Карен Рэнни - Необычная гувернантка

– У меня нет с собой никаких вещей.

– Гастон доставит вас в любое место, куда вы только захотите.

Она с наслаждением положила в рот последний кусочек хлеба.

– Да, сэр. Я согласна.

«Гувернантка для отчаянного сорванца. Пусть так, и все же эта жизнь намного лучше той, которую я вела в последние месяцы», – сказала про себя Беатрис, когда улыбающийся Камерон Гордон направил свое кресло к дверям.

Малая столовая выходила окнами на восток, откуда открывался чудесный вид на море. Солнце уже взошло, и морская гладь сверкала золотом. Отец сидел во главе стола, как обычно, и смотрел в окно с таким видом, словно безраздельно господствовал на этой земле и повелевал всеми ее обитателями. Впрочем, будучи опекуном Роберта, именно это он и делал.

Бывая в Крэнноке, Девлен всякий раз с удивлением думал о том, что многие поколения его предков жаждали обладать этим мрачным и угрюмым местом. Огромные пространства дикой, пустынной земли в окрестностях замка напоминали о тех временах, когда прародители Девлена красили лица в синий цвет и шли воевать против римлян. Как ни странно, Гордоны всегда враждовали между собой из-за Крэннока и вожделенных акров безлюдной земли, окружавшей замок. Лишь в последнее столетие их лютая вражда приняла цивилизованную форму. Гордоны примирились и сомкнули ряды, направив свой воинственный пыл на внешних врагов. И все же не так давно распря вспыхнула вновь, расколов младшее поколение семьи и заставив брата встать против брата.

Застывшему в оцепенении Крэннок-Каслу Девлен предпочитал оживленность Эдинбурга, Парижа или Лондона. Во всех грех городах у него имелись дома. Там он успешно вел свои дела и при желании находил себе развлечения, совсем непохожие на поездки в Крэннок.

До смерти дяди Девлен крайне редко бывал в Крэнноке. Ребенком он посетил замок лишь однажды, в возрасте десяти лет, перед тем как покинуть шотландский берег и отправиться учиться в Европу. Тогда дядя еще не вступил в брак. К явному удовольствию отца Девлена, он слыл убежденным холостяком. Камерон Гордон никак не мог предугадать, что десять лет спустя его брат удивит все семейство, женившись на юной французской графине, бесконечно влюбленной в своего уже немолодого супруга.

«Среди Гордонов всегда находились любители приключений, – вспомнил Девлен слова дяди, сказанные в тот памятный день, почти двадцать лет назад. – Как ты собираешься распорядиться своей жизнью, Девлен?»

«Я стану богатым человеком. У меня будут свои корабли, дома и торговые лавки. Я смогу купить все, что пожелаю, и никогда больше не пойду в школу, если не захочу».

«Надеюсь, так и будет, мальчик мой, – рассмеялся тогда дядя. – Клану Гордонов нужны богатые люди».

Девлену удалось обрести и богатство, и власть, хотя прежде ему все-таки пришлось поучиться в школе.

– Так вы сделали предложение мисс Синклер? – обратился Девлен к отцу. – Интересно, согласилась ли она?

– Да, я поговорил с ней. Рад признаться тебе, что она приняла наше маленькое предложение.

– Не стоит включать меня в ваши хитроумные планы, отец. Чем меньше мне известно о ваших интригах, тем я счастливее.

Девлен повернулся к сервировочному столику и выбрал себе завтрак, затем подошел к обеденному столу и сел напротив отца.

Гордоны не отличались особой плодовитостью. Девлен рос единственным ребенком в семье, у его отца был всего один брат. Тот, в свою очередь, произвел на свет лишь одного отпрыска. Будь семейство более многочисленным, Гордоны не испытывали бы друг к другу такой лютой злобы.

– Мисс Синклер знает о покушениях на жизнь Роберта? – Девлен впился глазами в лицо отца.

Камерон поморщился и презрительно махнул рукой.

– Выдумки истеричного ребенка. Ты ведь знаешь, у Роберта слишком живое воображение. К тому же его преследуют ночные кошмары.

– Меня бы тоже мучили кошмары, если бы я думал, что мой дядя собирается меня убить.

