Впервые Куинтон увидел костюм жены в ночь бала. Он был именно таким, как она говорила, — богатым и элегантным: платье белого полотна с длинной прямой юбкой в складку, простым лифом без рукавов и с высоким воротом, поверх которого лежало великолепное широкое ожерелье из золота, бирюзы и черных агатовых бусин, — Боже! — ахнул он при виде ожерелья. — Оно выглядит настоящей древностью.

— Так оно и есть, — кивнула Аллегра. — Один из клиентов, папы несколько лет назад купил его для меня в Египте. Поэтому я и хотела одеться Клеопатрой, чтобы наконец показаться в нем на людях. Раньше я к нему не прикасалась. Можешь себе представить мое появление прошлой зимой в Лондоне в этом великолепном ожерелье? Кстати, а тебе нравятся серьги к нему?

Она кокетливо тряхнула головой, так что серьги зазвенели.

Герцог Седжуик поразился тому, что жена так небрежно говорит о древности, которая, должно быть, стоит целое состояние.

— Ты прелестна, Аллегра! — вырвалось у него. Она и вправду была ослепительна в длинной до полу накидке из золотой парчи, так выгодно контрастирующей с белым платьем. Ее босые ноги были обуты в позолоченные сандалии, на голове был черный с золотыми блестками парик. Его венчала золотая диадема со священной змеей, сверкавшей рубиновыми глазами.

— А ты — настоящий молодой Цезарь, — вернула она комплимент. — Но я жалею о своем решении позволить тебе обнажить колени, ибо все дамы будут от них без ума. Наверное, следовало бы обрядить тебя в длинную тогу, какие носили древнеримские сенаторы. Постарайтесь не слишком выставлять себя напоказ, Куинтон Хантер! Ни один герцог Седжуик не делал ничего подобного, так что не стоит и начинать!

— Если не ошибаюсь, закон позволяет мужьям бить своих жен при условии, что розга будет не толще пальца, — проворчал он.

— Уж лучше меня отшлепать, Куинтон, — безмятежно отозвалась она, прикусив мочку его уха. — Уверяю, милорд, что я могу быть очень-очень порочной, если меня отшлепать!

— Придется не пускать в дом Юнис и Кэролайн! — притворно возмутился герцог. — Они вбивают тебе в голову непристойные мысли!

— Пора подавать ужин. Гости уже ждут, — весело предложила Аллегра, словно ничего не случилось, и старательно расправила юбки.

К ужину были приглашены виконт Пикфорд, граф Астон и лорд Уолворт с женами. Граф скопировал костюм с портретов своих предков елизаветинской эпохи и буя в черном бархатном камзоле с крахмальными брыжами. Юнис выбрала черное с золотом платье того же периода, с великолепными бриллиантовыми украшениями. Лорд Уолворт изображал индийского принца в алых шелках и золотой парче, с тюрбаном, в который были воткнуты страусовые перья, сколотые большой черной жемчужиной. Но Кэролайн предпочла нарядиться средневековым шутом в ярком камзоле с красными, голубыми и желтыми полосами. На ее туфлях и рогатой шапке звенели колокольчики. Стройные ноги были затянуты в красно-желтое трико. Все много смеялись при виде виконта Пикфорда в коричневом балахоне, так как он жаловался, что из-за беременности жены ему приходится жить монахом. Сирена краснела и, смеясь, уверяла, что никто не может испечь пирог, не разбив яиц. Сама она была неотразима в голубом с серебром наряде средневековой дамы, который как нельзя лучше скрывал ее беременность.

Они едва успели поужинать, когда начали прибывать гости. Герцог и герцогиня поспешили к двери приветствовать приглашенных. Большинство из них никогда прежде не бывали в Хантерз-Лейре, но те немногие, кто видел дом в прежнем состоянии, не скрывали своего восхищения.

— Просто чудеса! — восклицал дородный джентльмен.

— Деньги могут все, — прошипела его жена, толстая особа с бегающими глазками, которые не упускали ни малейшей подробности.

— Но хорошего вкуса они не заменят, — возразила другая леди, — и, кажется, именно его у герцогини в избытке. Изысканная обстановка, ничего не скажешь!

Герцог с герцогиней открыли бал под звуки менуэта. За ним последовали всеми любимые народные танцы. Те, кто не желал танцевать, удалились в гостиную, где уже были приготовлены карточные столы.

Аллегра зорко следила за тем, чтобы свечи в канделябрах и подсвечниках не дымили, хотя Крофт и без того был начеку и не спускал глаз с лакеев. Он служил в этом доме шестьдесят лет, но никогда не видел столь блестящего собрания, как сегодня. Дворецкий прямо-таки раздувался от гордости. Именно такие приемы подобает устраивать герцогам Седжуикам!

