— Двухсот? — удивленно уставилась она на него. — Да откуда тебе это, черт возьми, известно?

— Потому что это «Адамс»! — Он уже был доведен до белого каления, и его пыл распространялся на нее через маленькое пространство этого номера, словно волны прилива. — Ты, наверно, полцарства за нее отдала…

— Я вообще ничего за нее не отдавала, — сказал она. — Это книжка Гэрри. А при чем здесь этот Аддамс?

— Книжка Гэрри! — Он сел на кровать. — Значит, у нее оказалась коллекционная книга в редкостно хорошем состоянии.

Лесли нахмурилась.

— Гэрри не коллекционирует антикварные книги.

— Тогда не понимаю. Это — оригинальное издание «Памелы» Ричардсона. Она считается первым сентиментальным романом. Но это еще полдела. Именно эта книга — подарок Джона Адамса жене, Абигайль…

— Джон Адамс! — воскликнула она, и по телу ее пробежала паническая дрожь. — Второй американский президент Джон Адамс? И Абигайль, первая леди?

— Именно так. Это тебе не Билл с Хиллари. Да, Джон и Абигайль Адамс. — Обернув пальцы уголком простыни, он открыл форзац книги и указал ей на надпись: — Видишь?

— Но я-то думала, что это подарок от родственников Гэрри, — прошептала она, буквально прирастая к месту. Ее ноги сделались точно резиновыми. — Я думала, ты говорил о Гомесе и Мортисии Аддамс. У них фамилия пишется с двумя «д».

— Вовсе нет. Существование этой книги — совсем не такой общеизвестный факт, — это тебе не Декларация, подписанная Джефферсоном. О ней известно лишь в кругах коллекционеров. В Темпле у меня есть коллега, который мог бы даже решиться на убийство, лишь бы завладеть ею. Вот так я о ней и узнал.

— Но как она, черт бы ее побрал, попала к Гэрри?

— Ты говоришь, она не коллекционер?

Лесли покачала головой, все еще пребывая в нервном напряжении.

— Она собирает разве что тряпичные куклы. Впрочем, она всегда много читала. Но если бы она собирала что-нибудь подобное, я бы, конечно, знала. Если бы она даже и собирала книги, то не могла бы позволить себе таких редких и ценных экземпляров. Я хочу сказать, таких, которые стоили бы целое состояние, как эта!

— Это частица истории, Лесли, — сказал Майк, благоговейно закрывая книгу. — Это удивительная, прекрасная частица истории долгой любви двух людей, которые посвятили всю свою жизнь друг другу.

— Так как же она оказалась у Гэрри?

— А ты можешь позвонить ей и спросить об этом?

Скрипя зубами от злости. Лесли вскочила на ноги.

— У меня нет ее номера, и я не могу позвонить ей! Она очень спешила, когда звонила мне, а я была в таком состоянии, что спросить ее мне как-то не пришло в голову. — На мгновение она позабыла о злости и призадумалась. — Я даже не могу вспомнить имени ее парня Томми… Терри… не знаю! Наверно, она получила эту книгу в наследство и даже не обратила внимания на то, чем владеет. От кого именно она ей досталась — ума не приложу. Я не знаю никаких ее родственников, которые могли бы быть родней Адамсам. Не думаю, что у нее могут быть какие-нибудь родные из Массачусетса. Но обращаться с редкой книгой так небрежно, это очень даже похоже на Гэрри. — Лесли нахмурилась. — Хотя в ее сумке эта книга лежала в запечатанном пластиковым пакете.

— Достань его и мы положим ее туда.

Она вытащила пакет из сумки. Майк взял его и аккуратно отпустил книгу внутрь. Закрыл пакет на липучки, а потом еще раз разнял и соединил их, проверив, действительно ли пакет цел и надежен для хранения в нем «Адамса».

— Вот здесь, — сказал он, вздохнув, — «Адамс». Не могу поверить, что держу это в руках.

То, как он носится с этой книгой, совершенно забыв о ее присутствии, вызывало в ней некоторое раздражение. Лесли, это глупо! — одернула она себя Ведь, собственно, чего-нибудь в том роде ей и хотелось. Тем не менее было обидно, что он так быстро переключился с одного на другое, ранило ее.

— Надо узнать, не предоставляет ли гостиница сейф своим постояльцам, — сказала она, подумав, что к ней начинает возвращаться здравый смысл.

— Я в этом сомневаюсь.

Звонок в регистратуру подтвердил его правоту. Лесли повесила трубку и не преминула заметить, что Майк обращается с упакованной в пластиковый пакет книгой так же ласково, как обращался с ней.

