Я вам похвастаюсь по секрету, он перед самым приездом сюда защитил кандидатскую, что-то там о развитии таежных промыслов — заголовок один на целую страницу. До этого он заместителем директора в Алтайском крае работал, а потом в министерство вызвали, предложили в край, в Привольный. Ну он и умчался. В Москве всего лишь два дня пробыл.

Лену так и подмывало спросить о жене Алексея, но то был бы верх бестактности. Но словоохотливая собеседница сама перешла к тому, что так не терпелось узнать Лене.

— С женой у него не получилось. Они учились вместе, только на разных факультетах. Маша экономический окончила. Красивая, но невозможно капризная.

Никак не хотела на Алтай ехать, пока отец на нее не прикрикнул. Но и там у них жизнь не клеилась. Он в тайге день и ночь, а молодой жене внимание нужно.

Она это внимание сначала в одной теплой постели нашла, потом в другой… Так и проглядел жену мой Алешка. А узнал о ее подвигах — как отрезал. Она, по слухам, уже третьего мужа меняет, разъезжает на «мерседесе». Вот только к бутылке, говорят, стала прикладываться. Мне ее даже жалко немного. Девочка молодая была, горячая. Зря они с Алешкой поженились. А теперь он даже разговоров о женитьбе не допускает. Успехом он у женщин пользуется, как бы не избаловался совсем. А мне так бы хотелось внука понянчить. Видно, недостаточно он Машу любил, раз так легко с ней расстался. Надо, чтобы по-настоящему влюбился. Характером он весь в отца, и если уж женщину полюбит, то на всю жизнь.

— У нас в поселке барышень на выданье хватает.

Не век же ему одному жить. — Лена удивилась, как спокойно она выговорила эти слова. На самом деле ей почему-то совсем не хотелось, чтобы сосед проводил любовные эксперименты с поселковыми девицами.

Убрав со стола грязную посуду, женщины принесли из кухни самовар, вазочки с вареньем и сладостями.

— Знаете, Лена, — Эльвира Андреевна разрезала на части шоколадный торт, — если судить по вашему столу, у вас снабжение даже лучше, чем в Москве, продукты натуральные. Кстати, где вы берете такую прекрасную ветчину?

— У моих хороших приятелей свое хозяйство, вот они этой продукцией меня и снабжают. А вообще в Привольном есть и колбасный, и молочный цеха, так что и вы голодными не останетесь. А овощи, ягоды, грибы собираем своими руками. Ой, я же вас папоротником не угостила. Если его в сухарях пожарить, вкуснее всяких грибов получается.

— Довольно, довольно. — Эльвира Андреевна в шутливом ужасе округлила глаза. — Уже чувствую, что набираю лишние килограммы. Одного не пойму, как вы, Леночка, при таком прекрасном питании и чудесном воздухе умудряетесь оставаться стройной и изящной?

Лена не успела ответить. В дверях появились мужчины. Максим Максимович радостно подсел к горячему самовару.

— Ночи у вас довольно прохладные. А воздух здесь какой, Эльвира Андреевна, не надышишься, а звезды! Лена, ты заметила, какие тут огромные и яркие звезды?

— Папка, за три года я не только заметила, но и пересчитать их все успела. Вы не возражаете, если я настольную лампу зажгу и верхний свет выключу? — обратилась она к гостям. — Тогда можно будет окно открыть, и комаров меньше налетит.

Алексей подошел к магнитофону, вставил кассету.

— Есть предложение, дамы, потанцевать.

— Мужчины присоединяются к нему с великим удовольствием. — Максим Максимович в изящном поклоне склонился перед дамой в голубом, и Лене ничего не оставалось, как принять приглашение Алексея. Грустная итальянка тосковала о несбывшейся любви, они, медленно покачиваясь, двигались по слабо освещенной комнате. Пожилая пара исподтишка наблюдала за молодой.

— Они прекрасно смотрятся, вы не находите? — прошептала женщина на ухо своему партнеру.

— Нахожу, но вам не кажется, что между ними кошка успела пробежать?

— Может быть, может быть. — Она озабоченно посмотрела на сына. — У моего Алексея характер, конечно, не подарок…

— А у моей! — перебил ее Максим Максимыч. — Вся в меня, упрямая, настырная… Сами посудите, три года уже здесь, а там, в Москве, квартира была, отличная работа. Из нее же замечательная журналистка могла получиться, такие данные и вот… Может, судьба, кто знает. — И он закружил партнершу в медленном вальсе.

Лена и Алексей, не подозревая, о чем шепчутся их родители, наоборот, танцевали молча. Она положила руки ему на плечи, он обхватил ее талию. Стараясь сохранить безопасную дистанцию, оба испытывали странное смущение, когда их колени соприкасались, и оба тут же отстранялись друг от друга.