В полночь гости сняли маски, хотя все инкогнито были разгаданы. Двери столовой распахнулись, и присутствующие устремились к длинным столам под белоснежными скатертями, ломившимся под тяжестью блюд. Здесь были два зажаренных на вертеле говяжьих бока, оленина, лососина, форель, устрицы и жареные гуси, индейки, перепела, пироги с куропатками и кроличьим мясом, макароны с сыром чеддер, слоеные пирожки с картофелем, картофель в голландском соусе, зеленый горошек, лук, тушенный в молоке и масле с перцем, печеная морковь и яблоки, салат, сваренный в белом вине. Шесть больших окороков были запечены с медом, тростниковым сахаром и гвоздикой. На блюдах краснели омары, обложенные вареными мидиями. Креветки подавались с горчицей и майонезом. Гости не знали, с чего начать.

Десерт был столь же великолепным. Кухарка испекла дюжину генуэзских тортов, пирожные с лимоном, клубникой и мятой, оладьи с яблоками и грушами. Шесть чаш были наполнены кремом-карамелью. В последний момент слуги принесли лимонное и шоколадное суфле. Не были забыты также тонкие сахарные вафли и графины со сладким портвейном.

— Редко приходится видеть столь роскошное пиршество, — одобрительно заметила леди Билл. — Какая щедрость! Какое гостеприимство!

Эта вдова и весьма влиятельная в графстве особа считалась непререкаемым авторитетом, и ее одобрения ревностно искали молодые хозяйки.

— Для девушки из не слишком знатной семьи герцогиня на удивление хорошо воспитана, у нее прекрасные манеры, — поддакнула графиня Уитли.

— Но Седжуик, разумеется, женился на ее деньгах, — возразила леди Дарсли. — Хантеры — люди непомерной гордости и всегда брали в жены лучших девушек.

— И самых бедных к тому же, — напомнила леди Бесси Билл. — Если верить сплетням, бедняге Седжуику пришлось жить в одной комнате этого дома, потому что в остальные было невозможно войти. Вряд ли в подобных обстоятельствах он мог надеяться на невесту из аристократической семьи. И учтите: пусть герцог и женился на деньгах, но неужели вы не заметили, какие взгляды он бросает на свою красавицу жену?

Как он к ней внимателен? Что бы мне ни говорили, а это брак по любви!

Собеседницы неохотно с ней согласились. Остальные гости продолжали увлеченно есть, пить и злословить.

Сирена покинула бальную залу в начале второго ночи.

— Последнее время я сильно устаю, — объяснила она кузине. — Мне лучше прилечь. Проследи, чтобы Оки вел себя прилично и не напивался.

— Непременно, дорогая, — кивнула Аллегра, целуя ее. — Спокойной ночи.

Праздник продолжался, и хотя Аллегра едва держалась на ногах, она все же оставалась любезной и внимательной хозяйкой. Музыканты играли без устали. Гости танцевали, играли в карты, болтали. К рассвету, когда в столовую подали завтрак, осталось немногим больше пятидесяти приглашенных. Герцогиня прощалась с уезжавшими и благодарила за то, что почтили ее бал своим присутствием. Она удостоилась похвал леди Билл, чем вызвала зависть остальных именитых дам графства. Пусть семья герцогини Седжуик не слишком высоко ценилась в свете, но Аллегра возвысила ее, заняв достойное положение, и заслуживает своего нового титула.

Наконец последние гости откланялись и сереньким холодным ноябрьским утром отправились домой. Герцог проводил жену в ее покои, а их друзья разошлись по спальням. Закрыв дверь, Куинтон обнял Аллегру и стал целовать нежно и сладко.

— Я не мог себе выбрать лучшую герцогиню, — искренне признался он.

— Кажется, я все сделала как надо, — кивнула она, слегка улыбаясь. — Нужно отдать должное и слугам. В жизни не видела, чтобы челядь так слаженно трудилась.

Она вздохнула и прислонилась головой к его груди.

— Я так измучена…

— Онор поможет тебе, родная, — шепнул он и, поцеловав ей руку, ушел к себе.

— Какой успех, миледи! — взволнованно щебетала Онор. — Я все видела сверху! Просидела на ступеньках почти всю ночь.

Такие роскошные костюмы! Такой пир! Я словно побывала на тех балах, о которых мне рассказывала бабушка!

Она сняла с Аллегры накидку из золотой парчи и принялась ее складывать.

— Да, некоторые костюмы были ослепительны, — согласилась Аллегра с улыбкой. — Что ж, Онор, я прошла свое крещение огнем и выжила. Похоже, во мне признали истинную герцогиню Седжуик. Даже старая леди Билл была в восторге.

