Лесли тихо положила трубку — жест более зловещий, чем если бы она ее швырнула.

— Гэрри не приедет? — спросил Майк.

— Нет.

Она не огрызнулась, и это выдало меру ее отчаяния.

— Подыскала дружка? — отважился он произнести, понимая, что в такую минуту не время ни приносить извинения, ни объясняться.

— Мне кажется, она помешалась от самолетной болтанки, не иначе. Я ее просто не узнаю.

— Похоже, у нас с ней одинаковые проблемы, — задумчиво произнес он, стараясь поднять настроение Лесли. — Но я — здесь…

Она в отвращении запыхтела.

— Майк, будьте другом — ступайте и примите холодный душ.

— Не могу. У меня нет ванны, вы что — забыли? — Он испустил вздох. — Как это несправедливо по отношению к вам. Но зато я здесь, и я буду джентльменом, если это то, чего вы хотите. Буду вам просто спутником, а плюс мои в том, что я хорошо знаю здешние края. Согласитесь, скучно одной. В конце концов, не зря же вы потратили деньги на это турне.

— Благодарю покорно, — ответила она, как он и ожидал. — Я как-нибудь справлюсь.

Она поднялась к себе в комнату, позабыв с недоеденном завтраке. Желудок Майка протестующе заурчал, не позволяя ему последовать примеру Лесли. Кроме того, и комнаты-то у него, но сути, не было.

Он вернулся в столовую, сел на свое место и позвал миссис Драго.

— Моя спутница не очень хорошо себя чувствует, — сказал он. — Не могли бы вы послать кого-нибудь отнести к ней в номер горячего кофе и, если можно, немного рулета и пирожное? Ей надо поесть.

— Разумеется. — Миссис Драго растянула рот в улыбке, как бы одобряя его просьбу.

— А мне принесите яйца и копченую селедку. А потом, может, подыщете мне комнату получше? С кроватью по моим габаритам?

Миссис Драго прыснула.

— Думаю, я смогу что-нибудь для вас сделать, дражайший.

Майк улыбнулся. Он уладит все неприятности с Лесли. Он остается здесь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Я заметил вас, еще когда вы шли от гостиницы.

Лесли наблюдала, как Майк придвинул стул к ее столику в кафе под открытым небом и сел рядом с ней. Они не виделись с момента телефонного звонка Гэрри — уже несколько часов. Да ей и не хотелось его видеть — по разным причинам.

Каков нахал. Заявить, что его устраивает в ней только ее рост! Только рост. Между тем ее в нем привлекало многое. Он нравился ей все больше и больше, несмотря на их очевидную несовместимость. А она приглянулась ему только ростом Что бы он ни говорил. Ее это забавляло, расстраивало и возмущало одновременно.

И она ловила себя на том, что, уединившись в номере после неудачного разговора с Гэрри, она думает только о нем. Она легла на кровать и, совершенно не напрягая воображение, вызывала картины, на которых она и он, дурные от страсти, чуть не вцепились друг в друга, приклеившись друг к другу губами и сплетя ноги…

Ее знобило. Картина была столь яркой и живой в тот момент. Как предсказание, которому суждено сбыться.

— С вас пенни за такие мысли, — сказал он, улыбаясь ей во весь рот.

Она покраснела. И ясно представила себе предательский румянец на лице. Он не мог знать, каковы ее переживания. Не мог.

— Майк, я думала о том, что вы уже, должно быть, отправились в Кембридж, — выдавила она наконец, пытаясь скрыть смущение таким эмоционально-защитным ходом.

— Всему свое время, не волнуйтесь. — Он подозвал официантку и заказал ячменные лепешки, сбитые сливки и чай — в точности все то, что она успела наполовину поглотить. Потом повернулся к ней: — Простите, что как следует не объяснил вам все раньше. Вы мне нравитесь не только за ваш рост, и вы это знаете. Быть может, это было первое в вас, что бросилось мне в глаза, но список ваших достоинств продолжает пополняться, так-то. Лесли Клослоски.

— Правда? — не могла не спросить она, польщенная его откровенным подходом — польщенная тем, что его привлекает в ней кое-что еще помимо отличительного признака, по которому жирафы примечают друг дружку над верхушками баобабов. Неожиданно у нее стало легче на душе.

Он улыбался ей.

— Несомненно. Во-первых, мне нравится разговаривать с вами. Мне нравится показывать вам достопримечательности вроде Серн-Джайнта.

Она опять залилась краской.

