Кэтрин Коултер - Необоснованные претензии

— Я собирался утром лететь в Нью-Йорк и привезти вас сюда, — сказал он наконец.

— Зачем?

— Попробуйте догадаться, Лиззи. Вероятно, потому, что я мазохист.

— Нет, Джонатан. Утром я уеду. Я ведь и не собиралась приезжать, не хотела, чтобы вы оказались замешаны в эту грязь. Просто я…

— Испугались? Испугались так, что потеряли голову?

Не поднимая головы с его плеча, она кивнула.

— Окружной прокурор и лейтенант Дрейпер оба считают, что все это большая и веселая шутка. Заслуженная месть убийце. — Она снова содрогнулась. — Можете себе представить, как беснуется пресса. Надеюсь, меня не выследили. Я была очень внимательна и осторожна.

— Так о чем тогда беспокоиться? Завтра вы и я удалимся на некоторое время от света. Мы поедем в мою хижину в штате Мэн. Может быть, к этому времени копы все-таки справятся с Хантером, окажут нам такую услугу.

— Вероятно, Моретти выдаст ему медаль.

— Вы мне доверяете, Элизабет? Доверяете по-настоящему?

Он следил за игрой ее лица. Внезапно она улыбнулась.

— Да, доверяю. Может быть, впервые за время нашего знакомства я по-настоящему доверяю вам.

— Кто может быть больше достоин доверия, чем враг, внезапно ставший другом?

Его рука крепче сжала ее плечи. Он внезапно поднялся.

— Спать будете в спальне для гостей. Там все готово. Завтра утром мы уедем.

— А куда мы едем в штате Мэн?

— Место называется Крисмас-Коув [29].

— Я помню, что это связано с каким-то праздником, просто не могла вспомнить — с каким. Вы уверены, что действительно хотите, Джонатан?

— Да, вполне уверен.

— Мы можем ехать без остановки или остановиться где-нибудь на ночь. Вам решать, Элизабет.

— Я хочу ехать прямо, — сказала она.

— И без остановки? — Он слегка повернул голову, чтобы видеть ее лицо.

— Да, я бы ехала вечно, если бы такое было возможно.

— Не бойтесь. Сейчас опасности нет.

— Я боялась так долго. И, право, не знаю, как перестать.

— Вы боялись все время с момента убийства мужа?

Он почувствовал, как Элизабет дернулась при этих словах, но продолжал смотреть на дорогу. Они проезжали по шоссе возле Нью Хэйвена в штате Коннектикут. Был холодный и ясный день. Выходной день, поэтому и транспорт не загромождал дорогу.

— Я никогда не забуду, как чувствуешь себя, когда тебя как преступника привозят в полицейский участок. Там женщина-полицейский прижала каждый из моих пальцев к подушечке, пропитанной чернилами, потом дала мне клинекс, но чернила невозможно было стереть.

— Но вам ведь не пришлось остаться в тюрьме?

— Нет, Род Сэмюэлс взял меня на поруки за четверть миллиона долларов.

— Я помню убийство вашего мужа и ваш арест. Пресса тогда взвилась до небес. Я и сам думал, что богатой сучке все мало. Я считал вас виноватой.

— Все считали. Я была такой удобной обвиняемой, отличным экземпляром. Элизабет К. Даже Род считал меня виновной, пока не появился Кристиан Хантер. Он был так убедителен, так уверенно держался. Моретти, вероятно, возненавидел его не меньше, чем меня. Впрочем, он и сейчас его ненавидит.

— Расскажите о Кристиане Хантере.

— Вы можете мне не поверить, но я его не видела ни разу в жизни до того, как он появился на процессе.

Машина вильнула в сторону.

— Да вы меня разыгрываете.

— Нет. Род ничего не говорил мне о нем. Видимо, он боялся, что я все кому-нибудь разболтаю. И Кристиан не пытался вступить в контакт со мной. Целых шесть месяцев я со страхом ждала, что он объявится, и столь же страшила меня мысль, что он так и не даст о себе знать. Видите ли, я не понимала, чего он хочет. И в конце концов позвонила сама. Он не сразу согласился со мной встретиться. Видимо, откладывал наше свидание до момента, когда сможет избавиться от Роуи Чалмерса. Что ему блестяще удалось. Роуи предавал меня, продавая Карлтонам полученные от меня сведения. Должно быть, мир совсем повредился в уме, потому что Кэтрин влюблена в него.

Они остановились в Хартфорде.

Элизабет рассказала ему о встрече с Роуи в Париже в доме Клода, потом об анонимной записке. И наконец, о последнем вечере с Роуи и ноже для колки льда. К шести часам вечера они оба почти охрипли от бесконечных разговоров.

