Конни Брокуэй - Неотразимая

– Я прекрасно себя чувствую, – возразила она.

– Это правда? – усомнился Томас. Не отрывая взгляда от ее лица, он сделал шаг по направлению к ней. – Ты, правда, здорова?

– Даже если тебе кажется, что я выгляжу не очень хорошо, чувствую я себя вполне удовлетворительно.

– Рад это слышать. Я не мог... мне надо было самому убедиться. Прости меня за вторжение. – Томас наклонил голову.

«Он уходит. Нет, нет, еще нет!»

Прошло две недели, с тех пор как «Звезда Альба» вернула их в Лондон, две недели с тех пор, как наемный экипаж увез ее прочь от этого человека, которого она видела только урывками на протяжении всего обратного плавания.

– Я получила известие от приятеля во Франции, что отец уже возвращается и к концу недели должен быть в Лондоне.

– Да? – спросил Томас.

– Томас, ты должен покинуть Лондон, – проговорила Фиа. – Ведь он возвращается только для того, чтобы сдать тебя властям и позлорадствовать потом.

– Пусть попробует.

– Томас... – Она протянула руки в немой мольбе, но, похоже, жест этот как-то обидел Томаса, потому что он закрыл глаза.

– Я не оставлю тебя здесь одну отвечать за последствия моих необдуманных действий, – произнес Томас.

– Наших действий, – уточнила Фиа. – Ведь я могла остановить тебя в любое мгновение.

– Нет. – Томас покачал головой. – Я бы все равно что-нибудь придумал. Ты была права, Фиа, я просто очень хотел тебя, и это не имело никакого отношения ко всем моим тревогам. Я хотел тебя и нашел бы для себя оправдание. Теперь я это осознаю. Как видишь, Фиа, я далеко не так честен с собой, как ты. – Он стоял неподвижно, как в оковах.

– Не надо, Томас. – Сердце Фиа разрывалось. – Прошу тебя, не волнуйся. Я не буду досаждать тебе.

Томас сделал глубокий вдох и медленно-медленно выдохнул. Пламя свечи колыхнулось, неровные тени задрожали у него на лице.

– Если ты перестанешь утверждать, что бежала со мной по доброй воле, я оставлю тебя в покое... и исчезну.

– Я не могу сделать этого, Томас. Ведь тебя тогда арестуют за похищение... и, возможно, за изнасилование.

– Обещаю тебе, меня не арестуют, – уверенно заявил он. – Клянусь.

– Но ты однажды уже обещал не проливать кровь из-за меня, и ничего из этого не вышло. Да-да, Пип мне все рассказал. Он сказал, что ты серьезно не пострадал. – Эти слова прозвучали как вопрос.

– Совсем не пострадал, – ответил Томас.

– Но это ложь. Я вижу кровь на твоей сорочке. Как я могу верить тебе?

– Не знаю, – растерянно протянул Томас.

Фиа увидела, что причинила ему сильную боль, назвав лжецом. Она вовсе не хотела этого.

– Прекрати эти дуэли, Томас. Умоляю тебя. Это же совершенно бесполезно и бессмысленно. Ты не остановишь ни один язык, все равно слухи не затихнут.

– Не проси меня об этом, Фиа. Мне нечего предложить тебе, но я могу заставить тебя принять мою защиту.

Фиа не могла больше выносить это. Она чувствовала, как самообладание покидает ее. Еще чуть-чуть, и оно разлетится на мелкие кусочки. Томас не должен видеть это, он не вынесет, ему будет слишком больно.

– Прошу тебя, пожалуйста, уходи, – с трудом выдавила она.

– Но, Фиа... – Он сделал еще шаг к ней. Она отвернулась и вытянула руку, жестом приказывая ему уйти, но это не остановило Томаса. Он подошел и нежно провел кончиками пальцев по ее подбородку. – Фиа...

– Нет. – Все уже сказано ранее. Она боялась даже представить себе, как он будет выглядеть, как прозвучит его голос, какое выражение будет у него в глазах, если она не выдержит и уступит дурной наследственности, пойдет по стопам отца.

Однажды она уже стояла на краю этой пропасти. Тогда она хотела сохранить компрометирующие материалы Карра. Она жаждала получить власть, которую давали эти бумаги. Она знала, что ими сможет уничтожить Карра. И даже придумала себе оправдание, чтобы сохранить их, почти убедила себя в том, что побуждения ее крайне благородны, что она хочет таким образом вернуть Брамбл-Хаус Кею и ради этого можно заложить свою душу. Но в следующий раз она может оказаться слабее и переступит черту. Фиа закрыла глаза, горячие слезы жгли веки.