Он прыснул.

— Вам он понравился. Не отрицайте.

— Это было довольно-таки… интересно. Но нельзя ли поговорить о чем-то другом?

— Разумеется, можно. К примеру, в Стонхендже у вас был шанс прикоснуться к более платоническому фрагменту истории. — Он прочистил горло и сказал: — Великолепный день, не правда ли? Что вы успели посмотреть?

— Немного. Сходила в замок Пенденнис. Он и на замок то не похож.

— Разумеется, не похож, поскольку это вовсе не замок. Это фортификационное сооружение, построенное Генрихом Восьмым вкупе с фортом-близнецом, что находится по ту сторону залива. Это первое, что было возведено для защиты от испанцев. Вы, наверно, заметили лестницу, спускающуюся в погреб? Какая она узкая по сравнению с лестницами, что ведут наверх? А все потому, что в подвале жила челядь, а наверху — военачальники. Любопытно, насколько классовые различия отразились в таких незначительных деталях, как ступеньки.

— Любопытно, — повторила она, следя за движением его губ. У него и правда великолепный рот — твердые, подвижные губы, чуть подрагивавшие в постоянной улыбке. И еще — прекрасные белые зубы. Должно быть, это неприлично — оценивать человека по его зубам, подумала она. И поняла, что окончательно потеряла голову.

— Вам понравились видео с батальными сценами?

— Я не смотрела видео.

— Не смотрели? — Он задохнулся от негодования.

Она пожала плечами.

— Все, что я успела посмотреть, — это пустой первый этаж. Мне не понравилось, и я ушла.

Тогда вы пропустили самое интересное. Лесли, вам надо было обойти здание целиком, чтобы оценить его достоинства, подметить мелкие детали. Значит, вы не были наверху, там где выставлены плахи?

Выставку плах она не видела, но зато видела ямочку, что возникала и исчезала на его щеке, когда он говорил. Это было тоже любопытно. А он ничего, симпатичный, подумала она. К сожалению, смазливая внешность — маловато для серьезных отношений.

Ее пугало то, что она думает о серьезных отношениях с этим человеком. Ведь он казался ей совсем не парой раньше и не совсем парой — теперь. Они были словно корабли, расходящиеся в ночи. Неразумно отвечать на всякий партнерский гудок. И думать о нем как о некоем предначертанном судьбой партнере — это сущее безумие.

— Откуда вы так много знаете? — спросила она, стараясь переключиться на менее тревожную тему.

— Бывал здесь, бродил повсюду. — Он произнес это, как Хэмфри Богарт в фильме «Мальтийский сокол» — загадочно и многообещающе. — Я исходил полуостров вдоль и поперек и несколько раз бывал в замке Пенденнис. Однажды на Рождество я даже снимал коттедж восемнадцатого века близ мыса Лендс-Энд.

— Должно быть, это было чудесно, — сказала она, в данный момент очарованная тем, как волосы падают ему на лоб. Почти как у мальчишки. «Почти» — и в этом ключ. Никакой мальчишка не был способен поднять в ней уровень гормонов, не говоря уж о том, чтобы вознести его на такую высоту, как это сделал Майк. Когда он воодушевлялся, он приобретал странноватое, чудаческое очарование.

Подоспел его заказ. Он осадил официантку, вздумавшую бросить на него кокетливый взгляд, затем густо намазал лепешку сбитыми сливками, пока та не стала похожа на земляничное пирожное, только без земляники, откусил небольшой кусочек и запил глоточком чаю. Сделав все это, он одобрительно поцокал языком. Лесли не удержалась от смешка. Рассеянный профессор определенно имел слабое место, и этим местом была вкусная еда.

Его желудок явно удовлетворился, и он сказал:

— Кстати, то Рождество прошло довольно скверно. Мы с Дарлин все время бранились.

— Дарлин? — В животе у Лесли возникло неприятное ощущение. У него была какая-то Дарлин? Кто она ему?

Он понимающе кивнул.

— Моя жена.

Жена. Лесли беззвучно выругалась. Все физическое тяготение к нему застыло от одного этого слова. Но что гораздо страшнее, не умерло от него. А должно было. Определенно должно.

— Бывшая жена. Мы уже несколько лет в разводе.

Лесли обнаружила чересчур явное облегчение. Она не должна пытаться узнать о нем слишком много напомнила она себе Излишнее знание порождает близость. А психическая и эмоциональная близость ведет к близости физической. Ей следует быть более бдительной.

