— Я свято чту память Роджера. Всякий раз, когда я выигрываю, я делаю это ради Роджера, чтобы хоть как-то возместить то, что он больше никогда не сможет участвовать в гонках, которые так любил. Но я думаю, что ты воспринимала это как предлог делать то, что нравится делать мне.

— Роджер обожал участвовать в гонках, — тихо сказала Вирджиния. — И это не самый плохой способ чтить его память.

— Но на самом деле ты так не думаешь, — с болью в голосе, смешанной с гневом, сказал Гейбриел.

— Я поняла, что его смерть измучила тебя гораздо больше, чем я себе представляла. — Теперь ей было понятно, что страдали не только она и Поппи. — Прошло семь лет, Гейбриел. Пора уже забыть об этом. Но прежде чем ты сможешь сделать это, прежде чем это сможем сделать мы все, ты должен сказать мне правду.

Гейбриел замер.

— Я слышала версию случившегося от Поппи, — Вирджиния собрала все свое мужество, — до меня доходили самые разные слухи, но я ни разу не слышала правду от тебя. Почему бы тебе не рассказать, что произошло в ту ночь, когда вы заключили пари, и в день смерти Роджера?

Его взгляд стал унылым и безнадежным.

Вирджинии хотелось выдернуть его из этого состояния, но это было невозможно.

Этот Гейбриел, который стоял сейчас перед ней с равнодушным видом, был Ангелом Смерти. И она не позволит ему запугать себя.

— Скажи мне правду. Кто бросил вызов: ты или Роджер?

— Тебе не нужна правда, — глухо сказал Гейбриел. — Просто ты ищешь повод отказаться от моих ухаживаний.

— Повод мне нужен не для этого. Мне нужен повод, чтобы принять твои ухаживания.

— У меня нет того ответа, который сделает тебя счастливой, — сощурил глаза Гейбриел. — Если скажу, что вызов бросил я, ты будешь сердиться на меня. Если скажу, что это сделал твой брат, ты станешь сердиться на него и обижаться на меня за то, что я разрушил его безупречный образ.

— Это неверно, — спокойно возразила Вирджиния.

— В душе ты знаешь, что это так. Я не могу выиграть. — Гейбриел приблизился к ней и понизил голос. — Если мы хотим, чтобы это ухаживание увенчалось успехом, наш единственный выбор — оставить прошлое позади. Нам надо перестать обсуждать, что произошло в ту ночь, кто был виноват и что можно было бы сделать по-другому.

— Это не единственный наш выбор, — покачала головой Вирджиния.

— Но я приму только его.

— Гейбриел!

— Я не буду говорить о той ночи! — выдавил из себя Гейбриел. — Ни сейчас, ни потом. И если ты не можешь это принять, тогда у меня нет другого выбора, как отказаться от ухаживаний за тобой.

Неделю назад она бы согласилась с этим и попросила прекратить свои ухаживания. Но неделю назад она его еще не знала.

Да, он может быть безрассудным, но он при этом может быть ответственным. Он усердно работал, он органично вписывался в жизнь фермы, когда Поппи поручал ему работу, и ее он заставил думать о будущем. О ее реальном будущем, которое пойдет ей во благо, исключит вмешательство Пирса или расчеты Поппи.

Но самое главное, он понимает ее так, как не понимает никто другой. И хотя разум подсказывает ей, что это еще не повод принимать его ухаживания, сердце влечет ее к нему.

Он доказал, что вовсе не является тем несносным и холодным человеком, каким она его представляла себе раньше. На ферме он работал без устали, не обращая внимания на свои успехи. Он шутил с грумами и добродушно смеялся над придирками Поппи, но теперь Вирджиния понимала, что его веселость в отношениях с окружающими — лишь способ скрыть постоянно терзавшую его затаенную боль в душе.

Она теперь понимала: он чувствует себя несчастным, и это может отравить их дальнейшие отношения.

— Не знаю, смогу ли я принять твой отказ рассказать о той гонке, — сказала Вирджиния. — Я даже не знаю, надо ли.

— Прекрасно. — Гейбриел расправил плечи, словно сопротивляясь порыву ветра. — При сем заявляю, что ты выполнила условия нашего пари. У тебя больше нет необходимости продолжать это.

— Дай мне хотя бы время, чтобы подумать об этом, — сказала ему в спину Вирджиния, когда он собрался покинуть поляну.

— Я не изменю своего решения! — остановившись, отрезал Гейбриел.

