Бертрис Смолл - Неотразимая герцогиня

Она улыбнулась мужу и нежно поцеловала его в губы.

— Мы должны усердно трудиться, Куинтон, чтобы родить этих милых крошек. Очень усердно!

Куинтон приподнял ее подбородок и припал к губам.

— В этом, мадам, я с вами абсолютно согласен. Тут от меня возражений не ждите, — прошептал он.

Его рука скользнула под ее плащ, погладила грудь, и Аллегра сладко зажмурилась от удовольствия. Что-то проворковав, она прильнула к мужу, но тут карета остановилась.

— Мы дома, — с сожалением отметил Куинтон.

— Можно продолжить наверху, если милорд пожелает, — игриво предложила Аллегра, маняще облизывая губы.

— Сначала мне нужно написать Дри и Маркусу, но скоро я к тебе приду, сердце мое, — пообещал герцог.

Лакей открыл дверцу экипажа и предложил руку герцогине, которая спустилась на землю и, поспешив в дом, прямиком направилась к лестнице. Войдя к себе, она неожиданно застала Онор в страстных объятиях Хокинса, камердинера герцога. При виде госпожи они отскочили друг от друга как ошпаренные и стыдливо потупились.

— Миледи! — воскликнула Онор, лиф платья которой был измят и перекошен.

— Если вы соблазните мою горничную и она окажется в интересном положении, придется вам сделать из нее честную женщину, — предупредила Аллегра.

— Да, миледи, — нервно пробормотал камердинер.

— Вы к этому готовы? Ни жены, ни милашки в Хантерз-Лейре или поджидающей в тихом лондонском квартале у вас нет? — допытывалась Аллегра. — Онор, ради Бога, поправь платье!

— Ни жены, ни подружки, миледи, — поклялся слуга, переминаясь с ноги на ногу.

— Прекрасно, Хокинс, — одобрила герцогиня. — Идите и помогите своему господину приготовиться ко сну. Он скоро придет.

Она обернулась к Онор, поспешно приводившей в порядок платье.

— Я тоже собираюсь лечь, Онор. Где моя ванна? — осведомилась герцогиня и ушла в свою спальню.

— Фью! — тихо выдохнул Хокинс, как только Аллегра исчезла. — Вот это норов!

— Разве я не предупреждала, что не желаю слышать никаких грубостей в адрес госпожи? — взорвалась Онор.

— Похоже, я нуждаюсь в дополнительных уроках, — подмигнув, объявил камердинер, направляясь к спальне герцога. Онор с улыбкой поспешила услужить госпоже.

— Вы на меня не сердитесь? — краснея, пробормотала она.

— Только будь поосторожнее, — негромко предупредила Аллегра. — На твоем месте я не стала бы так слепо доверять Хокинсу. Ты мне слишком дорога, чтобы позволить ему тебя обидеть.

— Он громче лает, чем кусается, миледи, — объяснила Онор, — и уж я всегда смогу обвести его вокруг пальца. Если он намеревается затащить меня в постель, придется сначала посетить священника. От поцелуев дети не рождаются, уж в этом я уверена!

— Значит, мне не следовало беспокоиться? — засмеялась Аллегра.

— Я очень рада, что вы побеспокоились, — уверила горничная и, встав на колени, сняла с госпожи туфельки. — Господи, миледи, ваши бедные ножки холоднее льда! Может, эти туфли и самые модные, только уж точно не годятся для лондонских мостовых!

— Онор, мне нужна твоя помощь. Знаю, что я не имею права требовать этого от тебя. Если не захочешь, так и скажи.

Мое отношение к тебе не изменится. Помнишь, когда я была маленькой, ты сидела со мной рядом, когда мы с Джеймсом Люсианом занимались? А в один прекрасный день, когда мы писали по-французски, ты заметила ошибку в предложении и меня поправила? Мы еще очень удивились, но именно тогда обнаружили, что ты знаешь язык не хуже нас и можешь прекрасно говорить по-французски.

— Помню, миледи, — кивнула Онор.

— Как по-твоему, ты ничего не забыла? Если попрактиковаться, конечно.

— Не знаю. Нужно попробовать, — с сомнением пробормотал горничная.

— Comment vous appelez-vous, mademoiselle?[8] — спросила Аллегра.

— Je m'appelle mademoiselle Honneur.[9].

— Quel age avez-vous?[10].

— J'ai vingt-quatre ans, madame[11], — с готовностью ответила горничная.

— Ты и вправду помнишь! — вскричала Аллегра.

— Похоже, что так! — поражение протянула Онор.