Наконец Джонатан сказал:

— Хотите кое-что услышать от меня, Лиззи? Вам чертовски повезло, что вы встретили меня.

Она начала смеяться и никак не могла остановиться.

Джонатан высвободил правую руку и похлопал ее по бедру.

— Продолжайте смеяться, мне нравится.

— Когда же мы доберемся до места, до Крисмас-Коув?

— Около полуночи. Хотите остановиться?

— Нет. А зачем вам хижина в штате Мэн?

— Видите ли, я из тех мест. Большинство моих предков были моряками, капитанами, кое-кто рыбаками. Перестаньте смотреть в заднее окно, Элизабет. Его там нет и вообще нет нигде поблизости. Ясно?

— Я не думала, что вы заметили.

— Я давно замечаю все, что касается вас, с самого первого дня, как вы появились в моем офисе, Конечно, в тот день я вас чуть не задушил.

Харли ухмыльнулся.

— По крайней мере забыть это невозможно, не правда ли? Должно быть, судьба. Если бы я не изжевал вас и не выплюнул, вы, возможно, оставили бы в покое меня и мою несчастную компанию.

— Изжевали?

— Да, так выражается кое-кто из моих техасских родственников. Довести кого-то до изнеможения — изжевать его и выплюнуть бесформенной массой на пол.

В Портленде они не стали останавливаться.

— Теперь уже совсем недалеко, — сказал Джонатан. — Около двух часов.

— Мне хотелось бы кое-что посмотреть. Я никогда не была в штате Мэн.

— Эти места такие дикие и живописные, что каждый раз, когда я сюда попадаю, у меня горло сводит судорогой от волнения. Никаких элеваторов — только безбрежные сосновые и еловые леса, скалы и валуны и, конечно, океан. К счастью, туристы пока еще не открыли прелести Дамарискотты и Крисмас-Коув. Большей частью проводят время и тратят деньги в Ньюкасле. А в это время года их вообще не увидишь.

Элизабет была рада, что в темноте он не видит ее лица. Его слова скользили по поверхности ее сознания, но ничуть не успокаивали.

— Кончится ли это когда-нибудь? Она не осознала, что произнесла вслух, до тех пор пока не услышала его глубокого вздоха.

— Кончится, Лиззи. Вы ведь сказали, что доверяете мне. А это значит, что ни с вами, ни со мной ничего не случится. Поняла, детка?

— Да, поняла. С коих пор вы стали “суперменом”?

— А, сарказм! Хороший знак. Я все гадал, уж не утратили ли вы свою язвительность. Она вздохнула.

— Да у меня ее никогда и не было.

— Неужели? А мне кажется совсем другое. Вы здорово изменились, верно? Да, кстати, вы никогда не были плаксой?

— Нет, только я была очень легкой в общении. Пожалуй, можно так это назвать. И не смейтесь, Джонатан. Я вовсе не имею в виду легкое поведение. Я просто была очень податливой, пластичной, мягкой.

— Черт возьми, — сказал он.

— Не будьте тупицей.

— Трудновато, но попытаюсь. Нам повезло, Лиззи. В Дамарискотте есть магазин, работающий круглосуточно. Там мы остановимся и закупим все необходимое.

— Какое интересное название.

— Маленьким я называл это место “Скотти”.

— Джонатан, почему ваша бывшая жена живет в вашем доме?

— Теперь это ее дом. После того, как мы разъехались, она умчалась в Европу, чтобы прийти в себя, “восстановиться”, и я оставался в нашем доме до ее возвращения. Слава Богу, что вы вспомнили фамилию Мидж.

Джонатан остановился перед небольшим бакалейным магазинчиком. Он назывался “У Джека”. Перед ним расположились несколько подростков с мотоциклами.

Бедняги, здесь им совсем нечего делать, вот и курсируют “К Джеку” и обратно, доводя старика до белого каления. Боже, как холодно.

Джек выглядел живописно. Седой, старый, почти лысый, с густой и длинной белой бородой.

— Мистер Харли, давненько не были.

— Да, верно, — сказал Джонатан. — Мы здесь, чтобы запастись продовольствием.

— Вы в первый раз привезли свою миссис. Джонатан с улыбкой посмотрел на Элизабет.

— Да, в первый раз, но не в последний. Был уже час ночи, когда по грязной дороге они подкатили к двухэтажной хижине, сложенной из сосновых бревен.

— Там пахнет плесенью, но в этом есть своя прелесть. Здесь уютно. Даже летом рядом с океаном прохладно — поэтому нелишне затопить камин. Чувствуете запах соли?