Может, не сейчас. Но если бы он доверился ей, если бы пустил ее в свое сердце…

В свое сердце?

Неужели она хочет этого? Ей нужно сердце Гейбриела?

Если это так, то она сумасшедшая. Его сердце наглухо заперто в прошлом. Для перемещения его в будущее могут потребоваться гигантские усилия. Это может надорвать ее собственное сердце.

Но возможно, ради шанса заполучить Гейбриела для себя стоит рискнуть. Если бы она могла выдержать, заглянув в его секреты. Но, не зная, что у него за секреты, она не знала, возможно ли это.

— Возвращайся в понедельник, — положила ему руку на плечо Вирджиния, подойдя сзади. — Это даст мне шанс подумать, что я хочу сделать. Хорошо?

Гейбриел посмотрел на ее руку, потом перевел взгляд на ее лицо. В его глазах надежда боролась с осторожностью.

— Ты очень упрямая женщина, — рискнул он сказать.

— Довольно странные слова для человека, который свое собственное упрямство довел до совершенства, — в отместку ответила Вирджиния.

— Верно, — смягчился Гейбриел.

Вирджиния посмотрела на небо.

— Нам лучше вернуться, или Поппи навсегда выгонит тебя с фермы.

Когда Вирджиния собралась уходить, Гейбриел обхватил ее за талию и притянул к себе для пьянящего поцелуя, заслонив своим торсом закат солнца. На мгновение она просто подчинилась Гейбриелу. Так чудесно было снова оказаться в его объятиях, так легко поверить, что его желание близких отношений не выходит за рамки физических.

— Вот, — сказал он, не спуская с Вирджинии горящих глаз, — это должно дать тебе пищу для размышлений, пока ты обдумываешь, принимать ли мои ухаживания.

Потом он неторопливой походкой, как ни в чем не бывало, направился к дороге, как будто и не целовал ее до беспамятства только что.

Господи, помоги ей, у нее куча проблем. Этот мужчина уже так пленил ее, что она не знала, что предпринять. Единственный способ выбраться из этого с целым и невредимым сердцем — укрепить свою оборону. И Вирджиния боялась, что делать это уже слишком поздно.

 

Глава 14


На следующий день ранним утром Гейб покинул Марсбери-Хаус. Лайонс приглашал их с Уитоном остаться на завтрак, но, хотя Гейб знал, что это выглядит невежливо, он отказался. Он не вынес бы еще одну шутку герцога.

Потому что случилось непостижимое. Он проиграл. Он не мог вспомнить, когда в последний раз проигрывал гонку.

И во время гонки он хоть и не сильно, но поранился. Он ехал следом за Уитоном поддеревом, и ветка, которую оттолкнул Уитон, с силой хлестнула его по голове. Рана оказалась неглубокой, но выглядела жутко. Запекшаяся кровь и спутанные волосы. Бабушка и все домашние будут волноваться, если увидят.

Но он не сильно беспокоился по поводу раны. Больше всего его огорчил проигрыш. Он проиграл сто фунтов. Проклятие. Если бы он выиграл, этих денег легко хватило бы заплатить за участие Летящей Джейн в скачках Сент-Леджер.

В его голове звучал голос Вирджинии: «Если, если, если! Слишком много “если”».

Чертовка. Это из-за нее он проиграл гонку. Обычно перед гонкой он погружался в состояние холодного безразличия, которое позволяло ему сосредоточиться на выигрыше, не думая об опасностях. Но сегодня это безразличие покинуло его; его растревожили мысли, бурлившие у него в голове после вчерашней встречи с этой девчонкой.

Он плохо спал, первую половину ночи размышляя о том, что ему надо было оставить идею ухаживать за ней, а вторую половину ночи ему не давало покоя беспокойство в связи с тем, что он якобы поддерживает свою репутацию за счет Роджера.

Он никогда не думал, что на это вот так можно посмотреть. У него никогда не было такого намерения. Но как только она произнесла эти слова, он почувствовал необходимость опровергнуть ее обвинения, и вскоре она уже докопалась до таких вещей, которые он на многие годы похоронил в могиле.

Гейбриел чертыхнулся. Почему она не может оставить смерть Роджера в прошлом? И как, черт возьми, заставить ее прекратить задавать проклятые вопросы?

Он не мог сказать ей то, что она хотела знать. Если даже он намекнет на правду, она не захочет снова иметь с ним дело. Если она ничего не знает, у него есть хоть какой-то шанс победить ее. И ни одного шанса, если она узнает.