— В таком случае я сейчас объясню, что мы затеяли, — начала Аллегра. — Видишь ли, племянница леди Беллингем, графиня д'Омон, попала в беду, и мы едем во Францию, чтобы ее спасти. Было бы великолепно, если бы ты согласилась поехать с нами. Все должно выглядеть так, как если бы тамошний комитет безопасности послал людей, чтобы привезти графиню с детьми в Париж, на суд. Ты по-французски хорошо говоришь!

— А другие дамы? — поинтересовалась горничная.

Аллегра кивнула.

— Тогда и я поеду, — решила Онор. — Еще бы, такое приключение! Когда-нибудь я стану рассказывать внукам, как их старая бабка помогла спасти три невинных жизни.

— Благослови тебя Бог, Онор, — искренне пожелала Аллегра. — Только сначала я все расскажу его светлости. И без того я с трудом убедила его взять меня с собой.

— Ах уж эти мужчины! Ни капли здравого смысла! Думаю, именно поэтому Господь создал нас, женщин. Нужно же кому-то указывать им верный путь!

— О да, Онор, — засмеялась Аллегра, — это чистая правда!

Фредерик Беллингем оглядел троих молодых людей, стоявших перед ним.

— Уверены, что хотите отважиться на такое? — допытывался он уже в третий раз. — Знаю, как это опасно, но речь идет о дочери моего брата! Я должен любым способом ее вызволить, но имею ли я право подвергать вас такой опасности?

Сейчас сэр Беллингем, с красными от бессонницы глазами, бледный как смерть, выглядел старше своих шестидесяти двух лет.

— Мы все тщательно обсудили, милорд, и готовы вам помочь. У нас уже есть план, и я не стану обременять вас деталями. Расскажите точнее, где живет ваша племянница? Далеко ли от побережья?

— Деревня Сен-Жан-Батист находится в восьми милях от городка Харфлер, который, как вам известно, расположен прямо на побережье. Племянница с семьей живет в большом сером особняке. Они существуют на доходы от продажи овец и сидра. Живут они очень скромно.

— Идеальное хозяйство, небольшое, но хорошо управляемое. Именно такое может привлечь жадный взор местных властей, — заметил граф Астон. — Беспомощная молодая вдова с детьми. Что она сможет сделать? Боюсь, что, кем бы ни был тип, желающий завладеть ее имением, он настоящий злодей.

— Ваша племянница действительно хочет расстаться со своим домом и землей? Она так и написала, что согласна приехать в Англию? — спросил герцог.

— Она пишет, что поступила необдуманно и сейчас хочет передать поместье доверенному другу, а потом перебраться в Англию и жить там до тех пор, пока во Франции не будет восстановлен порядок. Бедняжка просто не ожидала, что кто-то позарится на ее владения, ибо она не богата и не влиятельна. Простая провинциалка, не более, — со вздохом ответил лорд Беллингем. — Надо быть чудовищем, чтобы преследовать беззащитную женщину и ее детишек! Граф д'Омон был хорошим человеком и сторонником республиканцев.

— Поверьте, немало простых людей погибло в этой революции, — вмешался лорд Уолворт. — Мадам Поль, модистка, что обшивает наших жен, потеряла сестру. Что могла сделать портниха, чтобы ее обезглавили? Вся вина несчастной была в том, что она работала на знатных дам.

— Я дам вам письмо к Анн-Мари, — пообещал лорд Беллингем. — Пусть знает, что вас не следует опасаться.

— Она знает английский? — спросил герцог.

— Понятия не имею. Во время редких встреч мы всегда говорили по-французски. Ее письмо тоже написано на этом языке.

— Что ж, это не помеха, — решил граф.

Герцог кивнул.

— Мы отплываем завтра, лорд Беллингем, — сообщил он. — Дадим о себе знать, когда вернемся.

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Господь благослови всех вас, что бы ни случилось, — пожелал лорд Беллингем.

— Да благословит вас Бог, мальчики мои, — добавила леди Беллингем, до тех пор молча плакавшая.

Экипаж герцога доставил их в «Будлз». Рассевшись в столовой клуба, они заказали обед. «Будлз» славился превосходной кухней, и провинциалы, приезжавшие в столицу, особенно любили туда заезжать.

— Ты сказал, что мы отплываем завтра? — уточнил граф.

— Надеюсь, твоя яхта, как всегда, пришвартована в Брайтоне? — спросил герцог. — Дамы поедут в экипаже, а мы поскачем верхом.

— Ты всерьез хочешь взять с собой женщин? — возмутился Маркус. — Пойми, это не увеселительная прогулка! Чересчур опасно! Больше чем чересчур!

— Тем не менее они едут, — повторил герцог.

— Интересно, почему я должен позволять Кэролайн рисковать жизнью? — недоумевал лорд Уолворт.

Куинтон Хантер постарался все объяснить.

