— Почему, — спрашивала она себя страдальчески, — почему я не могла вести себя как леди, а не как ребенок?

Она вновь спрятала лицо в подушку, сгорая от стыда за содеянное. Она говорила себе, что должна простить лорду Мельбурну его гнев, но он целовал ее — а этого она никогда не сможет ему простить.

— Он неразборчив в средствах, когда дело касается женщин, — говорила она самой себе.

Вспомнила тихий голос Джессики, рассказывающей ей, как она боролась с ним, пока у нее не иссякли силы и она не смогла больше противостоять ему.

Позже она боролась с собственным сердцем, чтобы не влюбиться в него, но не смогла совладать со своими чувствами.

Кларинда вспомнила тот ужас, который охватил ее, когда Джессика Тэнсли рассказала ей свою историю.

Кларинде в то время было пятнадцать лет, Джессике незадолго до этого исполнилось семнадцать, она выступала дебютанткой в светском обществе и уже была представлена их величествам.

Джессика была хорошенькой девушкой, с темными волосами, изогнутыми бровями и слегка раскосыми темными глазами. Но так как она выросла в деревне, то подружкой ее стала Кларинда, и Джессика хвасталась ей своими многочисленными победами, рассказывая истории о высшем обществе, о светских раутах, маскарадах, ассамблеях и балах — о том мире, где джентльмены подстерегают хорошеньких женщин, будто дичь, за которой они охотятся. Кларинда слушала ее с широко раскрытыми глазами.

Однажды Джессика рассказала ей, как она встретила лорда Мельбурна и что он вызвал у нее восхищение помимо ее собственной воли.

— После этого я влюбилась, — сказала она со слезами на глазах. — Я не могла с этим ничего поделать!

Я бросилась к его ногам и умоляла жениться на мне, но он только рассмеялся. Да, он смеялся, Кларинда, а я лежала, с разбитым сердцем и покинутая, и лишь мои длинные волосы, спадающие с плеч, прикрывали мою наготу.

Кларинда чувствовала, что в этот самый драматический Момент исповеди Джессика позволяла себе поэтическую вольность, потому что ее волосы никогда не дорастали ниже плеч. Но, несмотря на это, история о жестокости лорда Мельбурна так ее потрясла, что возникла стойкая ненависть к мужчине, который обошелся с молодой и невинной девушкой столь безжалостным образом.

— Я отдала ему мое тело, мое сердце, мою душу, — рыдала Джессика. — Но я не могла ничего с собой поделать.

— Но кто-нибудь из женщин отказывал ему? — спросила она Джессику.

— Ни одна, — ответила та, — потому что ему невозможно противостоять. Именно поэтому его прозвали в Лондоне Неотразимым, ведь он, Кларинда, действительно неотразим. Бедные слабые женщины не могут устоять перед его магнетизмом, и над любой из них он обретает неоспоримую власть.

Джессика покинула Прайори и уехала в Лондон, чтобы вновь отдаться развлечениям и веселью, а Кларинда осталась в деревне и думала о том, как она будет себя вести, если, к своему несчастью, повстречает лорда Мельбурна.

Она никак не должна реагировать на него — говорила она самой себе. Мужчине, целующему женщину, нелегко будет ощутить ледяной айсберг в своих руках. Речь, заготовленная для него, была наполнена презрением, и Кларинда повторяла ее снова и снова, пока не выучила наизусть.

Теперь она признавалась самой себе, что произнесла ее блестяще, за исключением концовки, когда вышла из себя и вспыхнула от гнева. Возможно, это произошло потому, что так непредсказуемо и невероятно изумила ее нежность его поцелуев.

В своих предположениях о его возможном поведении она никак не допускала, что он может быть разгневан. Он крепко держал ее в своих объятиях, но не собирался заниматься с ней любовью, как с Джессикой.

Та боролась с его непреодолимой страстью, но никак не с гневом.

Кларинда вспомнила, как грубо он ее тряс. Она подумала, что завтра, наверное, на ее плечах появятся синяки.

Сейчас ей хотелось бы знать, кто была его гостья и что они с Джулианом сказали друг другу, когда оказались одни. Кларинда почувствовала, что снова покраснела. Как она могла проявить такую бестактность и броситься бежать? Ей хотелось бы знать, как объяснит лорд Мельбурн ее поведение той леди и находятся ли они еще в гостиной или уже покинули дом?

Когда она гадала о том, что произошло дальше, в дверь спальни постучали. Она села на кровати, напряженная и испуганная. Потом поняла, что лорд Мельбурн, если бы захотел войти в комнату, не стал бы стучать так робко.

