Сильвия Дэй

Неодолимая страсть

Глава 1

Лондон, 1780 год


За ней следил человек в белой маске.

Амелия Бенбридж не знала, как долго он, стараясь оставаться незамеченным, следовал за ней.

Она осторожно пробиралась вдоль стен танцевального зала Лэнгстонов, следя за его движениями и с притворным интересом разглядывая все, что окружало, – это позволяло ей не терять его из поля зрения.

От каждого брошенного украдкой взгляда у нее перехватывало дыхание.

В такой толпе другая женщина, вероятно, не заметила бы этого проявляемого к ней жадного интереса. На маскараде столько людей, звуков и запахов. Голова кружилась от калейдоскопа мелькающих тканей и пенящихся кружев… от множества голосов, пытающихся перекричать усердно играющий оркестр… от смешавшихся ароматов различных духов и тающего в массивных канделябрах воска…

Но Амелия не была похожа на других женщин. Свои первые шестнадцать лет она прожила под строгим надзором, за каждым ее движением пристально следили. Ощущение, что с тебя не спускают глаз, было ей знакомо. И она не могла спутать это ощущение с чем-то иным.

Но ни один мужчина еще никогда не смотрел на нее так пристально, так… настойчиво.

А он, несмотря на разделявшее их расстояние и полускрытое маской лицо, был очень настойчив. Впрочем, он тоже привлек ее внимание. Высокого роста, хорошо сложен, одежда дорогого покроя плотно облегала его мускулистые бедра и широкие плечи.

Амелия дошла до угла и повернулась так, что он мог видеть только ее профиль. Она поднесла к лицу свою полумаску, и привязанные к палочке яркие ленты упали на плечо. Делая вид, что наблюдает за танцующими, Амелия на самом деле смотрела на него, определяя, что это за человек. Пожалуй, это вполне справедливо. Если ему можно беспрепятственно разглядывать ее, то и ей можно было делать то же самое.

Он был облачен во все черное, с черным костюмом контрастировали лишь белоснежные чулки, шейный платок и рубашка. И еще маска. Так просто. Никаких украшений или перьев. На голове черная атласная лента. В то время как другие джентльмены, присутствующие на балу, блистали разнообразием красок, стараясь привлечь внимание к своим маскарадным костюмам, этот человек всем своим суровым видом, казалось, старался оставаться в тени. Оставаться незаметным, но это у него не получалось. Его темные волосы в свете сотен свечей излучали жизненную силу и словно просили Амелию погрузить в них свои пальцы.

И еще его губы.

Амелия судорожно вздохнула, глядя на них. Они были воплощением греха. Высеченные рукой мастера, губы не были ни пухлыми, ни тонкими, они были твердыми. Бесстыдно чувственными на фоне волевого подбородка, скульптурных скул и смуглой кожи. Вероятно, иностранец. Ей оставалось лишь воображать, как выглядит все его лицо. Губительно для женского самообладания.

Но не только его облик заинтриговал ее. Он двигался как хищник, решительно и в то же время соблазняюще, он двигался к цели. Он не передвигался мелкими шажками и не принимал вид скучающего аристократа, что так ценится светским обществом. Он знал, чего хочет, и не утруждал себя притворством.

А сейчас, кажется, он хочет следить за ней. Он смотрел на нее таким пылающим взглядом, что она чувствовала, как этот взгляд пронзает насквозь не-напудренные пряди ее волос и останавливается на голой шее. Чувствовала, как он скользит по ее обнаженным плечам и ниже, по спине. Скользит с жадностью.

Амелия не могла понять, чем она привлекла его внимание. Она знала, что достаточно красива, но не красивее, чем большинство присутствовавших здесь дам. Ее платье, хотя и очень милое, с нижними юбками, отделанными серебряным кружевом и нежными цветами из розовых и зеленых лент, не привлекало особого внимания. И обычно она не интересована тех, кто искал романтических связей, потому что ее длительная дружба со всем известным графом Уэром скоро должна была привести к алтарю. Хотя дело продвигалось очень медленно.

Так чего же хочет от нее этот незнакомец? Почему не подходит к ней?

Амелия повернулась к нему и, опустив маску, посмотрела прямо ему в лицо. Она надеялась, что этот открытый взгляд заставит его длинные ноги решительно шагнуть к ней. Ей хотелось узнать о нем все – как звучит его голос, как пахнет его одеколон.