— Еще бы! — воскликнула преданная Онор, освобождая хозяйку от парика и одежды. — Я знаю, что уже очень поздно, вернее — слишком рано, но все же приготовила вам ванну.

Искупаетесь?

Аллегра кивнула и, нагая, прошла в гардеробную, куда перенесли ее фаянсовую ванну. Ступив в теплую надушенную воду, она блаженно вздохнула:

— О, какое счастье, Онор! Ты просто чудо!

Наскоро вымывшись, она позволила горничной завернуть ее в нагретое полотенце, вытереть и надеть белую батистовую рубашку. Наконец Аллегра смогла лечь в постель и почти мгновенно заснула. Так крепко, что даже не слышала, как вскоре после ухода горничной пришел муж и лег рядом с ней.

Проснулась она в середине дня и увидела, что Куинтон лежит рядом, тихо посапывая. Аллегра повернулась на бок и принялась его изучать. Они женаты менее месяца, и у нее не нашлось времени как следует рассмотреть мужа. Да, он, бесспорно, красив, со своими темными волосами и густыми ресницами, веером лежавшими на щеках. Ничего не скажешь, ничуть не хуже, чем у нее! Брови такие широкие и почти сходятся на переносице. Нос длинный, из тех, что именуют орлиными. А рот!

Аллегра тихо вздохнула. Большой, чувственный, дарящий ей восхитительные поцелуи.

Она едва подавила искушение дотронуться до тяжеловатого волевого подбородка с ямочкой. Поразительно!

И тут… тут она внезапно встретилась глазами со взглядом мужа!

Аллегра растерянно ахнула.

— Ты проснулся, — пробормотала она, гадая, давно ли он за ней наблюдает.

Куинтон лениво улыбнулся.

— Могу я предположить, Что вы одобряете увиденное, мадам? — осведомился он.

— О чем это ты, Куинтон?

— Вы так внимательно меня разглядывали!

Он внезапно уложил ее на спину и крепко сжал запястья.

— Признавайтесь, герцогиня!

— Никогда! — рассмеялась Аллегра, разнеженная его поцелуями, но тут же взвизгнула, почувствовав, как он возбужден. — Куинтон! У нас гости! — упрекнула она.

— Которые, если и проснулись, дорогая герцогиня, занимаются примерно тем же, чем и мы, — ухмыльнулся он.

— Но уже день, — запротестовала она, когда он прижался к ней. — Неужели такое можно вытворять при свете?

Куинтон Хантер разразился смехом.

— Моя милая герцогиня, это можно вытворять в любое время и почти в любом месте.

— Как интересно! — призывно промурлыкала она. — На ковре?

— Да.

— В саду?

— И там.

— В моей ванне?

— Прекрасная идея!

— В любое время?

— И почти в любом месте, — повторил он, целуя ее в ушко.

— А если бы я была одета? — не сдавалась Аллегра.

— Мне доставило бы огромное удовольствие, герцогиня, поднять ваши юбки, чтобы овладеть этим прелестным телом, — шаловливо пробормотал он, на этот раз подув ей в ухо.

— О, сэр, вы так испорченны, — пожурила Аллегра, но ее сердце выстукивало барабанную дробь.

Они лежали, соединившись в чувственном объятии. Его губы скользили по ее губам, шее, лицу, по всему ее телу. Округлые маленькие грудки расплющились о его твердый торс. Мягкие волосы щекотали ее внезапно ставшие невыносимо чувствительными соски. Аромат ее душистой кожи его пьянил. Не в силах совладать с собой, он стал терзать ее поцелуями. Ему и в самом деле хотелось ее съесть! Она так восхитительно свежа и аппетитна!

Его губы ласкали ее живот. Аллегра извивалась под ним, но он крепко держал ее, не давая ускользнуть. Аллегра издавала тихие воркующие звуки, и его плоть сладко заныла, наливаясь желанием поскорее окунуться в ее благоуханное тепло.

Наконец Куинтон Хантер, не в силах больше сдерживаться, накрыл ее тело своим и вонзился в ее податливую плоть.

Аллегра пронзительно вскрикнула:

— О Куинтон! Милый!

Тонкие пальцы судорожно вцепились в его плечи. Длинные ноги сомкнулись у него на спине.

— Да, да, да, — твердила она, как молитву.

Он потерял голову. Все мысли куда-то исчезли. Остались одни ощущения и нескончаемое наслаждение, которое они дарили друг другу. Их бедра ритмично сталкивались. Его руки утонули в темной массе ее волос, удерживая на месте ее голову. Поцелуи воспламеняли жаркое желание, огнем растекавшееся по жилам, пока оба не задохнулись. Но они недаром были единым целым! Не прошло и нескольких минут, как они одновременно достигли экстаза и, едва не потеряв сознания, блаженно обмякли.