Тереза Медейрос - Неотразимый дикарь

Памела снова оглянулась, чувствуя в зале какое-то движение. Ей показалось, что несколько новых гостей поспешно скользнули мимо лакея и как-то сразу растворились в толпе. Дурные предчувствия не оставляли ее. Памела снова повернулась к герцогу, мысленно молясь, чтобы его речь оказалась краткой. Тогда она успела бы предупредить Коннора о том, что здесь что-то неладно.

Продолжая держать Коннора за руку, герцог заставил его встать рядом с собой, лицом к собравшимся.

— С того дня как мой сын вернулся домой, в Уоррик-Парк, я старался придумать для него достойный подарок. Не стану хвалиться, но вам хорошо известно, что мое состояние настолько велико, что я мог бы положить у его ног многие сокровища мира. Однако, наблюдая за ним и его прелестной невестой в течение последних двух недель, я убедился в том, что мой сын гораздо мудрее, чем был я в его возрасте. Он уже понял, что такое настоящее сокровище.

Памела почувствовала, как к глазам подступили неожиданные слезы, когда герцог многозначительно кивнул в ее сторону. Тут, словно по сигналу, все четверо лакеев подошли к загадочному предмету под бархатной драпировкой.

— Прислушиваясь к своему сердцу, я пришел к решению подарить моему сыну то, что сделает честь не только ему, но будет памятью о его дорогой матери.

Герцог махнул рукой, и лакеи сняли бархатное покрывало. Вздох изумления прокатился по залу. На позолоченной подставке стоял огромный портрет красивой юной женщины. Ее волосы были подняты вверх и уложены изящными завитками. Выразительные серые глаза, пухлые губы, правильный прямой нос. Но особую выразительность и очарование ее лицу придавала ямочка на правой щеке. В глазах читалось некоторое упрямство. Очевидно, с этой женщиной нельзя было не считаться. Памела вздохнула, думая о ее цельной натуре, ее трагической жизни с герцогом и о том, что он слишком поздно оценил достоинства этой женщины.

Судя по слезам, стоявшим в глазах герцога, он, наверное, сейчас думал о том же.

Высвободив свою руку, Коннор шагнул к портрету словно загипнотизированный. В какой-то момент Памела готова была поклясться, что в его глазах тоже блеснули слезы.

— Это моя мать, — глухо произнес он.

Памела бросила на герцога нервный взгляд. Слова Коннора и то, как резко он побледнел, удивили ее.

— Ну конечно, дорогой, это твоя мать, — сказала она осторожно. — Именно поэтому герцог и выставил этот портрет на всеобщее обозрение.

— Нет, ты не понимаешь, — ответил он, едва шевеля губами. — Это действительно моя мать.

Пока она смотрела на него, пытаясь понять, не сошел ли он с ума, он повернулся к ней с горящими глазами. Она невольно отступила назад, но он, не обращая внимания на ее неподдельный испуг, одним движением сорвал с ее шеи медальон, подаренный ему матерью. Открыв медальон, он протянул его ей с мрачным выражением лица.

Памела посмотрела на находившуюся внутри медальона миниатюру. На ней была изображена женщина с простой прической и светящимся от счастья лицом. Сомнений быть не могло — это была та же женщина, что и на большом портрете, только старше, мудрее и… счастливее.

Памела подняла изумленные глаза на Коннора, не в силах поверить в реальность происходящего. Если он действительно сын этой женщины, значит, он настоящий сын герцога, его истинный наследник! Он на самом деле оказался тем, за кого хотел себя выдать! Он был аристократом по крови, а она… так и осталась незаконнорожденной дочерью актрисы.

Памела невольно попятилась. Она была здесь совсем чужой. Да, это она заварила всю эту кашу, но со своей ролью не могла справиться до конца. Ей суждено было всегда оставаться за кулисами, подальше от света рампы и жадных глаз публики.

Коннор озадаченно наблюдал за тем, как она пятилась от него.

Внезапно из галереи раздался пронзительный возглас леди Астрид:

— Немедленно арестуйте этого человека! Он самозванец!

Тут же к Памеле и Коннору бросились со всех сторон неизвестно откуда взявшиеся полицейские.

Герцог сидел в инвалидном кресле за огромным письменным столом в своем кабинете — судья, прокурор и присяжные в одном лице.