– Уходи, Томас, умоляю тебя.

Томас не отнимал руки от ее лица. Фиа показалось, что она почувствовала легкую дрожь в его пальцах, и прикосновение оборвалось. Она боялась открыть глаза, боялась пошевелиться. Фиа услышала, как открылась и закрылась дверь, и упала без сил на пол. Рыдания сотрясали ее.

Томас спустился по лестнице, лицо его было непроницаемо. Внизу его поджидал Портер. Увидев лицо Томаса, Портер в изумлении замер. Он никогда не видел такого...

Томас накинул на плечи плащ.

До конца своей жизни Портер так и не поймет, что двигало им тогда, но неожиданно для себя он спросил:

– Если леди Фиа захочет... захочет связаться с вами, сэр, куда она может написать?

Томас рассмеялся. От звука его смеха у Портера зашевелились волосы на голове.

– Я буду принимать всю корреспонденцию в Гайд-парке, – произнес он с довольно мрачным видом, – но... – Томас улыбнулся, – не беспокойтесь, это просто шутка. Ваша госпожа вряд ли захочет написать мне.

С этими словами он удалился.

На следующее утро по разным адресам были доставлены пакеты, которые отправили почтой несколькими днями раньше.

Первый пакет пришел по назначению в довольно скромный дом, где проживал банкир, дела которого шли вполне успешно. Когда дворецкий подал ему пакет, банкир удивился, но был рад, что его оторвали от занятия: он складывал колонку цифр, и ему не нравился итог. Придется еще больше урезать расходы на содержание дома. Он не представлял, как сообщит об этом жене, которая в этот момент сидела у окна.

В воздухе уже пахло осенью, и это напомнило банкиру о прошедших годах, особенно об одной осени пятнадцать лет назад. Сейчас он был готов на все, что угодно, чтобы навсегда стереть эти воспоминания из памяти. Но каждый год с наступлением осени он все переживал заново. Той осенью он уступил своей слабости и завел интрижку.

Глядя сейчас на колонки цифр перед собой, он сожалел о том, что сразу не признался во всем жене, но тогда... Сейчас его жена была самым близким другом, самым главным человеком в его жизни. Весь его мир был сосредоточен на ней. Нет, он не станет рисковать ее любовью.

С такими мыслями банкир сломал печать, вскрыл пакет и стал просматривать содержимое. Внутри он обнаружил какое-то очень старое письмо, пожелтевшее и потемневшее настолько, что адрес можно было едва...

Он быстро взглянул на жену и развернул письмо. Он узнал его сразу же, хотя не видел почти пятнадцать лет. Это было то самое письмо, которое он написал той женщине. Письмо, которое она продала потом Карру и которое все эти долгие пятнадцать лет Карр использовал, чтобы шантажировать банкира и получать от него деньги. Банкир нахмурился, заглянул внутрь пакета, нет ли там еще чего-нибудь. Нет, больше ничего. Совершенно ничего.

Он откинулся на спинку стула. Внезапно его охватило чувство свободы, от которого закружилась голова. Дрожащими от волнения руками он медленно разорвал письмо на мелкие-мелкие кусочки.

В уютном модном доме на Беркли-сквер сэр Джеральд Суон разглядывал документ со своей подписью. Документ этот прибыл сегодня утром с почтой. Джеральд уже не надеялся увидеть его вновь, не говоря о том, чтобы держать его в руках.

Он был тогда еще совсем молод, но уже являлся членом парламента. Ему очень хотелось, чтобы его предложения были приняты. И вот тогда с ним встретился один из довольно влиятельных лидеров его партии и предложил поддержку, если Джеральд поставит свою подпись под документом, обеспечивающим очень выгодный контракт для одной компании с весьма сомнительной репутацией. Джеральд согласился. Вскоре разразился скандал. Но поскольку документ с его именем так никогда и не увидел свет, тень скандала не упала на Джеральда в отличие от многих пострадавших тогда членов парламента.

Каким-то непонятным образом Карру удалось раздобыть этот документ. С тех пор Джеральд был вынужден постоянно платить Карру за молчание. И вот непонятным образом он держит в руках тот самый документ со своей подписью. Больше ему не придется выполнять требования Карра.

Когда некоторое время спустя дворецкий, почувствовав запах горящей бумаги, зашел в кабинет Джеральда, он увидел, что его хозяин сидит с блаженной улыбкой на лице и смотрит на небольшую горстку пепла у своих ног.

