— Мой брат был не таким мощным, — откровенно призналась она. — Я часто подглядывала за ним и его приятелями, когда те сравнивали свои достоинства.

Получив ответ на невысказанный вопрос, герцог облегченно прикрыл глаза.

— Ступни у тебя большие.

Он кивнул.

— Но узкие. А ноги и руки волосатые. Насколько я помню, у Джеймса Люсиана волос не было.

— У каждого мужчины есть свои особенности, — объяснил он, — как и у женщины.

— Наверное, ты тоже хочешь меня увидеть, — осенило Аллегру. Последовав его примеру, она откинула покрывало со своей стороны. — Надеюсь, я окажусь не хуже тех женщин, которых ты знал.

— Куда лучше, — заверил он и, наклонившись, лизнул ее сосок.

— О Боже! — снова охнула она. Его прикосновение воспламеняло. Темная голова на фоне ее молочно-белой кожи сводила с ума. Не в силах сдержаться, она зарылась пальцами в его волосы. — О-о-о…

Его губы сомкнулись на ее соске и втянули его в рот.

— «О-о-о» — это хорошо или плохо? — лукаво осведомился он, поднимая голову и пронзая Аллегру взглядом серебристых глаз.

— Хорошо, — прошептала она, краснея и боясь взглянуть на него.

— Ты очень храбрая, Аллегра, — с усмешкой заверил он.

— А ты очень добр.

— У тебя восхитительные грудки, дорогая, они словно маленькие бархатистые персики, спелые и истекающие сладким соком. Я хочу их ласкать. Ты мне позволишь, Аллегра?

— Да, — выдохнула она. — Мне нравятся твои прикосновения.

— Настанет момент, когда я, окончательно опьяненный твоей прелестью, больше не стану спрашивать твоего разрешения, сердце мое. Но ты не должна бояться, я тебя не обижу.

— Но ты войдешь в меня?

— Да.

— Это очень больно? Сирена сказала, что в первый раз будет больно, — призналась Аллегра, хотя щеки ее пылали огнем.

— Сирена права, но я обещаю, что буду нежен и осторожен.

— Х-хорошо, сэр, я готова. Пора избавиться от этой надоевшей невинности, чтобы ты мог насладиться мной. Мне говорили, что мужчины не могут не трахаться!

Теперь настала очередь Куинтона задохнуться от изумления. Ну и ну! Большинство новобрачных на месте Аллегры постеснялись бы слово вымолвить и перепугались бы до полусмерти. Аллегра же довольно быстро пришла в себя и даже…

Ни одна воспитанная дама не посмела бы употребить столь вульгарное слово. Просто у них язык бы не повернулся.

— Верно, — согласился он, — но и женщинам такое занятие тоже по душе. Поверь, они могут быть так же пылки, как и мужчины.

— Неужели? — удивилась Аллегра. — Что же, сэр, пора приниматься за дело. Надеюсь, вы во всеоружии?

На этот раз он не сумел сдержаться и раскатился смехом — Аллегра, Аллегра! Твоя невинность очаровательна, но страсть нельзя покорить чьей-то воле. Начало было прекрасным, но твои вопросы сбили мой настрой. Прошу тебя немного помолчать и позволить мне вести тебя по дороге Эроса к наслаждению. Не могу дождаться, когда овладею тобой.

Он приподнял ее лицо и стал целовать вишневые губы, сначала нежно, потом со все возрастающим пылом. Опрокинув Аллегру на подушки, он пробормотал.

— Ты чересчур разговорчива, кошечка, но сейчас не время для расспросов. Надеюсь, ты согласна со мной в этом?

Он шутя чмокнул ее в кончик носа.

— Но… но… — слабо возразила она, — у меня есть вопросы, сэр.

— На которые ты получишь ответ. В свое время.

Куинтон призывно лизнул мочку ее уха и осторожно подул.

— Мне нравится вкус твоей кожи, Аллегра, — признался он, скользя губами по ее шее к плечу.

— А что делать мне? — взмолилась она.

— Ничего, дорогая, лежи спокойно, следуй своим инстинктам и позволь мне любить тебя. Никто, кроме меня, не касался тебя, радость моя. И никто не коснется. — Его спокойный до сих пор голос внезапно стал почти грубым. — Ты моя, и только моя!

Его слова вызвали у нее дрожь возбуждения. Аллегра напряглась, когда его язык стал лизать напряженную колонну ее горла Он рассыпал поцелуи по ее груди. Маленькие холмики затвердели, соски заныли, но это была приятная боль. Мучительно-приятная. Куинтон сжал ее левую руку, а правой она очень медленно гладила его по спине, пока не спустилась к бедрам и ягодицам. Аллегра в жизни не думала, что отважится на такую дерзость. Она снова подняла руку и провела пальцами по его затылку.