Мягко… чувственно… и любя.

Неожиданная злость забурлила в ней в ответ на то, что он так быстро позабыл о ее существовании. Она злилась и на книгу. Проклятая книга.

— Возьми ее себе, — отрезала она.

— Что? — посмотрел он на нее с удивлением.

Она вдруг поняла, сколь много из своих чувств открыла ему только что. Ему и себе.

— Я хотела сказать, чтобы ты взял ее к тебе в комнату и держал там, — пробормотала она, решив, что будет лучше, если эта книга останется с ним. Он понимает ее ценность гораздо лучше, чем она. — Если книга останется у меня, я не удержусь от того, чтобы ее дочитать.

— Ну уж этому не бывать! — усмехнулся он. — Я буду держать ее в безопасном месте у себя в номере, пока мы не уедем.

— Пока ты не уедешь. — Вздох, вырвавшийся у нее в этот момент, сделал ее голос еще более низким. Однако он был уже за дверью. И бежал, без сомнения, по коридору, чтобы пускать слюни по «Адамсу». Пожалуй, какой-нибудь постер из «Плейбоя» и то не заставил бы его так быстро забыть с том, зачем он к ней пришел.

Лесли глубоко задышала, и по ее телу прошла дрожь. Чего она хотела? Чего ждала? Все это лишь подтверждает то, что его интерес к ней уже улетучивается.

— Готов улетучиться, — произнесла она почти про себя, решив, что к тому времени, когда он вернется, ей лучше оказаться вне номера.

Она взяла кошелек и спустилась вниз по лестнице, намереваясь пропустить обед, к которому Майк уже скоро должен был выйти, и отправиться в самый приятный из пабов, располагающийся в нескольких минутах ходьбы от гостиницы.


Лесли не пришла обедать.

Покидая ресторан, Майк рассеянно поблагодарил миссис Драго. Он поднялся в комнату Лесли только для того, чтобы убедиться, что она уже успела уйти. Он думал, что, может быть, встретит ее внизу, в вестибюле. Одна из постоялиц, сидевшая обычно за их столиком, сказала ему, что видела, как Лесли выходила из гостиницы. Майк немедленно вышел на улицу, чтобы проверить, на месте ли ее машина. Та была припаркована на том самом месте, где они оставили ее в прошлый раз. Он решил было направиться вслед за ней, чтобы поискать ее где-нибудь в городе, но тут же ему пришло в голову, что такие поиски были бы пустыми и тщетными. Багаж ее в номере, машина на месте, и «Адамс» тоже здесь. Она вернется.

Но почему она ушла? Он надеялся, что лишь по той причине, что миссис Драго собиралась подать пирог со сливками трехдневной давности, а Лесли предпочитала свежие сладости.

После обеда он вышел на улицу, чтобы покурить и подождать ее возвращения. Он попыхивал своей трубкой, и легкий табачный дым с привкусом вишневого дерева приятно обволакивал его рот. Солнце уже почти исчезло за горизонтом, и его красно-золотое сияние медленно вытесняли мягкие серо-голубые тона, столь присущие этим нескольким минутам, что разделяют закат и сумерки. На небе уже можно было различить несколько звезд. Было безветренно. Ни одно дуновение не колыхало листьев на деревьях. Окруженный всей этой красотой, Майк вздохнул. И вздохнул еще раз.

«Адамс».

Это было прекрасно, подумал он, все еще не веря тому, что он держал в руках столь ценную антикварную вещь. Как и записки Джонсона о Шекспире, эта надпись была изюминкой старой вещи. Он думал, сколько же раз Абигайль Адамс перечитывала эту книгу за время своего замужества. Для нее, должно быть, это был подарок на память. Разве не поддерживала ее эта книга в разлуке с мужем? И разве не говорил ей сам Адамс, вручая подарок, что судьба их любви, целомудрия и совести станет им обоим наградой в их жизни? И разве не скрашивал тот подарок одинокие ночи мужу, знавшему, что сейчас у жены — его книга, символ его преданности и любви?

Чарующе, думал Майк, озаряясь счастливой улыбкой. А затем нахмурился. Почему же Лесли до сих пор не вернулась?

Фалмут был достаточно безопасным городком, однако ему по-прежнему не нравилась мысль, что Лесли гуляет одна после наступления темноты. Им ведь еще предстоит разобраться в их отношениях. Открытие «Адамса» увело его несколько в сторону. Интересно, думал он, не являются ли все эти препятствия проклятием, которое на него наложил Купидон? Времени было мало, а после каждых двух шагов, которые он делал ей навстречу, ему приходилось снова отступать на шаг. Тем не менее она доверила ему «Адамса». Это хороший знак.