— Входите! — закричала Кларинда.

Дверь открыл Бейтс, камердинер.

— Его светлость передает вам поклон, — провозгласил он, — и возвращается в Мельбурн. Его светлость просил сообщить вам о том, что он собирается приехать к сэру Родерику сегодня вечером и будет премного вам обязан, если вы пригласите его на обед. Для него будет слишком поздно обедать в Мельбурне после того, как он вернется от сэра Родерика.

Кларинда на секунду ошеломленно смотрела на Бейтса. Как мог лорд Мельбурн позволить себе напроситься в гости в Прайори после того, как он себя вел!

Но, слегка вздернув подбородок, она сказала себе, что не боится его.

— Хорошо, Бейтс, — сказала она. — Прикажи повару приготовить обед для услады его светлости.

— Слушаюсь, мисс Кларинда, — ответил Бейтс, но затем, с некоторым колебанием, спросил:

— Полагаю, я должен сообщить вам, мисс, что кучер леди Ромины Рамси сказал мне, что ее светлость примчалась в Мельбурн потому, что мистер Николас услышал о помолвке его светлости. И он стал бушевать, словно его обожгли огнем, как сказала горничная ее светлости.

Кларинда слегка вскрикнула.

— О, Бейтс, я надеюсь, мистер Николас не приедет сюда, чтобы расстраивать сэра Родерика.

— Надеюсь, нет, мисс, — ответил Бейтс, прежде чем закрыть за собой дверь.

Когда он ушел, Кларинда подумала о Николасе, и в глазах ее появился страх. Николас в этот момент «бушует, словно его обожгли огнем», так как узнал, что его лишили наследства и что она, Кларинда, станет владелицей Прайори.

При мысли о Николасе тело охватила дрожь. Она ненавидела лорда Мельбурна, но ее чувства к Николасу были совсем иного рода. Недоверие к нему омрачало ей жизнь с тех пор, как она впервые увидела его.

Оно появилось еще в те дни, когда она впервые приехала в Прайори после смерти ее отца и матери, погибших в дорожной катастрофе. Двухколесный экипаж, которым управлял Лоуренс Верной, столкнулся с почтовой каретой, и более легкая повозка не устояла — она покатилась по крутому склону и упала в каменистое русло горного потока. Когда подоспели спасатели, Лоуренс Верной и его жена были уже мертвы.

Сэр Родерик Верной приехал к ним в дом и увез Кларинду в Прайори. Он был добрый человек, и скоро она искренне полюбила его.

Николас был в то время за границей, но, когда он вдруг неожиданно появился в доме — размашистым шагом вошел в гостиную, — она сперва обрадовалась ему, потому что подумала, что этот взрослый и изысканный молодой человек будет ее товарищем. Но вскоре, встречаясь с ним, она стала чувствовать смятение — особенно когда он пристально смотрел на нее и будто ненароком дотрагивался до ее по-девичьи незрелого тела.

Она стала замечать за собой, что начала сторониться его. Избегала его общества и старалась найти оправдание, чтобы не оставаться с ним наедине.

Однажды ночью, после того, как легла уже спать, она услышала, что кто-то открывает дверь ее комнаты. Она подумала, что это экономка или кто-нибудь из женской прислуги. Но в свете свечи, горящей в изголовье кровати, она увидела Николаев, прокрадывающегося в комнату, и по выражению его лица, как наивна она ни была, догадалась, что он замышляет что-то недоброе.

Он все ближе и ближе подходил к ее кровати, блеск его глаз заставил ее пронзительно закричать.

Ее ужас был инстинктивным — но инстинкт подсказал, что над ней нависла опасность.

На ее крик в комнату прибежал сэр Родерик. Она вскочила с кровати и, горько рыдая, бросилась к нему на шею, однако шумные лживые оправдания Николаса не произвели на отца никакого впечатления.

Сэр Родерик уже слышал немало историй о том, как обращался его сын с молодыми женщинами. Он слышал о дочери фермера, у которой теперь родился ребенок, и о других бесчисленных скандалах, которые время от времени достигали его ушей.

Но проникновение Николаев в комнату Кларинды вызвало у сэра Родерика небывалый гнев. И когда Николас после полугодового отсутствия вновь вернулся в Прайори, он уже мало обращал внимания на Кларинду, только время от времени посмеивался над ней, называя «кукушкой в чужом гнезде». Но она была очень осторожна, по возможности старалась не попадаться ему на глаза и никогда не оставалась с ним наедине.

