ева даже не успела поднять руку, чтобы задержать его. Она услышала, как он что-то сказал, очевидно, Агнес, и как затем открылась и закрылась дверь.

Полковник ушел. Она упустила момент, когда могла бы остановить его.

Она ведь не ответила утвердительно на его безумное предложение, не так ли?

Но и «нет» она не сказала.

Ей следовало побежать за ним сию же минуту – он сказал, что пойдет на конюшню. Она должна рассказать ему всю правду. Но в чем эта правда? Неоспоримая правда заключалась в том, что Перси ушел из жизни слишком рано, а Джон обманул ее доверие. У нее оставалось четыре дня, чтобы найти выход из безвыходного положения… или не найти.

Не может же она и в самом деле выйти замуж за полковника Бедвина. Замуж за полковника Бедвина?! Неожиданно ее охватил смех, судорожный горький смех, она зажала рот руками, чтобы не услыхала Агнес и не подумала, что ее хозяйка сходит с ума. Она постаралась заглушить страх и не впасть в истерику.

Ей надо подумать. Ей нужно время. Но думать она была не в состоянии, а времени у нее не было, полковник указал ей на это.

Ева встала и принялась расхаживать по комнате.

* * *

Когда наутро Эйдан с денщиком, следовавшим за ним на некотором расстоянии, подъехал к Рингвуд-Мэнору, он увидел стоявшую у дверей древнюю, чудовищно разукрашенную карету. Мисс Моррис не отменила его распоряжений после его отъезда. Она была готова пройти через испытание.

Если у Эйдана и оставались сомнения, то они исчезли, когда, объехав карету, он увидел, что дверцы открыты. Его появление, очевидно, заметили. Мисс Моррис, одетая подорожному, как всегда в сером, спускалась по ступеням, на ходу натягивая черные перчатки. Лохматый пес не отставал от нее. Она была бледна, как привидение. Ее тетя, поддерживаемая худенькой молодой горничной, спускалась следом за ней,

В дверях стояли экономка, упершись кулаками в пышные бедра, явно сгорая от желания затеять с кем-нибудь ссору, и молодая гувернантка с незаконнорожденным ребенком.

У всех был такой вид, словно они собрались на похороны. Ну что ж, подумал Эйдан, спешившись. Он сам чувствовал себя не намного лучше. Упитанный молодой парень придержал его лошадь за узду. По добродушному, довольно бессмысленному выражению его лица Эйдан догадался, что это, должно быть, тот слуга, у которого не все в порядке с мозгами.

– Вы готовы? – поздоровавшись с дамами, спросил Эйдан, хотя в этом не было необходимости. До этой минуты он не решался сам себе признаться, как сильно он надеялся, что Ева изменит свое решение. Да и не было никакого решения. Накануне вечером она не дала ему определенного ответа.

– Да. – Это были ее единственные слова.

– Позвольте мне, мадам. – Он протянул руку, чтобы помочь миссис Причард сесть в карету.

– Не делайте этого, голубушка! – крикнула экономка, злобно глядя на Эйдана, как будто тот собирался похитить ее хозяйку и дурно поступить с нею. – Не делайте этого ради нас. Мы не пропадем! Вы нам ничего не должны!

– Агнес, – со вздохом сказала миссис Причард, усевшись в карету, – ты только смущаешь Еву своими словами. Ева, дорогая, я должна сказать, что еще не поздно поблагодарить полковника за его великодушное предложение и отпустить его, если ты не до конца, не твердо уверена, что это нужно тебе самой.

Эйдан нетерпеливо постукивал стеком по сапогу. Наибольшее отвращение вызывала у него излишняя чувствительность, особенно в женском варианте. Гувернантка казалась убитой горем. Горничная хлюпала носом.

– Но я на самом деле этого хочу, – сказала мисс Моррис, обращаясь ко всем с таким неестественно веселым видом, что ее освистали бы на любой сцене. – Мы с тетей Мэри вернемся послезавтра, и все будет по-прежнему. Все останется по-прежнему, разве что Сесил больше не будет угрожать нам и нарушать наш покой. Помните: никому ни слова, пока мы не вернемся. Маффин, стоять!

Эйдан с неодобрением смотрел, как Ева наклонилась и погладила пса по голове, вместо того чтобы заставить его немедленно повиноваться.

Эйдан протянул ей руку, и она, не глядя на него, оперлась на нее и села в карету. Ее лицо, казалось, было высечено из мрамора. Наконец и горничная, сделав вид, что не замечает руки Эйдана, забралась в экипаж. Полковник не сомневался в том, что, посмотри он сердито на нее, она лишилась бы чувств. Он плотно закрыл дверцу, кивнул кучеру и, бросив монету слуге, вскочил на коня и последовал за каретой. Они выехали из имения, миновали мост, а затем и деревню. Денщик, не отставая, ехал следом.

В таком чудовищном рыдване дорога до Лондона заняла бы целый день, но, к счастью, погода стояла прекрасная, дорога была сухая, и они ехали достаточно быстро, несмотря на то, что Эйдан считал своим долгом останавливаться даже чаще, чем им встречались заставы. Лошадей через определенное время приходилось менять, а дамам надо было поразмяться и перекусить. Он заметил, что мисс Моррис еда не интересовала, зато миссис Причард ела с видимым удовольствием. Она пыталась держаться с ним приязненно и оживленно и довольно громко болтала с ним на своем невразумительном валлийском диалекте, не давая, таким образом, воцариться неловкому молчанию. Эйдан был рад, что едет верхом, а не в карете.