Но потом, словно устав сопротивляться, рука Алексея скользнула по ее спине, поднялась до низкого выреза на платье. Легкое прикосновение его пальцев, погладивших обнаженную кожу, заставило Лену вздрогнуть. Непроизвольно она сделала шаг навстречу и прижалась к его груди. Он наклонился и прикоснулся к ее волосам губами. Лена в волнении сжала его плечи, приникая как можно ближе.

Желание вспыхнуло в ней с огромной силой, но, вспомнив о родителях, она с опаской посмотрела в их сторону. Забыв об их существовании, они облокотились на подоконник, всматриваясь в темноту за окном, и о чем-то весело болтали. Губы Алексея тем временем исследовали ее шею, слегка захватили мочку уха.

— Дети. — Эльвира Андреевна призывно щелкнула пальцами. — Алеша, что-то я устала немного. Вы не будете против, если я вас покину?

Максим Максимыч — джентльмен до мозга костей — отправился ее провожать. Алексей понял, что ему тоже пора уходить, но музыка продолжала звучать, в его объятиях была прекрасная женщина, и они все так же медленно двигались по комнате в такт музыке.

После ухода родителей они на какое-то мгновение растерялись, хотя подсознательно хотели остаться одни.

Лена подняла голову. Рот Алексея скривился в странной, будто замороженной улыбке. Она попробовала отстраниться, но первая же ее попытка провалилась под напором ошеломившего ее чувства: счастья быть в его объятиях. Он все кружил и кружил ее по комнате, а она уже совершенно не понимала, что с ней происходит, полностью доверившись его сильным рукам. И когда она почувствовала его губы на своих губах, то потянулась навстречу всем телом. Ее больше не заботило прошлое. Отныне существовало только настоящее. Ничего, кроме нежности его властных губ, пытавшихся приоткрыть ее рот.

Они все еще продолжали танцевать, губы мужчины прикоснулись к ямочке на ее шее, потом спустились ниже, Лена взъерошила его густые темные волосы, прижалась к плоскому животу. Когда Алексей немного отстранился, чтобы взглянуть на ее помутневшие от страсти глаза, она обхватила его шею руками.

— Не отпускай меня, — прошептала она еле слышно.

— Никогда, — ответил он тоже тихо.

Лена провела ему пальцем по переносице, медленно очертила щеку.

— Как я могла тогда ударить тебя? — сказала она едва слышно, дотрагиваясь губами до того места на щеке, где совсем недавно пылала красная отметина — след от ее пощечины.

Ее ласка, казалось, придала ему новое дыхание.

Они не заметили, что кассета кончилась и тишина дома нарушалась только их сбившимся от волнения дыханием. Его поцелуи стали более долгими и требовательными, а прикосновения рук более настойчивыми. И когда пальцы Алексея мягко и нежно коснулись ее груди, она вся изогнулась и подалась навстречу в приглашающем порыве. Его губы сжали через ткань ее сосок, руки скользнули по бедру вверх, увлекая за собой платье. Лена вдруг поняла, что никогда больше не захочет, чтобы кто-нибудь другой касался ее подобным образом.

Ее пальцы запутались в его волосах.

— Алексей, Алеша, — прошептала она, испытывая желание сказать что-то важное, что она никак не могла до конца еще осознать. Закрыв глаза, она снова почувствовала его губы на своей шее, а руку на внутренней стороне бедра. — Я не хочу, чтобы этот вечер закончился, — произнесла она, поняв, что окончательно потеряла голову от запаха его тела, яростных губ и сильных рук.

Он поднял голову и на мгновение замер.

— Но он и не должен закончиться. Я приду к тебе ночью, когда все заснут. Не запирай двери.

Вместо ответа она опустила руку к застежке джинсов, провела по ней пальцами. Алексей сжал ее руку, словно запрещая продолжать, но Лена ощутила его напряжение не только по застежке, еле сдерживающей мощный напор. Его губы с силой впились в нее. Забыв про осторожность, они застыли на месте.

Но в этот момент стукнула калитка, на крыльце послышались шаги и легкое покашливание.

Через минуту, когда Максим Максимыч вошел в комнату, его дочь и сосед сидели друг против друга и молча пили остывший уже чай. В полумраке, к счастью, не виден был яркий румянец на их щеках, растерянное выражение лиц и лихорадочный блеск глаз.

Алексей стал прощаться, и Лена вышла его проводить. На крыльце он на мгновение прижался к ее губам.

— Лена, что же ты со мной делаешь? Почему ты избегала меня эти дни? Что нам мешает иногда встречаться? — прошептал он.

Лена вздрогнула — опять она, как дурочка, попалась на его удочку. Расслабилась, расчувствовалась, а она для него лишь мимолетное удовольствие.