Затем, три месяца назад, он приехал домой, когда его отец был уже серьезно болен.

— Мне нужны деньги, — резко сказал он Кларинде. — Сколько их у тебя припрятано?

— У меня нет денег, — ответила Кларинда.

— Мне не нужны твои грошовые побрякушки, — сказал он грубо, — у тебя есть доступ к арендной плате и другим доходам имения.

— Но их нельзя трогать! — пыталась уговорить его Кларинда.

Он вырвал ключ из ее рук, в то время как она старалась его спрятать, открыл сейф и выгреб все, несмотря на то что она пыталась остановить его.

— Расскажи насчет этого какую-нибудь сказку моему отцу, — глумился он, зная о том, что она не будет расстраивать тяжелобольного сэра Родерика.

На следующее утро, когда, к облегчению Кларинды, Николас объявил, что уезжает в Лондон, она застала его в библиотеке с картиной в руках. Это был Ван Дейк, который, как говорил сэр Родерик, являлся большой фамильной ценностью и передавался из рода в род по наследству.

— Что ты делаешь? — спросила она, прежде чем поняла, что происходит на самом деле.

— Беру то, что мне принадлежит или очень скоро будет моим, — ответил он.

— Но ты не имеешь права брать это, пока отец твой жив, — запротестовала она.

Он посмотрел на нее жестким взглядом, однако губы его скривились в улыбке.

— Ты не сможешь мне помешать!

— Конечно нет — ведь я не имею на это никакого права, — ответила она, — но ты должен понимать, что этого нельзя делать, даже если когда-нибудь эта картина будет принадлежать тебе.

— Маленькая жеманница! — воскликнул он.

Николас положил картину и встал перед Клариндой.

— Я думаю, что, пожалуй, было бы очень мудро жениться на тебе, — сказал он медленно. — Ты бы неотлучно жила здесь и присматривала за поместьем, что, как я вижу, тебе хорошо удается, а я бы развлекался в Лондоне. Я уверен, ты была бы очень удобной женой.

— У меня нет никакого желания выходить за тебя замуж, — быстро ответила Кларинда, — кроме того, я сомневаюсь, что ты способен говорить серьезно.

— Я вполне серьезен! — ответил Николас. — Да, это хорошая мысль. Ты сильно повзрослела за последние годы, Кларинда, и стала такой привлекательной. Этот взгляд недотроги — как он очарователен!

Его глаза сузились, когда он произносил эту фразу, и Кларинда внезапно ощутила опасность. Она повернулась и направилась к выходу из библиотеки, но он схватил ее за руку.

— Девственница! — тихо сказал он сам себе, будто мысль об этом внезапно пришла ему в голову.

— Пусти меня, — сказала она с неожиданным ощущением страха.

— Бойся меня, — попросил он. — Ну, почему бы и нет? Страх зачастую эффективно стимулирует наши желания.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала Кларинда. — Пусти! Ведь твой отец, наверное, нуждается во мне.

— И я тоже! — пробормотал Николас. — И я тоже!

Он отпустил ее руку, она выбежала из комнаты и, удаляясь от него прочь, чувствовала, что боится этого человека так, как никогда в своей жизни не боялась никого.

Очень скоро после этого до нее стали доходить скандальные слухи о Николасе. Сначала она не догадывалась, откуда они исходят, но, судя по замечаниям, которые высказывали слуги, а также по тому, что сэр Родерик был необычайно добр к ней, она поняла, что Николас совершил непростительный грех или преступление.

Это не удивило ее, она всегда знала о его порочности и вновь вспоминала тот ужас, который охватил ее, когда Николас пришел к ней в комнату или когда застал ее в библиотеке и заговорил о женитьбе.

Возможно, все мужчины порочны, думала она.

Возможно, все мужчины испорчены, безжалостны, грубы. Она ненавидела Николаев и ненавидела лорда Мельбурна. Если они так одинаковы в своих сексуальных проявлениях, то не лучше ли женщине, соблюдая все правила приличия, держаться от всех них подальше?

Кларинда вновь и вновь повторяла про себя, что она ненавидит лорда Мельбурна, но все-таки, будучи женщиной, она не могла удержаться от того, чтобы не приодеться как можно лучше к обеду.

Выбор нарядов оказался не слишком велик. У нее было три вечерних платья, что уже несколько лет висели в гардеробе. Сэр Родерик купил их после того, как привезенные из родного дома платья стали ей до неприличия тесны.