А больше всего она хотела узнать, что нужно этому незнакомцу. Амелия рано лишилась матери, девочку тайно перевозили с места на место, гувернантки менялись так часто, что к ним не возникало никакой привязанности. Амелию разлучили с сестрой и со всеми, кто мог бы принять участие в ее судьбе. И поэтому она с недоверием относилась ко всему неизвестному. Интерес этого человека был непонятен и требовал объяснения.

Ее смелое поведение неожиданно заставило его тело напрячься. Он, не отрываясь, смотрел на нее блестящими в разрезах маски глазами. Прошли долгие минуты, но Амелия не замечала времени. Гости проходили мимо, на мгновение закрывая незнакомца собой, а затем она снова могла видеть его. Он сжал кулаки и челюсти, а его грудь вздымалась от участившегося дыхания. Но тут кто-то грубо толкнул Амелию в спину.

– Извините меня, мисс Бенбридж.

Вздрогнув от неожиданности, она обернулась и увидела мужчину в парике и камзоле красновато-коричневого цвета. Она торопливо пробормотала, что извиняет его, смогла даже коротко улыбнуться и мгновенно вновь повернулась к человеку в маске.

Но его уже не было.

Амелия растерянно захлопала ресницами. Ушел. Поднявшись на цыпочки, она поискала его в море гостей. Он был высоким, Бог наградил его внушительными широкими плечами, он не носил парик, все это должно было помочь без труда найти его, но она не находила.

Куда он исчез?

– Амелия.

Низкий приятный голос был хорошо ей знаком, и она, рассеянно оглянувшись, заметила своего жениха.

– Да, милорд?

– Что вы ищете? – Граф Уэр передразнил ее, вытянув шею. Любой мужчина выглядел бы при этом смешным, но только не Уэр. Для него было немыслимым появиться где-либо, не доведя до совершенства свои шесть футов роста, от парика на голове до украшенных бриллиантами каблуков бальных туфель. – Надеюсь, вы искали меня?

Смущенно улыбнувшись, Амелия отказалась от своих поисков и взяла графа под руку.

– Я искала призрак.

– Призрак? – Сквозь прорези пестрой маски насмешливо блестели его голубые глаза. Обычно на лице Уэра жили лишь два выражения – отпугивающей скуки или ласковой насмешки. Амелия была единственным человеком, способным вызвать последнее.

– Это был страшный призрак? Или что-то более интересное?

– Не знаю. Он преследовал меня.

– Все мужчины преследуют вас, дорогая, – сказал он, чуть скривив губы. – Хорошо, что всего лишь взглядами.

Амелия с нежным упреком сжала его руку.

– Вы смеетесь надо мной.

– Вовсе нет. – Он надменно приподнял бровь. – Мне часто кажется, что вы погружаетесь в придуманный мир. Мужчин страшно привлекает женщина, которой никто не нужен. Нам хочется проникнуть в ее душу и разделить это чувство.

Амелия не могла не заметить интимность в голосе Уэра. Она взглянула на него из-под ресниц:

– Нехороший вы человек.

Он рассмеялся, и окружавшие их гости стали удивленно оборачиваться. Амелия тоже удивилась. Веселое настроение превратило графа из олицетворения скучного холодного аристократа в волнующе привлекательного мужчину.

Уэр умело повел ее через толпу. Амелия знала его уже шесть лет, они встретились, когда ему было восемнадцать. Она видела, как он превращался в мужчину, видела, как он делал первые шаги, заводя связи с женщинами, и как эти связи с женщинами изменили его, хотя ни одна из любовниц не удерживала его надолго. Они замечали только его внешность и титул маркиза, который он унаследует от отца. Возможно, он так и жил бы с поверхностным интересом к женщинам, если бы не встретил ее. Но они встретились и стали очень близкими друзьями. Теперь короткие связи не доставляли ему большого удовольствия. Он содержал любовниц для удовлетворения физических потребностей, но Амелия оставалась близка ему, ибо удовлетворяла духовные.

Они поженятся, это она знала. Они об этом не говорили, но брак подразумевался. Уэр просто ждал того дня, когда она будет готова перешагнуть через дружеские отношения и лечь в его постель. Она уважала его за это терпение, но не была влюблена в него. Амелия хотела бы влюбиться, она думала об этом каждый день. Но она любила другого, того, кого отняла у нее смерть, и ее сердце хранило ему верность.

– А где сейчас ваши мысли? – спросил Уэр, кивая в ответ на приветствие одного из гостей.

– С вами.

– Ах, как мило, – ласково сказал он, и его глаза потеплели от удовольствия. – Расскажите же, что вы думаете.

– Я думаю, что мне понравится быть вашей женой.

– Это предложение?