Всякий раз, когда он бросал взгляд на мисс Моррис, ее лицо оставалось бледным и застывшим как мрамор, но он запретил себе ощущать к ней жалость. Разве у него был выбор? Для ее же блага он должен был уговорить ее поступить именно так. А кто пожалеет его? Нельзя сказать, что его сердце радостно билось в предвкушении завтрашнего дня. Далеко не так. Эйдан не был особо чувствительным. Ему бы не пришло в голову назвать себя несчастным, но его не покидало горькое чувство утраты. Не об этом он мечтал.

К вечеру они добрались до окраины Лондона. Эйдан и денщик весь день провели в седле, но им было к этому не привыкать. Эйдан не ощущал физической усталости. Однако настроение у него было самое мрачное. Он заплатил за свое спасение дорогую цену. Женитьба на совершенно чужой женщине – таковой оказалась плата за честь и неоплаченный долг. Брак по расчету все равно что пожизненный приговор, да к тому же с женщиной, от которой, узнай он о ней, Бьюкасл пришел бы в ужас. Дочь углекопа, ни больше ни меньше. Кроме того, вчера вечером он сказал не правду. В самом деле, совсем недавно он еще считал, что военная карьера и женитьба несовместимы. Но в последние несколько месяцев Эйдан не раз спрашивал себя о том, как он поведет себя, повстречав женщину, привычную к кочевой жизни. Дочь генерала, например, который, где бы он ни служил, всегда возил с собой свою семью? И это был не праздный вопрос. Эйдан повстречал такую женщину.

Он не был с ней помолвлен. Ни единым словом он не намекнул на какие-то обязательства перед ней. Ни одного намека не произнесла и она. Но определенно можно было утверждать, что вскоре такие слова прозвучат. Не было сомнения и в том, что генерал Нэпп даст свое благословение, когда Эйдан попросит руки его дочери. Полковник был счастлив, думая, что все-таки женится, и ожидал, что жизнь с женщиной, которую он выбрал, будет вполне терпимой.

Всего этого не будет. Какой смысл предаваться размышлениям о том, чего уже нельзя изменить. Те слова не будут сказаны ни Эйдан ом, ни генеральской дочерью. Ничья честь не пострадает. Никто не признается, если чье-то сердце и будет ранено.

Эйдан велел кучеру ехать следом и впереди кареты направился в отель «Палтни» на Пиккадилли, лучший в Лондоне. Он снял две комнаты и гостиную на два дня и уже собрался попрощаться с дамами, как вдруг заметил, какими чужими и потерянными выглядят они среди этой роскоши. Он понял, что ему следовало бы поместить их в более скромную гостиницу, но было уже поздно что-то менять.

– Кто-нибудь проводит вас в ваши покои, – заверил он. – Там вы сможете пообедать и провести вечер. Я вернусь утром, как только получу разрешение и отдам необходимые распоряжения. Вы будете готовы?

– А где остановитесь вы? – спросила мисс Моррис. По тому, как она не отрываясь смотрела на него, ему показалось, что ей страшно среди пышного великолепия отеля «Палтни».

– В «Кларендоне», если там найдется комната, – ответил он. – Было бы неприличным оставаться здесь накануне нашей свадьбы.

Ева кивнула.

– Мы будем готовы.

Где, размышлял Эйдан, выходя из гостиницы, в каком месте лучше всего напиться? Таких мест множество, ведь он находится в Лондоне.

Но хочется ли ему встретить завтрашний день с тяжелой головой?

Хочет ли он вообще, чтобы этот день наступил?

У него просто нет выбора, не так ли?

«Обещайте мне, что защитите ее. Обещайте! Несмотря ни на что!»

Данная им клятва похоронила его мечты. Вместо брака с мисс Нэпп, обещавшего взаимное согласие и приятную жизнь, он вынужден вступить в брак по расчету с совершенно чужой ему женщиной.

Глава 6

– Что скажешь, дорогая? – шутливо, но с плохо скрытым торжеством в голосе спросила тетушка Мэри, входя, опираясь на палку, в гостиную, отведенную им с племянницей в «Палтни». Она провела здесь все время после завтрака под предлогом, что ей нужно отдохнуть после вчерашнего долгого путешествия, прежде чем начать готовиться к свадьбе.

Ева с некоторым нетерпением ожидала появления тети. Она не имела представления, когда ожидать полковника Бедвина, и уже давно была готова. В своем лучшем сером платье для прогулок она казалась себе нарядно одетой, хотя, возможно, не очень модно. Эдит, которая была мастерицей на все руки, умело уложила ее волосы на затылке и мягкими волнами на висках и шее. На столе были приготовлены черные перчатки, она собиралась их надеть перед выходом, и ее шляпа, не самая лучшая, а та, в которой Ева была накануне, поскольку более приличная где-то затерялась. Ева могла поклясться, что видела, как Эдит вынесла из дома шляпную картонку и передала ее кучеру. Эдит тоже со слезами уверяла, что вынесла шляпу, и она, должно быть, вывалилась из кареты и упала в канаву, где ее будут клевать птицы, раздерут лисы и подберет какой-нибудь нищий. Чтобы успокоить Эдит и себя, Ева высказала предположение, что, возможно, шляпу по ошибке отнесли в комнату тетушки Мэри.