— Ну не умница ли моя Аллегра? — торжествующе спросил он, закончив.

— Будь я проклят, если это не блестящая идея! Более того, думаю, нам все удастся, Куинт.

— Аллегра этим утром потолковала с мадам Поль. Та обещала приготовить дамам к завтрашнему дню подходящую одежду. Подумать только, старушка хотела ехать с нами, — хмыкнул герцог, — но моя жена убедила ее остаться.

Лорд Уолворт вздохнул.

— Если я прикажу Кэролайн даже не думать об этом, она никогда мне не простит. И без того она постоянно говорит только о кузине, которую даже никогда не видела, и о том, как ей помочь! Думаю, ничего не остается, как пригласить французов к себе, если, разумеется, удастся их освободить.

— А что, если графиня не захочет ехать в деревню? — с надеждой вставил граф.

— Да она и так живет в деревне, болван ты этакий, — проворчал лорд Уолворт. — Правда, поскольку она вдова, может, подыскать ей подходящего холостяка и поскорее выдать замуж?

Официант принес обед. Джентльмены принялись за бифштексы и картофельную запеканку. Почтительные слуги старались, чтобы бокалы посетителей не пустовали. К вечеру герцог отвез друзей в Пикфорд-Хаус, а сам вернулся домой.

— Где ее светлость? — осведомился он у дворецкого.

— Наверху, милорд. Отдыхает.

Герцог поспешил наверх и, войдя в покои жены, обнаружил, что в гостиной никого нет. Он перешел в спальню. Аллегра, закутанная в муслиновый пеньюар, крепко спала. Темные локоны разметались по надушенным лавандой подушкам. Куинтон нежно улыбнулся. Проживи он хоть сотню лет, все равно не поймет, как ему посчастливилось найти такую жену. В прошлом году в это самое время он и не подозревал о ее существовании и в своей слепой гордости был убежден, что ни одна женщина в Англии не достойна титула герцогини Седжуик.

Каким же глупцом он был! Но ангел-хранитель ему помог и наставил на путь истинный.

Он осторожно навил на палец мягкую прядь. Аллегра открыла глаза и, увидев склонившегося над ней мужа, порывисто протянула к нему руки.

— Ты вернулся, — сонно пробормотала она.

Куинтон сбросил плащ и лег рядом.

— Все устроено, дорогая. Завтра на рассвете мы отправляемся в Брайтон.

— А оттуда — во Францию, — докончила она. — Где живет графиня?

— Милях в восьми от Харфлера.

— Вероятно, придется идти пешком, чтобы избежать подозрений, — задумчиво протянула Аллегра.

— Пешком?! Восемь миль?! Думаешь, вы выдержите такой путь? Но мы наверняка сможем найти повозку!

— Вероятно, — поразмыслив, согласилась Аллегра, — нам понадобится как можно быстрее убраться из деревни, но что касается ходьбы… видишь ли, простые деревенские девчонки не должны привлекать к себе излишнего внимания. Нужно хорошенько все обдумать.

— Только не сейчас, — попросил он, целуя ее в лоб и жадно лаская грудь. Его большой палец легонько задел ее сосок. Горячие губы впились в ее рот огненным поцелуем.

Аллегра задохнулась. Она всегда теряла голову, стоило ему коснуться ее невероятно чувствительной груди.

— М-м-м… — пробормотала она, отстраняясь. — Немедленно раздевайтесь, милорд! Не желаю, чтобы ваши грязные сапоги испачкали мое покрывало!

Она легонько оттолкнула мужа, и тот со смехом подчинился, принимаясь стаскивать одежду. За сапогами последовали сорочка и галстук, потом чулки, панталоны и подштанники. Аллегра не сводила глаз с мужа. Какие у него восхитительно упругие ягодицы! Руки так и чешутся до них дотронуться.

Герцог повернулся, шагнул к кровати, и она охнула от удовольствия при виде налитой плоти, поднимавшейся из темных завитков.

— Ах ты бесстыдница! — шутливо упрекнул жену Куинтон, заметив ее взгляд.

— Совсем как колонна из слоновой кости, — зачарованно прошептала она, — с голубыми прожилками… Ослепительное зрелище!

— Если французы когда-нибудь уберутся из Италии, — пообещал он, — я обязательно повезу тебя туда полюбоваться шедеврами искусства. Древние часто лепили обнаженную натуру, а ты, я вижу, ценишь подобные вещи.

Он лег рядом, перебирая ее локоны.

— Там есть статуи обнаженных людей? — удивилась она.

— Да, и много, — пробормотал он, развязывая пояс ее пеньюара и раздвигая полы. — Но ни одной, которая была бы красивее тебя, дорогая.