– Вряд ли.

– Гм… но мы становимся все ближе, я нахожу в этом утешение.

Она пристально посмотрела на него:

– Вы теряете терпение?

– Я могу подождать.

Ответ был неопределенным, и Амелия свела брови.

– Не беспокойтесь, – опередил ее Уэр, выводя через открытые балконные двери на заполненную гостями террасу. – Если вас устраивают наши нынешние отношения, то меня тоже.

Прохладный вечерний ветерок коснулся кожи, и Амелия глубоко вздохнула.

– Вы не совсем искренни.

Амелия остановилась у мраморной балюстрады и посмотрела ему в лицо. Неподалеку от них прогуливались несколько увлеченных разговором пар, но, несмотря на тень от скрывшейся в облаках луны, кремовые камзол и панталоны Уэра светились как слоновая кость и привлекали внимание.

– Здесь не место обсуждать такие приятные вещи, как наше будущее, – сказал он, снимая маску. Она скрывала профиль, настолько благородный, что своим изображением он мог бы оказать честь монете.

– Это не изменит моих убеждений.

– А вы знаете, почему вы мне так нравитесь. – Он улыбнулся, поддразнивая ее. – Моя жизнь размеренна и упорядочена. Все в идеальном порядке и на своем месте. Я понимаю свою роль и полностью оправдываю ожидания общества.

– За исключением того, что ухаживаете за мной.

– За исключением того, что ухаживаю за вами, – согласился он. Его затянутая в перчатку рука нащупала ее руку и пожала ее. Он встал так, чтобы скрыть это скандальное прикосновение от любопытных глаз. – Вы прекрасная принцесса, спасенная из башни замка отчаянным пиратом. Дочь виконта, повешенного за измену, и сестра настоящей роковой женщины, женщины, которая, как все убеждены, убила двух мужей, а затем вышла замуж за третьего, которого слишком опасно убивать. Вы мое безрассудство, мое заблуждение, мое прегрешение.

Он провел пальцем по ее ладони, и дрожь пробежала по телу Амелии.

– Но я играю другую роль в вашей жизни. Я для вас якорь. Вы держитесь за меня, потому что со мной вам безопасно и удобно. – Поверх ее головы он посмотрел на гостей, находившихся вместе с ними на террасе. Наклонившись к ней ближе, он прошептал: – Но при случае я вспоминаю молодую девушку, так смело потребовавшую поцелуй, и жалею, что не поступил иначе.

– Жалеете?

Уэр кивнул.

– Разве я сильно изменилась с тех пор?

Он резко повернулся и повел ее по ступеням вниз, в сад. Посыпанная гравием дорожка шла вдоль низких тисовых живых изгородей, которые, в свою очередь, огибали ухоженную центральную лужайку и великолепный фонтан.

– Время меняет нас всех, – сказал он. – Но я думаю, что сильнее всего вас изменила смерть вашего дорогого Колина.

Упоминание имени Колина глубоко ранило Амелию, на нее нахлынула неутолимая печаль. Он был ее самым дорогим другом, он завладел ее сердцем. Он был цыганом, племянником конюха, но в ее скрытом от других мирке они были равными. В детстве они вместе играли, а потом оба росли и менялись. Эти перемены волновали их. Возникали новые чувства. Исчезала Невинность.

Колин возмужал, стал молодым человеком, чья экзотическая красота и сила возбуждали в Амелии что-то, к чему она не была готова. Мысли о нем преследовали ее днем, а ночью мучили сны с сорванными украдкой поцелуями. Он был мудрее, понимая, что у дочери пэра и молодого конюха не может быть общего будущего. Он отталкивал ее, притворялся, что не испытывает к ней никаких чувств, он разбивал ее юное сердце.

Но кончилось тем, что он отдал за нее жизнь.

Амелия судорожно вздохнула. Иногда, прежде чем заснуть, она позволяла себе думать о нем. В эти минуты она раскрывала сердце и давала волю своим воспоминаниям – о тайных поцелуях в лесу, о страстном влечении и пробуждавшихся желаниях. Никогда после этого она не испытывала такую глубину чувств и знала, что никогда не испытает. Ее любовь к Колину была сильнее и глубже обыкновенной детской влюбленности и не покидала ее. Эта любовь уже не была всепоглощающим пламенем, она превратилась в нежность и теплоту. Благодарность за его жертву усиливала восхищение. Тогда, оказавшись между людьми своего отца и агентами королевства, она могла погибнуть, если бы Колин не увез ее. Безрассудное, подогреваемое любовью похищение стоило ему жизни.