И почему он должен выставлять себя напоказ перед ней, перед ее дедом или перед кем бы то ни было? Пусть прошлое останется в прошлом. Так будет лучше для них для всех.

Но что, если он не сможет убедить Вирджинию? Что, если она откажется выйти за него замуж?

Тогда он найдет кого-нибудь еще.

Он даже застонал от досады, пустив лошадь рысью. Ему не нужен кто-то другой. Ему не нужна притворно застенчивая девочка из светского общества, которая прикрывается веером и говорит одно, а думает совсем другое. Ему нужна жизнерадостная натура, которая заботится обо всех с такой расторопностью, что даже самые мрачные души среди ее работников становятся более приятными людьми. Ему нужна женщина, радостные слова которой успокаивают прислугу, ободряют ее дедушку и заставляют его самого страстно стремиться к ней, чтобы опять касаться ее и целовать, заключив в свои объятия, вдыхая ее наслаждение.

Ему следовало признаться себе, что он никак не мог обрести равновесие, потому что хотел ее. Теперь он точно знал, что чувствуют жеребцы, когда слышат запах кобылы в охоте. На прошедшей неделе ей достаточно было только улыбнуться ему, и кровь закипала в его жилах. Мысль о том, что она может отказаться от него…

Нет, он этого не позволит. Он должен заставить ее понять, что о прошлом надо позабыть. Что они могут все начать сначала. Но он не собирается делать это, участвуя в гонках с каждым дураком, бросившим ему вызов.

Гейб нахмурился, когда в памяти всплыли слова Оливера: «Она потеряла своего брата в гонке. И не захочет рисковать, выходя замуж за человека, которого может потерять в такой же гонке, и не важно, пари это или нет».

Да будь оно все проклято. Она беспокоится за него, и достаточно сильно. Но он не может перестать участвовать в гонках, пока Селия не выйдет замуж. Что, если он и его братья и сестры потеряют наследство? Ему нужны деньги, и он не знает другого способа заработать их, как на гонках.

Если только он не объединит свои усилия с ее дедушкой. Он мог бы стать тем, кем готовился стать Роджер — правой рукой генерала. Во всяком случае, если он собирается жениться на его внучке…

Гейб вздохнул. В данный момент это событие было под большим вопросом. Более того, он должен отказаться тратить свое время и энергию на создание репутации конному заводу, который потом унаследует Девонмонт. Ему нужен собственный доход. А это требует участия в гонках.

Вирджинии просто придется научиться терпеть это, вот и все.

Гейб доехал до поворота на Илинг и натянул поводья, сдерживая лошадь. Он должен ехать домой. Но тогда придется рассказать семье о том, что он проиграл гонку. И терпеть дурацкие шуточки брата по этому поводу. Потом, у него рана на голове. Он мог бы попытаться проскользнуть в дом и не снимать шляпу, пока не промоет рану. Но его семья всегда появляется в самых неподходящих местах, и его отказ снять шляпу посчитают подозрительным. Сейчас ему меньше всего хотелось слушать вопли женщин, распекающих его за пустяковую царапину на голове. И потом, генерал хотел, чтобы он помог ему доставить на ярмарку годовалых лошадей. Может, еще не слишком поздно перехватить их. Лучше он поможет генералу, чем будет отвечать на вопросы своей семьи насчет гонки. Генерал, возможно, даже не заведет разговора об этом, у него слишком много других забот.

У Вирджинии тоже не будет возможности спросить его, потому что он и генерал будут заняты лошадями. На улице у него не будет причины снимать шляпу, а значит, она не узнает, что он поранился.

И он увидит Вирджинию. Но его желание приехать в Уэверли-Фарм никак не связано с Вирджинией. Это не главное.

Гейб хмыкнул и повернул лошадь в сторону Уэверли-Фарм. Правильно, не главное. Лучше он проявит осторожность. Он начинает терять голову от любви, и так дело не пойдет. Если она догадается об этом, то попытается полностью его контролировать, а потом, он это знает, прикажет ему бросить гонки.

И все же, когда спустя полчаса Гейбриел приблизился к Уэверли-Фарм, он никак не мог успокоить сердце, рвавшееся из груди. Вокруг не было ни души. Ни одного человека в конюшне, даже грумов, и генерала нигде не было видно. Черт, он опоздал.

Но может, он успеет перехватить их по дороге. Кто-нибудь из прислуги должен знать, какой дорогой они отправились на ярмарку.