Если раньше отец и сын делали вид, что поглощены едой, то теперь всякое притворство было забыто. Мужчины пристально разглядывали друг друга, словно каждый оценивал силы противника. Их внешнее сходство бросалось в глаза, но за одинаковой внешностью скрывались совершенно различные характеры. Если Девлен не дал бы и ломаного гроша за то, чтобы стать герцогом, то его отец страстно жаждал заполучить этот титул. И все же способен ли отец в погоне за титулом причинить зло Роберту? Такая вероятность существовала. Девлен не мог сбросить ее со счетов, поэтому и прибыл сюда, хотя куда охотнее предпочел бы присутствовать при спуске на воду своего нового судна. Пожалуй, он даже согласился бы сопровождать Фелисию в Париж, лишь бы не оставаться с человеком, которого привык называть отцом. Даже теперь он считал его чужим.

– Как ты можешь думать обо мне такое, сын мой?

– Вы обращаетесь ко мне так, когда хотите обезоружить меня или привести в замешательство других, отец.

В довольной улыбке Камерона мелькнула издевка.

– Что ж, о тебе я могу сказать то же самое. Я часто думал, что мы могли бы отбросить условности и просто звать друг друга по имени.

– Хотите услышать, как я стал бы называть вас?

Камерон рассмеялся.

– Разве я похож на дурака? Уверяю тебя, сын мой, – насмешливо возразил он, намеренно выделяя слово «сын», – если бы я захотел причинить зло мальчишке, его бы уже не было в живых. И некому было бы пожаловаться.

– Ни одного свидетеля? Лишь испуганный маленький мальчик, который настойчиво шлет мне записки?

– И как ему это только удается? Вот почему ты явился сюда так скоро после предыдущего визита?

– Какое это имеет значение? Я здесь. Как вы объясните самый последний несчастный случай с Робертом, отец?

– Что за тон, Девлен? Ты можешь указывать своим деловым партнерам, но не смей указывать мне.

– Кто-то должен сказать вам правду в лицо. Почему вы не благодарите судьбу за то, что имеете? Зачем сожалеть о том, чего не можете изменить, отец?

– Ты предлагаешь мне не сожалеть о смерти моего брата?

– О существовании вашего племянника.

Если бы отец Девлена мог вскочить и в бешенстве броситься вон из комнаты, он именно так и поступил бы. Прикованный к креслу, он вынужден был неподвижно сидеть за столом, гневно сжимая кулаки и бросая испепеляющие взгляды на сына.

– Не могу поверить, что ты слушаешь россказни истеричного ребенка, – произнес он наконец.

– В самом деле?

Девлен взглянул на свою тарелку. Во всем, что касалось еды, отец, известный своей бережливостью, проявлял поистине королевскую щедрость. На хорошую кухню он не скупился. И все же Девлену совершенно не хотелось есть. Аппетит пропал. Отставив тарелку, Девлен поднес к губам чашку с кофе.

– Я не причинял зла мальчику. Тебе достаточно моего слова?

– Полагаю, в этом случае ваше слово ничего не значит.

– Ты превратился в настоящего циника, сын мой.

Девлен откинулся на спинку стула и окинул отца внимательным взглядом. Что-то не так в Крэннок-Касле. Ребенок по-настоящему испуган и ловко пытается прикрыть свой страх безобразным поведением. Мисс Синклер еще намучается с ним.

– Разве знать своего противника – значит быть циником? Вы имеете обыкновение вольно обращаться с правдой и искажать ее к своей выгоде. Так бывало уже не раз.

– Оказывается, я твой противник? Интересно.

– А как бы вы назвали наши отношения?

Когда Девлен достаточно подрос, он понял, что отцу нет до него никакого дела. Камерон видел в сыне лишь обузу, досадную помеху, источник постоянного раздражения. Отца по-настоящему интересовало только одно – судостроительная империя, которую отдал ему в управление старший брат. Камерон старался изо всех сил доказать брату, что тот не ошибся в выборе. Отец стал жертвой своеобразного психологического парадокса. Он нуждался в одобрении старшего брата, одновременно презирая эту потребность, считая ее проявлением слабости.

– Меня удивило, что вы предложили мисс Синклер место гувернантки. Неудачный выбор. Вряд ли она справится.

– Почему ты так думаешь? Кажется, само Провидение послало ее к нам. Этой женщине нужны деньги, а у меня есть для нее работа.

Девлен не ответил, не желая делиться с отцом своими мыслями. Беатрис Синклер показалась ему слишком хрупкой для Крэннок-Касла. За ее бравадой явно скрывалась затаенная печаль, вызывавшая у Девлена необъяснимое желание защитить ее. Ну разве не странно, что в голову лезут подобные глупости?

Оставив завтрак нетронутым, Девлен поднялся из-за стола. Он покинул комнату, не обращая внимания на загадочную улыбку, мелькнувшую на губах отца. Существовали вещи, о которых Девлен не желал ничего знать.