К сожалению, она проявляла больше любопытства, нежели бдительности.

Он пристально посмотрел на нее.

— Я никогда вас не спрашивал… То есть, я предположил, что вы не замужем, поскольку путешествуете с подругой, но так ли это? Вы замужем? У вас есть жених?

Она замялась, не зная, стоит ли лгать. Быть может, если он узнает, что у нее кто-то есть, то отступится. Впрочем, Лесли сомневалась, что ей удастся сказать неправду. Лгунья из нее всегда была никудышная.

— Нет. Я, как и вы, разведена.

— Почему?

— Что почему?

— Почему вы развелись?

Он отхлебнул чаю, всем видом показывая, что она может не отвечать.

Лесли опять замялась. В конце концов, это очень личное. Но опять-таки, если он узнает правду, то, может быть, отступится от нее.

— Выяснилось, что я слишком тупая.

Он отхлебывал чай, когда она произнесла это, и тут у него отвисла челюсть и чай вылился изо рта. Майк быстро схватил салфетку и успел промокнуть подбородок, прежде чем капли успели попасть на рубашку.

— Что? Вы это серьезно?

Она пожала плечами.

— Так утверждал муж. Я оказалась чересчур тупа.

— Полагаю, ему не приходилось ездить с вами в машине, — улыбнулся Майк. — Ну и осел.

— Этот осел был моим мужем, — промолвила она, чувствуя, что пора защищаться. Ведь в свое время ее замужество казалось ей благоразумным и здравым шагом.

— Значит, вы совершили ошибку. Все когда-нибудь ошибаются.

Она не любила делать ошибки, вот в чем проблема. И, как принято думать: в настоящей любви не ошибается никто. А ее случай был таков, что настоящая любовь продолжалась полтора года, прежде чем она поняла, что с ее браком творится неладное. Почему-то сочетание «благоразумного и здравого» и «настоящей любви» потерпело фиаско.

— Хватит обо мне. Что приключилось с вашим браком? — поинтересовалась она.

— Выяснилось, что я слишком высокий.

Она изумленно уставилась на Майка.

— Шутите.

— Нет.

— Да шутите же! Слишком высокий, это смешно!

Он покачал головой.

— Нет, не очень. В Дарлин было метр шестьдесят роста, да и то на каблуках. Мы не могли танцевать, потому что она утыкалась носом в самые деликатные места моего тела, а секс был упражнением в воздержании. Видимо, ей надоело вставать на стул всякий раз, как мы целовались. В ее новом муже метр семьдесят, и она с ним счастлива, как кошка. Теперь понимаете, почему я к вам прилепился?

— О, да, — пробормотала она недовольно. — Но я не буду ублажать вас танцами… гм… да и в кровать к вам не вломлюсь. Нет уж, благодарю покорно.

Он улыбнулся, и в глазах у него промелькнуло возбуждение.

— Нет, вы не вломитесь ко мне в кровать, Лесли. Вы, скорее, кровать сломаете.

И тут к ней вернулись давешние картины, на сей раз такие яркие, что она даже ощутила его губы на своих губах, почувствовала, как он целует ее грудь, почувствовала его в себе, настойчивого, любящего…

— Думаю, мне пора.

Это должно стать великим избавлением, иначе останется надеяться только на Бога, подумала она. В тот момент она была готова кинуться в его объятия.

Она начала подниматься, но Майк остановил ее, задержав ее ладонь своей рукой.

— Сядь. Я обещал быть джентльменом, поэтому можешь быть уверена, что я не разложу тебя на этом столе и не начну доказывать теорию на практике, каким бы заманчивым это ни казалось. Кроме того, ты не доела лепешки и не допила чай. Ведь тебе не хочется оставлять такую вкуснятину, верно? В Штатах такого не попробуешь.

Она покорно села, зная, что он не позволит ей уйти. К тому же этот человек проехал с ней пол-Англии. Стало быть, его не остановит короткая прогулка до отеля. Он от нее не отстанет. Она откусила лепешку и обнаружила, что впрямь наслаждается вкусом ноздреватого мякиша и сладких сбитых сливок.

Он улыбнулся ей.

— Даже мама таких не испечет, уж поверь мне.

Этого-то она и боялась, подумала она. Она начала ему верить — и начала любить. Сейчас громадные различия в их жизни почему-то казались несущественными. И не пугала перспектива стать девочкой на ночь для командировочного профессора. Она поймала себя на этой безрассудной мысли, не желая допускать ее глубже в свое сердце.