Даже констебль, которого Астрид вызвала, чтобы арестовать Коннора и Памелу, не посмел не считаться с его авторитетом, хотя, судя по неодобрительно поджатым тонким губам, ему это совсем не нравилось. Он стоял по стойке «смирно» у дверей, готовый вмешаться в ход событий, как только герцог подаст ему знак.

Все в крови и изрядно побитые, полицейские стояли в коридоре за дверями, разглядывая свои ушибы и считая уцелевшие зубы.

Коннор не сдался без боя. Особенно, после того как увидел, что полицейские заламывают Памеле руки и надевают на нее наручники. Понадобилось не меньше десятка полицейских, чтобы справиться с ним, и если бы один из них не догадался вовремя выхватить у него заряженный пистолет, кого-то непременно вынесли бы из зала ногами вперед.

Коннор и Памела сидели в широких кожаных креслах перед письменным столом герцога, словно пара непослушных детей в ожидании наказания.

Памела растирала запястья, мысленно благодаря герцога за то, что он настоял на том, чтобы с них сняли наручники. Впрочем, если судить по убийственным взглядам, которые Коннор то и дело бросал на констебля, это решение могло оказаться преждевременным.

Памела все еще не могла смотреть на Коннора. В ее сознании никак не укладывался тот факт, что ее разбойник с большой дороги и в самом деле оказался наследником герцогства со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как такое могло случиться? Это было совершенно непостижимо. Чтобы чем-то занять дрожащие руки, она принялась расправлять складки на юбке. Ее элегантное платье было порвано и испачкано за то время, пока полиция на глазах у изумленной публики тащила ее из зала в кабинет.

Подперев рукой подбородок, герцог сурово взглянул на них и процедил сквозь зубы:

— Давайте все по порядку. Вы двое явились в Уоррик-Парк, чтобы обманным путем заполучить герцогский титул и мое состояние. Вы бесстыдно лгали, чтобы завоевать мое доверие и расположение, и хотели лишить моего племянника его законных прав.

— В общем, и целом так оно и есть, — согласился Коннор без тени раскаяния, откинувшись на спинку кресла и скрестив на груди могучие руки.

Герцог направил на него пронзительный взгляд.

— И теперь, когда вас поймали, так сказать, с поличным, вы вдруг волшебным образом обнаружили, что и вправду являетесь теми, кем все это время притворялись, то есть вы и есть Перси Эмброуз Бартоломью Реджинальд Сесил Смит, маркиз Эддивистл, будущий герцог Уоррик.

Коннор поморщился, словно от зубной боли.

— Ну, какой человек в здравом уме станет называть своего первенца именем Перси!

Герцог посуровел.

— Так звали моего отца. Да будет вам известно, это славное имя многие поколения существует в Северной Англии. Его носили многие аристократы, громившие шотландцев…

Тут он замолчал, заметив жесткое выражение лица Коннора. Тот выпрямился в кресле и сказал резко:

— Я не рад всему этому так же, как вы. Если женщина на портрете — моя мать, то вы… негодяй, разбивший ей сердце!

— Я никогда этого не отрицал, сынок, — перешел на шепот герцог.

— Не смейте называть меня сыном! У вас нет на это права!

— Ну, это мы еще посмотрим, — спокойно отреагировал герцог и, повернувшись к Памеле, продолжил бесстрастным голосом: — Мисс Дарби, кажется, вы имеете веское доказательство в пользу того, что ваш с Коннором арест и последующая казнь не состоятся. Что же это на сей раз? Письмо от самого короля, свидетельствующее о благородном происхождении этого молодого человека?

Памела сунула руку за корсет. Ей было нелегко сохранить медальон, когда ее схватили, но, она сумела зажать его в кулаке, помня о том, что сказала Коннору его мать, перед тем как подарить сыну медальон.

Медленно поднявшись, она подошла к столу. Герцог выжидающе протянул руку, но Памела не могла решиться отдать ему медальон, потому что после этого уже возврата не будет.

И все же она отдала герцогу медальон.

— Полагаю, это и есть то самое безусловное и безоговорочное доказательство того, что этот человек — ваш настоящий сын.

Потом она снова вернулась на место, не смея взглянуть на Коннора.

Руки герцога дрожали так сильно, что ему удалось открыть медальон только с третьего раза. Несколько минут он молча смотрел на миниатюру, выражение его лица при этом нисколько не изменилось. Но когда он поднял взгляд на Коннора, в его глазах сверкал злобный огонь.