Последние несколько недель Беатрис так страдала от голода и страха, что внезапное чудесное избавление буквально опьянило ее. За едой она принялась мурлыкать веселую мелодию себе под нос, и устроившаяся на подоконнике любопытная птичка стала невольной свидетельницей ее чудачества.

– Здравствуй, птичка. Ты прилетела попросить немного крошек?

Птичка разразилась короткой трелью и упорхнула. Должно быть, она осталась недовольна, потому что крошками с ней так и не поделились.

Тихий стук в дверь заставил Беатрис вздрогнуть от неожиданности. Она вскочила, плотнее запахнула на груди чужое домашнее платье, подошла к двери и осторожно приоткрыла ее.

– Мадемуазель? Это я, Гастон, – приветствовал ее вчерашний великан по-французски с парижским выговором. В мясистой ручище он сжимал ее старенькое платье. – Вот, горничная выгладила его для вас.

Беатрис взяла в руки платье. Служанка поработала не только утюгом, но и иголкой с ниткой, заштопав разорванное кружено на вороте и пришив оторванную пуговицу.

– Спасибо, Гастон.

– К вашим услугам, мадемуазель. Когда вы соберетесь отправиться за своими вещами, я буду готов вас сопровождать.

– Благодарю вас.

– Вам достаточно дернуть за шнур звонка рядом с кроватью, мадемуазель. Или я могу подождать вас здесь, за дверью, если хотите.

– Я еще не закончила завтракать.

– Тогда я буду ждать, когда вы позвоните.

Беатрис закрыла дверь, чувствуя себя немного смущенной. До сих пор она еще никого не заставляла ждать.

Покончив с завтраком, девушка оделась и разгладила руками платье. Служанка великолепно выгладила его. Шерсть на ощупь казалась почти новой, от нее исходил едва уловимый запах лаванды. Этот пустяк так растрогал Беатрис, что на глазах у нее показались слезы.

Одевшись, Беатрис взяла с серебряной подставки щетку для волос и пригладила подстриженные черные локоны. Она тоже перенесла холеру, отнявшую жизнь у ее родителей. Ей пришлось пройти через все унижения, которым подвергались заболевшие. Ее напоили слабительным и насильно остригли, сопротивляться она не могла.

Беатрис посмотрелась в квадратное зеркало, оправленное в золото, и увидела, что выглядит намного старше своих лет. В ее глазах появилось новое незнакомое выражение – глубокая печаль. Беатрис попробовала изобразить улыбку перед зеркалом, но не вышло.

Эпидемия, охватившая Килбридден-Виллидж, унесла жизни многих, не обойдя стороной ни один дом. Некоторым семьям пришлось пережить двойную потерю. Родители Беатрис умерли через три дня после того, как болезнь поразила свою первую жертву. Горе обрушилось на их семью так стремительно, что девушка еще не успела прийти в себя от потрясения.

Ее родители ушли из жизни, их смерть разрушила все мечты и надежды Беатрис, которыми она жила.

Нашлись и те, кто принялся судачить, что девушка сама виновата в своих несчастьях, что слишком разборчива. Беатрис действительно могла бы иметь собственный дом и семью.

Она получила предложение руки и сердца, но совсем не от того человека, от которого ожидала.

Джереми Маклауда, красивого молодого человека из их деревни, она знала еще двенадцатилетним мальчишкой. Дети взрослели. Их дружба сменилась сначала неловким интересом друг к другу, а затем и взаимным увлечением. Добрый и мягкий от природы, Джереми обладал легким и веселым нравом. Его переполняли радужные надежды. Он строил честолюбивые планы, собираясь привести в порядок унаследованную от отца мельницу. Но был у Джереми и один недостаток – он привык во всем подчиняться воле своей матушки. Эта женщина потеряла двоих детей и души не чаяла в Джереми, единственном оставшемся ребенке. Как тигрица, она готова была защищать своего детеныша до последнего вздоха, и сын принимал ее обожание и заботу безоговорочно.

После смерти родителей Беатрис ждала, что Джереми придет к ней в дом и в своей обычной серьезной манере примется объяснять, почему им следует пожениться. Но Джереми так и не пришел, словно она по-прежнему была заразной. Конечно, он боялся подхватить ужасную болезнь.

Но совершенно неожиданно ей сделал предложение молодой священник, занявший место преподобного Мэтью Хэнсона. К тому времени они всего три дня как познакомились.