Какой бы робкой ни была ее ласка, она воспламенила Куинтона. Он порывисто подмял жену под себя и снова стал осыпать поцелуями ее упругое нежное тело. Потом сжал ее запястья и поднял обе руки над ее темной головкой. Его язык ворвался в крепость ее рта, лаская и сплетаясь с ее языком. Его плоть была каменно-твердой и настойчиво прижималась к ее бедру.

— Откройся мне, Аллегра, — тихо пробормотал он. — Я хочу тебя, дорогая. Безумно хочу!

Аллегра затрепетала. Сейчас он посвятит ее в тайны Венеры и Эроса!

Она нерешительно развела ноги. Сердце рвалось у нее из груди. Она, кажется, потеряла дар речи!

Большая ладонь легла на ее венерин холмик и слегка сжала его. Куинтон понимал, что девушка со страхом ждет решающего момента, но ему требовалось еще несколько минут.

Он медленно раздвинул розовые лепестки ее плоти и всмотрелся в бутон любви, коралловый и влажный. Она и в самом деле совершенство! Как бы сильно он ни желал отведать ее пьянящий вкус, но сейчас не время для смелых ласк.

Продолжая держать створки раскрытыми, он коснулся крохотной горошины пальцем и стал осторожно потирать ее.

Аллегра тихо вскрикнула и дернулась. На розовой плоти выступили первые жемчужные капли любовной влаги.

— Ты так прекрасна, Аллегра! — едва слышно простонал Куинтон, улыбнувшись, когда она крепко зажмурилась и покраснела. Подавшись вперед, он поцеловал ее, готовясь к нежной атаке на ее невинность. Она ощутила, как кончик копья прижимается к ее самому интимному месту и входит в медленно поддающуюся плоть. Оказавшись в ней, Куинтон прижался к ее губам и одним сильным рывком проник в самую глубину ее естества. Острая боль пронзила ее раскаленным прутом. Аллегра забилась, закричала, из ее глаз хлынули слезы. Она не могла говорить. Не могла дышать. Но боль вдруг ослабела так же внезапно, как и началась, и ушла, оставив лишь легкие отголоски, напоминавшие о себе с каждым энергичным движением Куинтона.

Он выпустил ее руки и прошептал:

— Обними меня, Аллегра!

Она прильнула к мужу. С ней что-то происходит! Боль полностью исчезла. Восхитительная эйфория овладевала ею.

Аллегра тихо застонала, инстинктивно приподнимая бедра и устремляясь ему навстречу.

— О да! — вскрикнула она, уже не сдерживаясь. — Да!

Куинтон улыбнулся ей, хотя ее глаза были закрыты и она никак не могла видеть его улыбку. Маленькая плутовка и в самом деле наслаждается! Явно испытывает восхитительное удовольствие от разделенного желания!

Он вонзился в нее еще глубже и сильнее. Разумеется, девственница не в силах достигнуть пика экстаза в свое первое совокупление, но Аллегра по крайней мере не испытывала ни страха, ни отвращения. Он почти достиг нирваны, когда, к его удивлению, ее тело словно застыло, а затем он ощутил сотрясшую ее дрожь удовлетворения. Не в силах больше сдерживаться, он фонтаном взорвался в горячей молодой плоти.

Аллегра взмыла к звездам. Она никогда не испытывала наслаждения большего, чем то, которое охватило ее сейчас, неуправляемого, восхитительного, неукротимого.

Золотистые искры фейерверком рассыпались за ее сомкнутыми веками. Неужели такое бывает со всеми? Она непременно спросит об этом Куинтона, потому что, если это так, неудивительно, что отец и тетя-мама так счастливы.

Она стонала все громче, чувствуя, что стремительно падает в теплую, уютную тьму.

Аллегра постепенно приходила в себя оттого, что герцог гладил ее длинные волосы.

— Ну вот, дорогая, — мягко сказал он, — худшее позади, и мне кажется, что и я подарил тебе наслаждение, подобное тому, что ты подарила мне.

Он коснулся губами ее лба. Аллегра открыла глаза и взглянула на него.

— О да, Куинтон, — согласилась она. — Это чистая правда. Почему женщины никогда не говорят о подобных чудесах?

— Разве твоя кузина не рассказала тебе о восторгах страсти? — удивился он.

— Шепнула только, что это восхитительно, но, когда я стала допытываться, заявила, что мне следует самой все узнать. Вот я и узнала, Куинтон. — Она теснее прижалась к нему. — Интересно, это делают только раз за ночь или можно и больше?

— Можно больше, — выдавил он, стараясь не рассмеяться.

— А… мы можем? — с явной надеждой поинтересовалась Аллегра.