— О, да, — ответила Элизабет, глубоко вдыхая морской воздух. Был слышен шум волн, разбивавшихся о скалы всего в нескольких ярдах от дока. Она так устала, что была готова свалиться, но надо выгрузить продукты и проветрить дом. Элизабет обратила внимание на раздвижные двери, на широкую просторную террасу, защищенную раздвижными стенами, как ширмами, на панели, сделанные из неполированной сосны, на огромный камин из камня в гостиной.

— Красиво, — сказала она.

— Пойдемте спать. Я уже готов задремать на ходу.

Элизабет приостановилась.

— Вы можете спать в комнате для гостей, Элизабет, — сказал он терпеливо. — Я бы сам там лег, но кровать слишком коротка для меня. Идемте — надо постелить обе постели — длинную и короткую.

Элизабет проснулась и почувствовала запах морской соли в воздухе и услышала грохот разбивающихся о скалы волн. Солнечный свет заполнял спальню, и с минуту она не могла понять, где находится. Потом вспомнила и улыбнулась. В штате Мэн, в Крисмас-Коув. С Джонатаном.

Прошла по крайней мере минута, пока ей вспомнилось все, и страх снова затопил все ее существо. Она села на постели и оглядела комнату, по правде говоря, не видя ничего. Перед глазами снова возникла картина пережитого ужаса: машина, охваченная пламенем взрыва, сознание, что в ней Дрейк, понимание собственного бессилия. Потом Кристиан Хантер, стоящий над ее постелью, с глазами, полными участия и беспокойства. Она вспомнила, как Кристиан говорил лейтенанту Дрейперу, что он был тут, поблизости. Кружил, чтобы увидеть плоды своего рукоделия.

— Доброе утро.

Она подняла голову и увидела Джонатана, стоящего в дверях. На нем были старые выцветшие джинсы и белый хлопчатобумажный свитер, а также не выдерживавшие никакой критики спортивные туфли.

— Как вы себя чувствуете?

Она не ответила сразу, и он прошел через комнату к ее постели и сел.

— Идите сюда. — Он притянул ее к себе на грудь, обнял и прижался лицом к ее плечу. — Все будет хорошо, Лиззи. Увидите.

И поцеловал ее в растрепанные волосы.

— От вас хорошо пахнет, — сказала она, уткнувшись носом в его плечо.

— Спасибо. Только подождите, пока мы сразимся с душем, чтобы он дал хоть что-нибудь, кроме ржавой воды.

— Меня всегда звали “Элизабет”, даже когда я была совсем маленькой. Мой отец настаивал, считая, что в этом имени больше благородства и достоинства. Так я предполагаю. Но мне нравится “Лиззи”. Почему вы меня так называете?

— А Тимоти Карлтон тоже называл вас Элизабет?

— Да, и, вероятно, по той же причине.

— Почему вы все-таки вышли за него?

Она замолчала и замкнулась в себе.

Он ждал, но объяснения не последовало.

— Расскажете мне, когда пожелаете. А теперь, если вы хотите вылезти из постели, то лучше сделать это теперь же.

— Простите, — сказала она, отодвигаясь.

— Не будьте дурой. Я возбудимый человек, и ничто не может этого изменить, как и того, что вы были самой очаровательной бродяжкой, какую я когда-либо находил у себя на пороге.

Он похлопал ее по щеке и быстро поднялся с постели.

— Пойду готовить завтрак, — сказал он, улыбаясь, и оставил ее.

— Вы, Джонатан Харли, — сказала Элизабет, обращаясь к пустой комнате, — самый непредсказуемый и замечательный человек, какого мне только довелось узнать.

Когда Элизабет почувствовала запах жарящегося бекона, в желудке у нее забурчало.

— А блинчики? — спросила она, входя в старомодную кухню.

— Верно. Накройте на стол на передней террасе. Они завтракали молча. Время от времени Элизабет клала вилку и вдыхала неописуемый, напоенный сосновой смолой воздух — пьянящий, прозрачный и чистый.

— Здесь можно плавать? — спросила она наконец.

— Нет, если вы не рептилия. Летом-то можно, но сейчас! Вы можете отморозить себе все.., пальцы ног.

Они вымыли посуду и собрались на прогулку.

— Только не на пляж, — сказала Элизабет.

— Нет, пляж здесь покрыт валунами и галькой. Видите вон тот лодочный сарай?

Он указал на строение на сваях в каких-нибудь пятнадцати футах от воды.

— Там, под сараем, лодка. В прежние времена наверху жил сторож. Попозже мы можем взять моторку и, если пожелаете, поехать в Ньюкасл, как туристы. Солнце светит ярко — мы выживем.

— Я с удовольствием, — сказала Элизабет. — Никогда не каталась на моторке.

— Я говорил вам, как мне нравятся ваши джинсы? В них вы выглядите на восемнадцать, и от этого я чувствую себя похотливым стариком с грязными мыслями.