– Сегодня днем лорд Карр возвращается из Франции, – произнес Джеральд. – Я должен был послать экипаж, чтобы встретить его.

– Да, сэр.

– Я отменяю это распоряжение.

– Следует ли мне послать записку с объяснениями, что ты не в состоянии выполнить просьбу графа?

Суон задумался на мгновение, потом ответил:

– Нет, не нужно никаких объяснений. А если граф о чем-либо спросит, скажите, что меня нет дома. Ни сейчас, никогда после. Для него меня никогда нет дома.

В квартале Мейфэр молодая женщина протянула мужу письмо, написанное семь лет назад. Лицо ее выглядело явно растерянным.

– Что это, Анна?

– Барт, – она протянула ему письмо, – ты знаешь, по-моему, это то самое признание, которое подписала акушерка, что наш сын Реджинальд был рожден до нашей свадьбы.

Барт взял протянутое письмо, внимательно прочел его и аккуратно сложил. Когда он встретился взглядом с женой, в глазах его светилась откровенная радость, смешанная с удивлением.

– Не представляю, почему он вернул его нам сейчас. – Голос жены звучал встревоженно.

Они так долго скрывали от всех, что их первенец рожден вне брака. Барт был тогда еще совсем молодым. Они любили друг друга, и у них родился малыш, но Барту пришлось срочно уехать, поскольку он был военным и не мог не подчиниться приказу. И Анне в связи с этим тоже пришлось уехать.

Как только Барт вернулся, они поженились, но объявить законным своего первенца уже не могли. А ведь именно он был наследником титула отца Анны. Старая акушерка к тому времени уже умерла, но каким-то образом лорд Карр успел заставить ее подписать показания. С тех пор он грозился раскрыть правду, если они откажутся регулярно выплачивать ему часть наследства своего первенца.

– Карру хорошо известно, что мой отец смертельно болен, что ему остались считанные дни, после чего Реджинальд унаследует титул, – тихо прошептала Анна.

– Знаешь, дорогая, – Барт обнял жену, – по-моему, это письмо послано не Карром.

– Но тогда кем же? – спросила она.

– Не знаю, но благодарю этого человека от всего сердца.

В дверях передней небольшого и довольно скудно обставленного дома в Чипсайде, который снимал лорд Танбридж, он принял пакет у почтового курьера и заплатил ему сверх положенного еще дополнительный шиллинг за то, чтобы тот никому не раскрывал, где он находится. Затем Танбридж быстро огляделся по сторонам, убедился, что на улице пусто, закрыл дверь и вернулся в гостиную.

Здесь он открыл пакет и вытряхнул содержимое. Из пакета выпало сложенное и запечатанное письмо, один край которого явно немного обгорел, словно его держали слишком близко к огню. Вместе с письмом на пол выпала записка.

Танбридж поднял ее.

«Лорд Танбридж!

Я не стану читать письмо, которое посылаю вам, но, судя по адресу, оно предназначалось вам. Я никогда не желала причинить вам боль.

Леди Фиа Макфарлен».

Глаза Танбриджа превратились в узкие щелочки. Что это, новая пытка? Он внимательно рассмотрел сложенное письмо. Нет, оно явно незнакомо ему. Он вскрыл его и начал читать. По мере чтения ухмылка и недоверие покидали его лицо. Он испытал потрясение и шок, а затем его охватило полнейшее оцепенение.

Письмо это было написано портовым хирургом около двадцати лет назад. В нем хирург просил прощения, что беспокоит лорда Карра. Из разных источников он слышал, что лорд Карр очень интересуется тем, что произошло с молодой женщиной по имени Нел Бакстер, получившей ножевое ранение в таверне во время потасовки, в которой принимал участие молодой и весьма резвый аристократ по имени Танбридж. «Любезному графу будет приятно узнать, – писал хирург, – что девушка не скончалась в результате полученного ранения. Напротив, я выходил ее и, когда убедился, что она чувствует себя достаточно хорошо, отпустил. Но, к сожалению, на следующей неделе она трагически погибла в результате того, что, когда она шла по улице, ей на голову упала металлическая вывеска. Вот я и подумал, учитывая определенный интерес господина графа к Танбриджу, что он сочтет эти сведения важными и заслуживающими вознаграждения».

Танбридж перечитал письмо пять раз. Когда он, наконец, оторвался от чтения, то обнаружил, что сидит на полу посередине комнаты. Он потратил всю свою жизнь на то, чтобы скрыть преступление, которого никогда не совершал. И, скрывая его, совершил куда более страшные преступления. Он долго качал головой, а потом вдруг начал смеяться и никак не мог остановиться.