— Не сегодня, — отказался он, целуя ее вспухшие губы.

— Почему? — рассердилась она, мятежно блеснув глазами. — Мне понравилось, Куинтон.

— Это я вижу, Аллегра, — наставительно заметил он, — но сегодня ты стала женщиной, и, боюсь, рана все еще саднит. Обещаю, что завтра мы снова будем любить друг друга, и послезавтра, и послепослезавтра тоже. Ты поистине восхитительна, и думаю, я сделал ценное приобретение.

— О-о-о, животное! — прошипела она, барабаня по его плечу маленькими кулачками. — Значит, я для тебя — всего лишь вещь?

— Ты моя ослепительная и прекрасная маленькая женушка, — смеясь, заверил он, встал и надел ночную рубашку. Потом нагнулся, поцеловал Аллегру и игриво ущипнул ее розовый сосок. — Доброй ночи, дорогая. Увидимся утром.

— Куинтон! Ты покидаешь меня? — вскричала она.

— Я всегда сплю в своей постели, Аллегра, — объяснил он, перед тем как исчезнуть за дверью.

Если бы он любил ее или она любила его, он наверняка остался бы. Можно держать пари, что Оки и Сирена все ночи проводят вместе.

Однако одиночество позволило Аллегре поразмышлять над тем, что только что произошло. Куинтон был так нежен и заботлив! Ах, если бы она верила в любовь… если бы… то смогла бы полюбить этого человека. Впрочем, кажется, она и в самом деле начинает питать к нему теплые чувства, тем более что у них будут общие дети. Его семя сейчас в ней. Может, она уже забеременела. В один прекрасный день она станет матерью следующего герцога Седжуика. Ее сына. Ее сына-герцога.

Аллегра сама не заметила, как заснула.

А герцог еще долго лежал без сна в холодной постели. Как трудно было ее оставить… но супругам полагается спать порознь.

Откуда Аллегре знать об этом, если она росла без матери?

Но видит Бог, он не хотел уходить от жены, такой горячей и страстной! И это после того, как она была столь разумна и практична. Что бы она сказала, узнав о его любви? Ужаснулась бы?

Он не скажет ей ничего, пока не будет уверен, что она отвечает на его чувства или по крайней мере не посмеется над ними.

Прошло немало времени, прежде чем герцог наконец заснул.


Онор, принесшая госпоже завтрак в постель, заметила у камина тазик с чистой водой и решила позже рассказать ей, зачем он нужен. Она также увидела, что Аллегра лежит нагая, а ее рубашка небрежно сброшена на пол. К тому же бедняжка еще совсем сонная! Во всем виноваты треволнения вчерашнего дня и прошлая ночь. Однако ее госпожа не выглядит несчастной!

— Доброе утро, ваша светлость, — пробормотала горничная.

— Я, пожалуй, останусь в постели, — решила Аллегра, натягивая рубашку.

— Прекрасно, миледи, — кивнула Онор и, поспешив к комоду красного дерева, вынула тонкую кружевную шаль, которую и накинула на плечи хозяйки.

— Герцог уже встал? — осведомилась Аллегра, вгрызаясь в кусочек поджаренного хлеба. Она все еще чувствовала усталость и к тому же успела проголодаться.

— Встал и поехал кататься верхом. Крофт сказал, что, выходя из дома, он насвистывал. И что у него было веселое лицо, — хихикнула Онор.

— Вот как, — обронила Аллегра. Другого ответа горничная не дождалась.

Часов в одиннадцать Крофт открыл дверь элегантно одетым джентльменам.

— Доброе утро, милорды, — приветствовал он тихо с низким поклоном.

— Мы приехали навестить герцога, — объяснил тот, что повыше. — Скажите ему, что здесь Принни и Браммел.

Дворецкий ошеломленно заморгал и снова уставился на гостей. Узнав светловолосого голубоглазого розовощекого джентльмена, портрет которого он видел в лондонской газете, Крофт снова склонился почти до земли и осторожно ответил:

— Его светлость уехал на прогулку, но я немедленно пошлю за ним. Прошу вас, входите и устраивайтесь в гостиной, а я принесу вина.

— Скорее уж плотный завтрак, — мрачно поправил принц. — Проклятая гостиница, куда мы завернули, оказалась настоящим свинарником. Я до смерти боялся прикоснуться к тамошней еде из страха, что меня отравят.

— Его высочество ужасно проголодался, поскольку со вчерашнего дня у нас крошки во рту не было, — с усмешкой объяснил Браммел.

— Перкинс! — почти завопил Крофт. — Немедленно на кухню! Передай кухарке: полный завтрак для его высочества принца Георга и его приятеля. Немедленно! — И, повернувшись к гостям, снова поклонился:

— Позвольте мне проводить вас в столовую, джентльмены.