Вот именно, что «иногда»… Ведь только что Эльвира Андреевна рассказывала, как он жонглирует женщинами… Лена решительно отступила от него на шаг.

— Об этом не может быть и речи! Я вам не девка для развлечений. Пошутили, и хватит!

— Что опять случилось? — удивился и рассердился Алексей. — Мы же договорились, что ночью…

— Ни о чем мы не договорились. Все было давно и не правда. — Она развернулась, чтобы уйти, но он с силой схватил ее за руку.

— Нет, милая, я тебе не позволю играть со мной в подобные игры. Я взрослый мужик, и ты не девочка. Мы хотим друг друга, это очевидно. Так почему не доставить друг другу удовольствие в постели?

Она вырвала руку, с яростью посмотрела ему в глаза и отчеканила, как приговор:

— Для редких постельных встреч, я думаю, другие желающие найдутся, а меня прошу оставить в покое! — и, не попрощавшись, убежала в дом.

Алексей с досады сунул сигарету в рот не тем концом, выплюнул и, скомкав ее в руках, со злостью швырнул в кусты.

Дома Лена постелила отцу на диване в гостиной, заплела волосы в толстую косу, намазала лицо ночным кремом. Ее до сих пор трясло мелкой дрожью от пережитого унижения. Ни за что и никогда она не позволит этому негодяю обращаться с собой подобным образом. Пусть ищет себе девок в другом месте, если уж сильно приспичит.

Отец лежал на диване, просматривая какие-то бумаги. Увидев спустившуюся сверху дочь, весело улыбнулся:

— А знаешь, Лена, мне здесь начинает нравиться. Правда, так и не успели поговорить, но, думаю, у нас еще достаточно для этого будет времени.

— Конечно, папа.

Пожелав ему спокойной ночи, она ушла спать, предварительно проверив все запоры на входной двери.

Глава 10

Поднялась Лена на порожке зари, пробивающейся багрянцем над темными увалами тайги. Отец, живший еще по московскому времени, похрапывал на диване.

Девушка оделась в короткие белые спортивные трусики, широкую длинную футболку и кроссовки. Завязав волосы в хвост, она натянула на лоб широкую эластичную повязку, чтобы волосы и пот не мешали во время бега. За спину повесила большой рюкзак.

Выйдя на крыльцо, Лена окликнула Рогдая. Он вылез из конуры, сладко потянулся, зевнув, показал черную пасть с мощными клыками. Выскочив на тропу, мощными прыжками пес помчался через березовую рощу. Изредка он останавливался, оглядывался, словно приглашал хозяйку порадоваться вместе с ним бодрящему воздуху, ярко-зеленой листве, наступающему новому дню.

Лес еще спал. Стоя по колено в тумане, березы и пихты лениво опустили ветви, на них дремала обильная роса. Где-то внизу глухо и сонно ворчала река, упрятанная в холодное ущелье. Стоял тот глубокий и задумчивый покой, который способен врачевать истерзанные души.

Лена присела на поваленный весенним ураганом ствол гигантского кедра. Вывороченные из земли огромные корни в утреннем сумраке напоминали лапы нелепого сказочного монстра. Рогдай принялся деловито рыться в корнях и спугнул бурундука. Тот, мелодично свистнув, стрелой промчался по стволу. Пес бросился к дереву, но полосатый шельмец был уже недосягаем. Шум всколыхнул тайгу. Тут же отозвалась «лесная милиция» — кедровка. Заверещав, как базарная торговка, крупная пестрая птица снялась с ближайшего дерева и понеслась в глубь тайги, попутно извещая лесных обитателей о приближении собаки и человека. Сердито прикрикнув на лайку, девушка подхватила рюкзак и, свернув с тропы, побежала вверх по горе. Серая полоса курумника — огромного скопления камней, густо покрытых разноцветными лишайниками и мхом, — широко опоясала подходы к вершинному лесу. Передвигаться по камням можно только прыжками, рискуя поскользнуться. Но зато выше есть прекрасные поляны с молодой сочной черемшой. Салатом из нее она хотела вечером угостить отца.

Лес тем временем оживал с каждой минутой. На вершине высоченной пихты запел зяблик. Его песенка коротка, нетороплива и мила, как переливы горного ручья. Зачирикал, поспешая, поползень, в стороне зазвучала веселая нотка разукрашенного щегла, потом в птичий оркестр ворвался барабанный стук дятла, сердито и резко, как расстроенный саксофон, крикнула скандалистка-сойка — и пошло-поехало расчудесное звучание стоголосой птичьей симфонии Вместе с солнечными лучами прилетел в тайгу шаловливый ветерок, зашумел листвой осин у реки, раскачал неловкие туманы. Сильнее загудела проснувшаяся река, над порогами вспыхнула минутная радуга-семицветка и погасла, а по лесному царству уже неслись сотни новых звуков, один прекраснее другого.