Наконец в поле зрения Майка объявился предмет его мыслей, который устало брел вдоль дороги к гостинице. Майк улыбнулся и пошел навстречу Лесли.

— Ты не сказала мне, что не пойдешь обедать. — Он не стал прикасаться к ней, поскольку идти к гостинице им предстояло медленно.

— Тогда я еще не знала, что не пойду, — отвечала Лесли, не глядя в его сторону.

Тон ее не был холодным, однако голос выдавал некоторую горечь.

— Не знала, — согласился он. — Лесли, я не хотел тебя ни во что ввергать прошлой ночью…

— Не хотел. Она взглянула на него, а потом вновь отвела глаза. — Я вполне отвечаю за свои поступки. Я понимаю, что могла сказать нет, и, если бы сказала, ты не стал бы… ну, тебе не нужно было бы… словом, ничего бы не случилось.

— Ты права, — охотно начал он, обрадованный тем, что она понимает, как он к ней относится.

— Можешь мне это не втолковывать.

— Не втолковывать? Что? — нахмурился он.

— Во всем виновата только я. В том, что я оказалась потаскухой…

— Лесли! Как ты можешь так о себе говорить? — Он повысил голос, ужаснувшись тому, что ей могла прийти в голову подобная мысль. — Кем, в таком случае, оказался я? Старым развратником? Не представляй дело так, будто мы занимались чем-то непристойным.

— В машине на пастбище? — Она фыркнула. — Майк, я думаю, что мы с тобой просто вписали главу в учебник непристойности.

— Черт возьми, да это было чудесно и естественно.

— Звучит фальшиво.

— Нет, если вспомнить, что ты все время пыталась — и до сих пор пытаешься — превратить это в нечто, подобное пошлому кино. Видимо, придется что-то делать с твоим чересчур стыдливым отношением к тому, что случилось.

Она остановилась у ступенек, ведущих к гостиничному подъезду, и вздернула руку:

— Пожалуйста, Майк. Давай не будем спорить. Это было ошибкой, вот и все. Мы просто были как две овцы, которые заблудились ночью и услышали один и тот же рожок.

— Секс — это не какой-то там проклятый рожок, — резко ответил он.

— Но это и не любовь.

Она поднялась по ступенькам и вошла в здание. Он следовал за ней. Даже разозлившись, Майк не мог не восхищаться ее гладким и стройным станом, плавно переходившим в два округлых изгиба.

— Что ты делаешь? — спросила она, оборачиваясь к нему в тот момент, когда они уже наполовину преодолели внутреннюю лестницу.

— А что ты делаешь? — спросил он, вместо ответа.

— Иду к себе в номер.

— А я иду в свой. Он чуть дальше твоего по коридору, если помнишь.

— Ненавижу, когда за тобой остается последнее слово.

Майк улыбнулся. Хотел бы он знать, как наконец убедить ее в том, что он вовсе к ней не равнодушен. Но каким образом он мог выразить это лучше, чем уже успел выразить? К сожалению, время работало против него, а ведь оно было как раз тем, в чем он так нуждался в этой ситуации. Старое доброе время, которое нужно для того, чтобы люди узнали друг друга лучше.

Когда они добрались до ее комнаты, у Майка вдруг возникла сильная потребность вновь убедить Лесли в том, что весь ход ее мыслей порочен. Однако он сдержался. Он, возможно, и так слишком нажимал на нее, но она оставалась при своем мнении. Возможно, хороший сон ночью — это все, что ей нужно, чтобы вновь обрести какие-то виды на ближайшее будущее. Это было не отступлением в битве, но лишь перегруппировкой. Теперь он опасался одного: как бы Лесли не уехала из гостиницы ночью. Он решил, что обязательно договорится с четою Драго, чтобы они немедленно сообщили ему об отъезде Лесли, как только у том внезапно появится такое желание.

— Спокойной ночи, — сказала она, открывая свою дверь.

— Спокойной ночи, — сказал он, проходя мимо.

Отойдя от ее двери на два шага, он вдруг услышал приглушенное «о, нет!», которое донеслось из ее комнаты.

Сердце его ёкнуло, и он, развернувшись, бросился к ее двери. Заглянул в ее номер и челюсть его отвисла от изумления. Комната была перевернута вверх дном. Из выдвинутых ящиков комода свисала одежда. Ее багаж был в полном беспорядке. Стулья все повалены. Постельное белье сдернули с кровати, а матрац был сильно сдвинут в сторону.