— Где ты это взял?

— Мне дала его моя мать незадолго до смерти. Когда в нашей деревне была ярмарка, мой отец заказал этот портрет у одного бродячего художника.

— Значит, она не умерла по дороге в Шотландию? Коннор покачал головой:

— Нет, она умерла, когда мне было уже пятнадцать.

— Этого не может быть! Как это могло произойти? — недоверчиво спросил герцог.

— А я откуда знаю? — огрызнулся Коннор, невольно повышая голос. — Наверное, мой отец подобрал ее больную с ребенком. У него было доброе сердце, и он всегда помогал несчастным. Могу сказать только, что женщина на портрете — это моя мать и его жена.

— Она была моей женой! — взревел герцог, ударив по столу кулаком. — У него не было на нее никаких прав!

— Очевидно, и вы потеряли эти права, — сухо парировал Коннор.

Герцог молча отвернулся. Упавшие на лоб волосы скрыли его лицо.

— Значит, ты явился сюда, — глухо заговорил он после паузы, — чтобы выманить у старого дурака наследство, но, как выяснилось, ты и есть мой настоящий наследник.

— Да, так оно и было, — признался Коннор. Констебль не выдержал и шагнул вперед, держа шляпу в руке.

— Ваша светлость, вы уже достаточно натерпелись от этой парочки. Позвольте мне арестовать их, пока вы не примете решения относительно…

Герцог поднял руку, и констебль покорно прервался на полуслове. Плечи герцога затряслись, из горла доносились странные сдавленные звуки, словно у него начался очередной приступ удушающего кашля. Но когда герцог повернулся, наконец, лицом ко всем, Памела поняла, что он заходился от смеха, а не от кашля. По его впалым щекам текли слезы. С трудом, переведя дух, он ткнул пальцем в Коннора и, задыхаясь, произнес:

— Вот это да! Теперь у меня нет никаких сомнений в том, что ты мой сын. Но как ты влип! Держу пари, ты и представить себе не мог, в какую семейку попадешь!

Если я твой отец, то Астрид твоя тетка, а Криспин самый настоящий…

— …кузен, — со стоном произнес Коннор, роняя голову на руки.

— Ваша светлость, — не выдержал констебль, — неужели вы поверили в это вранье?

Он вытащил из кармана объявление с изображением разбойника и поднес его герцогу.

— Как насчет этого документа? Он доказывает, что этот человек виновен в целом ряде преступлений!

Взяв протянутое ему объявление, герцог с любопытством взглянул на него.

— Этот так называемый документ ничего не доказывает. Есть, конечно, некоторое сходство, но на объявлении изображен мужчина в маске, так что это может быть кто угодно.

Решительно скомкав объявление, герцог швырнул его в камин.

— Но… но… — не сразу смог заговорить констебль, — а как же насчет этой женщины? Уж ее-то я просто обязан арестовать! Она самая настоящая мошенница!

При этих словах Коннор сразу напрягся и хотел, было встать с кресла, но герцог жестом приказал ему оставаться на месте, а потом поманил к себе Памелу.

Она нехотя встала, подошла к письменному столу, словно нерадивая школьница, и сложила перед собой руки.

— Что скажешь в свое оправдание, детка?

Она подняла голову, и смело посмотрела ему в глаза, как это было в самый первый день их появления в особняке.

— Мы были не совсем честны с вами, ваша светлость, — смело сказала она. — Но я явилась сюда не за вашим богатством, а чтобы найти убийцу моей матери. У меня есть веские основания полагать, что пожар, в котором погибла моя мать, не был случайным. Кто-то из вашего окружения совершил поджог, чтобы уничтожить письмо герцогини. Этот некто был заинтересован в том, чтобы настоящий наследник никогда не был найден.

Улыбка сползла с лица герцога, он не на шутку встревожился.

— Это я уговорила Коннора, то есть его светлость, помочь мне, взывая к его благородству, — сказала Памела.

— Она лжет! — вскочил на ноги Коннор. — Она призывала меня отомстить англичанам. Она ни в чем не виновата. Я пошел на это, желая отомстить и ради денег.

Герцог окинул девушку проницательным взглядом.

— Ну, предположим, что так. Вы, мисс Дарби, умная и находчивая девушка. Вы мне понравились, как только я вас увидел. Вы свободны.